Заслуженный гамаковод России

Однако добиться этого в далёкой глуши было абсолютно невозможно: какая же биржевая торговля могла существовать в нашем маленьком городке с несколькими маленькими фабриками и заводиком, что-то тайно выпускавшим за высоким забором с натянутой поверху колючей проволокой? Лишь местный филиал областного политеха позволял получить в наших условиях высшее образование, перечень же выпускавшихся специалистов ограничивался инженерными кадрами, что вряд ли могло сильно помочь мне. Совсем другие сферы занимали мои мысли, и совсем другое образование требовалось мне: лишь одно из городских училищ готовило бухгалтеров на смену уходившим старым кадрам, но что могло даже это училище дать человеку с моими планами и задатками! Лишь университет или серьёзный финансовый вуз подходил мне для изучения основ и предпосылок моего будущего успеха и процветания, в которых уже тогда у меня не возникало сомнения. И лишь одно обстоятельство могло помешать мне в достижении цели: общественный строй, не позволявший вздохнуть свободно и давивший в корне любые слишком вольные инициативы.

По словам Марка Игоревича в специалистах такого профиля всё-таки существовала некоторая нужда, однако чрезвычайно сложно было попасть в те заповедные для обычных смертных места, обсиженные выходцами из определённых кругов. Лишь получавшие самое престижное экономическое образование и имевшие высочайшую протекцию могли работать в торговых представительствах государства в других странах, играя роль мелких винтиков в сложном огромном механизме, но результаты их порыва и усилий присваивались этим же государством, не давая им самим почти ничего. Подобная диспозиция никак не могла устроить меня: я ведь собирался сам получать добытые мною блага, пока же вопрос стоял по-другому: как из окружавшей меня нищеты и убожества выбраться в места самые удобные и благоприятные.

Я говорю, разумеется, о Москве: только здесь я мог хоть как-то рассчитывать на приближение к далёкой цели. Лишь пробившись к центру, я получил бы возможность находиться рядом с важнейшими событиями и делами, происходящими в стране, на что уже появились первые намёки и указания. Затеявшаяся перестройка давала мне пока ещё слабую надежду, которая спустя несколько лет превратилась в уверенность, застав меня уже в новом месте и в другом качестве.

Совершенно отдельного разговора заслуживает история о внедрении в самое сердце могучей и обильной родины, но я лишь вкратце остановлюсь на главных моментах. Так и не сумев поступить на экономический факультет областного университета, я провёл два года в армии, где – как ни удивительно это звучит – и смог решить актуальную на тот момент задачу. Удача уже порхала лёгкой пташкой у меня над головой, и именно она и направила меня в воинскую часть, занимавшуюся хозяйственными вопросами и располагавшуюся прямо под Москвой, где уже я сам взял инициативу в свои руки. Результатом стала скоропалительная женитьба, абсолютно неожиданная для всех кроме меня, случившаяся на третий день после долгожданного выстраданного дембеля, когда уже все разъехались по домам и предоставили мне возможность самому решить свою судьбу.

Даже родители невесты оказались в шоке от подобной быстроты и скоропалительности, сразу заподозрив случайную шальную беременность. Однако ничего такого и в помине не было: просто я сразу выставил понравившейся и удовлетворявшей нужным условиям девушке свои условия – отъезд на родину или свадьба – и ничего другого ей не оставалось, как пойти на поводу моих настойчивых желаний.

Оставленный на Урале дом давил на шею тяжёлым камнем, но я постарался отодвинуть от себя всё плохое и сосредоточиться на новой жизни. Окончательно спившийся отец сгинул в холодную ветреную зиму, не сумев в очередной раз добраться домой после бурных возлияний: он замёрз прямо на улице в мягком пушистом сугробе, не защитившем в этот раз от трескучих ночных морозов, и мать так и осталась одна в далёкой уральской квартире. Я даже не смог попасть тогда на похороны: из-за всеобщей спешки мне слишком поздно сообщили трагическое печальное известие, и лишь голый могильный холмик обнаружил я, бросив дела и спешно приехав в родной уральский город.

Дела же мои в столице постепенно шли на лад: открывавшиеся новые перспективы и возможности давали очень многое таким же молодым и целеустремлённым как я, хотя и заставили отказаться от получения высшего образования. Теперь мне приходилось вкалывать, разъезжая в качестве торгового представителя одного маленького кооператива, продававшего наконец прорвавшийся в страну ширпотреб.

Вообще говоря в подобных местах не брали на работу людей с улицы и без высшего образования, но куда им было противостоять моему желанию и напору: нахватавшись из случайных книг и журналов отрывочных сведений, я тем не менее чувствовал себя полностью готовым к повседневной коммерческой деятельности, широким потоком разлившейся по улицам и площадям. Это были уже не грибы и травы: мой вечно набитый дипломат наполняли теперь многочисленные бумаги – плотные прайс-листы, бланки договоров – и самое весомое содержимое: отдельные образцы поставляемых товаров. Куски ткани соседствовали с носками, а отдельные предметы женского белья могли бы навести жену на крамольную мысль об измене, если бы не официальные документы, полностью доказывавшие моё алиби: я был разъездным торговым агентом, снабжавшим многочисленные магазины и магазинчики самыми ходовыми тогда галантерейными и швейными товарами, и именно тогда и началась моя полноценная карьера.

Требовалось обернуться лисой и внушить недоверчивым клиентам, что без предлагаемых мною подштанников магазин прогорит и обанкротится? – и я пускал в ход ум и красноречие, скрывавшиеся до того где-то в подспудных тайниках. Именно такие и только такие подштанники выведут вашу фирму на надёжную дорогу к успеху и процветанию! – вещал я со всей доступной мне горячностью, не забывая также про остальные предметы из длинного наполнявшего прайс-листы перечня: выплачиваемая мне зарплата полностью определялась количеством проданных товаров, и именно о максимальном объёме следовало мне заботиться в первую очередь.

Шедшая в гору карьера могла бы осчастливить кого угодно: получаемых мною денег вполне хватало на семейную жизнь даже без зарплаты жены и её строгих родителей, но я мечтал о большем. Останавливаясь среди бешеной гонки, я утыкался где-нибудь в тихий угол и листал добываемые во всех возможных местах книги и брошюры по экономике: переводимые с английского мемуары биржевых спекулянтов и серьёзные научные исследования давали представление о происходящем в высоких сферах, куда я мечтал всё ещё прорваться, невзирая на расставленные повсюду заборы и препятствия.

Препятствия же обнаружились сразу, как только я переступил порог первой созданной тогда уже биржи. Священное для меня уже несколько лет слово перестало быть ругательным и постепенно входило в повседневный обиход, в особенности благодаря появлению широкой и яркой рекламы на телевидении. Стоило включить ящик: и сразу же вас огорошивало могучее вступление, на фоне которого разворачивались и складывались в определённую последовательность огромные сочные буквы, а утвердительный аккорд под занавес окончательно ставил победную точку – демонстрируя, кто теперь хозяин – вот только в реальности такими могучими редутами и траншеями от всех простых смертных было ограждено так возносимое учреждение, что даже и думать о попадании туда мне было уже слишком страшно.

Разве могли пустить в огромный павильон, утыканный белыми греческими колоннами, человека, не имевшего даже простых обычных жигулей, не говоря уж про собственную фирму и счёт с большим количеством нулей? Я же хотел торговать сам, не прибегая к чужой помощи и посредничеству, но за одно лишь это право требовали выложить столько денег, что лишь многолетняя непрерывная работа могла оправдать их и принести что-то дополнительно.

Заворачивая к зданию биржи, стоявшему в тесном переплетении маленьких московских улочек, я бродил кругами, бросая тоскливые взгляды на вечно наполненные светом окна: там продолжалась настоящая полноценная жизнь, бурные волны вздымались и опадали, не добрасывая до меня даже брызги, и мне оставалось ловить взглядом отдалённые так сильно знаки и сигналы.

И именно тогда я и принял историческое решение, благодаря которому и началась моя настоящая уже карьера и я и стою на высокой трибуне. Легальный путь был извилист и долог, но только так мне можно было пролезть сквозь игольное ушко, отбросив временно все карьерные планы и амбиции: став простым техническим работником биржи, я должен был ждать своего часа, набираясь опыта и знания новой предстоящей мне жизни.

Так я стал уборщиком на бирже: не самый напряжённый режим работы оставлял много свободного времени и пространства, которые я использовал с немалой пользой для себя. Основательно пройдясь со шваброй и тележкой с водой по назначенной мне территории, я тихо вкатывался в главный зал, где и священнодействовали за компьютерами облечённые высочайшими полномочиями: именно эти люди – трейдеры – и делали основную и главную на бирже работу, отдавая окончательные приказы. Внимательность и сосредоточенность не позволяли им отдохнуть или надолго отлучиться отсюда, и именно благодаря этому я и завёл первые связи и знакомства.

Сбегать за пачкой сигарет или банкой пепси-колы в стоявший неподалёку ларёк: на гораздо большее я согласен был пойти ради приобщения к мучавшей меня уже долгие годы мечте. Получая деньги за купленные товары, я жадно прислушивался к повседневному обыденному трёпу, проходившему в профессиональной сфере: меня уже не считали чужаком, особенно если я оказывался без фирменного рабочего костюма, безусловно отделявшего меня от высокой касты избранных. Стоя в добротном тёплом свитере среди более удачливых ровесников, я на самом деле не ощущал их превосходства, и лишь отработанные за долгие годы сидения за мониторами фразы и движения были мне пока недоступны и показывали: кто есть кто в этой жизни.

Вначале я всего лишь прислушивался: для приобщения к среде требовалось во всём ей соответствовать, так что помимо корпения над книгами и учебниками по вечерам я стал осваивать привычные здесь словечки и фразы. Деление всех торгующих на быков и медведей быстро направило меня на верный путь: мир становился глубже и обширнее, он прирастал новыми свойствами и измерениями, делавшими возможным движение не только по прямой, но и зигзагом, по диагонали, и именно такое движение могло дать наилучший результат, непредсказуемый с точки зрения обычной логики. Формальный традиционный подход далеко не всегда объяснял происходившие на бирже подъёмы и падения, заставляя знакомых мне трейдеров грубо ругаться или вертеть пальцем у виска, демонстрируя степень своего презрения происходящим. Они бы точно не стали разгонять до небес негодные дешёвые бумажки, годившиеся по их словам лишь на растопку печек и нагревание сосудов с едой, но именно такая рухлядь и взмывала время от времени ракетой в небеса, почти сразу обрушиваясь на нищую убогую землю. Вовремя закупленные, они могли дать хороший результат, если жадность не овладевала сознанием нагрузившегося: вслед за резким мощным взлётом происходило такое же масштабное падение, и сдуру вляпавшиеся долго потом ныли и зудели, дожидаясь удачного момента, чтобы впарить обнаружившуюся пакость новым доверчивым клиентам.

Однако общая тенденция загибалась явно кверху, и даже такая никому не нужная рвань находила рано или поздно новых покупателей: прошлая вершина становилась новым дном, и бесчисленные невидимые строители возводили на фундаменте старого новое здание, на многочисленных этажах которого находили себе пристанище все встречавшиеся здесь разновидности: шальные интрадейные спекулянты вполне мирно уживались с тяжеловесными долгосрочными инвесторами, а беспомощные новички находили такой же благожелательный приём, как и опытные прожжённые барыги, становясь для барыг удобной питательной средой.

Именно такими умными и пройдошистыми барыгами оказывались работавшие на бирже в многочисленных брокерских компаниях и конторах: лишь прошедшие самую суровую проверку могли рассчитывать на такую престижную и выгодную работу, что многократно усложняло моё положение. Я ведь не мог рассчитывать на чьё-либо весомое участие или помощь, без чего многие работавшие рядом просто не попали бы в узкий привилегированный круг. Дружественные или семейные связи – как и повсюду – многое решали в этих труднопроходимых джунглях, где дёрганье за каждую самую тонкую лиану вызывало длинную цепь шевелений и реакций, так что требовалось очень аккуратно переступать с ноги на ногу, стараясь никого не обидеть и не задеть. Напрасно потревоженные могли стать серьёзными противниками или даже врагами, что могло обернуться совсем уж трагическими последствиями. Господствовавшие нравы не считали чужую человеческую жизнь значительной ценностью, и случавшиеся по велению времени эксцессы иногда добирались и до нашей благополучной гавани. Странные непонятные покушения чередовались с угрожающими звонками активным сотрудникам или руководителям, после чего они исчезали на время или даже навсегда. Благополучно избежавшие опасности долго потом сторонились людей, уклоняясь от активного общения и не доверяя посторонним незнакомым людям. Однако на меня не распространялось такое ограничение: спустя некоторое время я был знаком уже с большинством работавших на бирже специалистов, иногда путавших меня с основными сотрудниками. Я уже внедрился в среду и вовсю осваивал привычный сленг, приучаясь также – пока виртуально – проводить распространённые на бирже сделки.

Абсолютно ничего сложного или незнакомого для меня уже не существовало в процессе биржевой торговли, а я всё ждал свой шанс, счастливый случай, способный перевернуть мир. И я его дождался! Однажды – хмурым днём поздней осенью – в одной из контор на рабочем месте оказался всего один активно работавший трейдер, почти сразу же после прибытия увезённый в больницу с приступом аппендицита, так что владелец конторы собирался уже закрывать заведение по техническим причинам. Но какие-то неотложные дела не пускали его: тоскливо оглядевшись по сторонам, он встретился со мной ищущим взглядом, определившим весь дальнейший ход событий. Я тут же подбежал к нему: регулярно попадаясь ему на глаза в течение длительного времени, я приучил его воспринимать себя как составную часть огромного сложного механизма, и ничего удивительного не было уже в том, что, задав пару вопросов, он пригласил меня за освободившийся так кстати монитор.

И я сразу же показал себя! Назначенные на продажу акции были тут же распределены лесенкой в устраивавшем клиента коридоре: они не спеша продавались, а я уже занимался следующим заказом, покупкой крупного увесистого пакета, где уже невозможно было обойтись без серьёзного технического анализа, к счастью, уже проведённого отсутствовавшими сотрудниками.

Определённые мною заявки вскоре уже мирно дожидались исполнения, а я пустился в свободное плаванье, оставленный на время уже не так волновавшимся руководителем фирмы. Он даже не подозревал – какой ураган вызвал своим опрометчивым решением, но мой единственный шанс заключался именно в том, чтобы показать: как я хочу и могу зарабатывать деньги на бирже, не связанный никакими рамками и ограничениями.

Как же я торговал в свой первый настоящий день на бирже! Металлы и одежда, кирпичи и акции так и летали по всему бескрайнему виртуальному пространству, находя тут же появлявшихся покупателей, сразу же предлагавших более выгодную цену, по которой я тут же и удовлетворял спрос. Я был наконец в родной стихии: стоя у штурвала могучего корабля, я сам управлял движением тяжёлой увесистой махины, послушно лавировавшей среди сумрачных свинцовых волн, почти не зарываясь в них и всё приближаясь к намеченной цели. Цель оставалась пока за горизонтом, но все вокруг знали о её существовании, и любое движение в правильном направлении воспринималось всеми вокруг восторженно позитивно, ещё больше разогревая и подстёгивая стоящего на мостике. Вся сила и ответственность находились теперь во мне, и я не мог не оправдать так неожиданно свалившееся на меня доверие: вспоминая потом уже отдельные конкретные сделки, проворачиваемые мною, я сам удивлялся спустившемуся на меня хладнокровию, победившему дикий азарт и немедленное желание пуститься во все тяжкие! Я полностью созрел для этого дела, что подтвердила сумма на счету, обнаруженная объявившимся спустя три часа руководителем: за промчавшееся галопом недолгое время сумма возросла почти на полпроцента, вызвав у директора фирмы резкий приступ энтузиазма и огромное удивление.

После подобных происшествий люди становятся героями: почти так случилось и со мною, с одним только неприятным исключением. Все видевшие меня до того лишь со шваброй в руках просто не могли поверить в возможность подобного перерождения, причины которого я усиленно пытался донести до общего сознания: а как иначе я мог пробиться к заветной цели, не имея соответствующего образования и связей, и лишь теоретически принимая участие в увлекательном общем процессе? Возникшая сразу же зависть портила мне жизнь и не давала вздохнуть свободно, занимаясь уже любимым долгожданным делом: показав на практике большие способности к биржевым спекуляциям, я сразу же был принят в штат и приступил к активной торговле. Сидя за личным, специально мне выделенным компьютером, я выполнял намеченные задания или пускался в свободное, ограниченное лишь предоставленной мне суммой плаванье: я уже почувствовал бушевавшую вокруг стихию и постепенно приспосабливался к ней, стараясь иногда и сам внести посильный ощутимый вклад.

Нанявшая меня контора входила лишь во второй или третий десяток брокерских контор по значимости, так что я и мои соратники не могли существенно влиять на рынок: лишь отдельные фишки взмывали вверх или грохались вниз по нашему настоятельному желанию. Объединившись с кем-нибудь из проверенных союзников, мы целенаправленно организовывали мощные резкие телодвижения, особенно когда никто не был на них настроен и ждал прямо противоположного. На это стоило посмотреть: за прыгавшими на экране цифрами я ясно видел корчащихся от злобы и невозможности что-то исправить мелких несчастных спекулянтов, чьи стопы-крючки я обрывал могучим крепким тралом, спускаемым с идущего в противоположную здравому смыслу сторону кораблю. Разве могли эти глупые буратины узнать, что за их нехитрой подготовкой давно ведётся целенаправленное наблюдение, по итогам которого и происходит неестественное, направляемое чужой волей движение, опустошающее их карманы и набивающее карманы нам и удачливым опытным барыгам? Но окружавшая нас реальность могла вести лишь к такому исходу: очень быстро бурливший во мне изначально энтузиазм сменился более холодным и трезвым пониманием происходящих процессов, и главное – умение слегка предвидеть и немного подталкивать идущие процессы – выходило на передний план, затмевая всё остальное.

Совсем не так, как я предполагал когда-то в юности, выглядела моя повседневная работа. Получив с утра рекомендации фирменных аналитиков, я усаживался перед расцвеченным яркими красками монитором: уже наполненная кофе чашка ждала меня на блюдечке рядом с клавиатурой, а я разминал мозги и прочищал тот внутренний вибрировавший глубоко канал, который и давал мне возможность возвышаться над всеми и делать часто невозможное.

А кто ведь мог обычными средствами предвидеть жуткое падение одной из перспективнейших «голубишек», без очевидных и видимых причин, открывшихся лишь несколько позже: устроившие сознательный обвал конторы настолько хорошо согласовали предстоящее наступление, что лишь немногие – такие же проницательные как я – сумели даже заработать на неожиданном резком движении. Ещё большую прибыль дало обратное движение к ясным намеченным вершинам, и специально выписанная мне премия подтвердила мой статус в фирме, одновременно создав мне дополнительные трудности. Сквозь поздравления и пожелания я ощущал еле видимые ядовитые эманации, истекавшие из приоткрытых змеиных пастей. Но разве я испугался? Ничего подобного: чувствуя высочайшую поддержку и признание, я в это время уже приступил к выработке своего метода: начитавшись соответствующей литературы, старавшейся найти смысл в хаотичных и более-менее случайных движениях акций, я думал уже про обобщение тех собственных поползновений и движений, которые вели к наилучшим результатам.

Чем же это было? Основывалось ли это на традиционном волновом подходе, дополняясь личными уже накопившимися наблюдениями, вытекало ли из анализа соотношения спроса и предложения, или же было синтезом двух-трёх различных методов и установок, сочленённых в одно целое? Многие хотели бы получить ответ на этот животрепещущий явно вопрос, но кто из присутствующих и внимающих мне знает: сколько это стоит? Сколько стоит талант, помноженный на великую жажду и стремление, возникшие ещё в глухие ничего не значащие годы, которые наконец осели комком в далёком прошлом? И сколько стоят великие прозрения, изредка посещающие лишь некоторых – немногих избранных – и далеко не всегда находящие должную оценку и поддержку?

Точно так же, как великие изобретатели и творцы прошлого, я позабыл тогда про бдительность: слегка расслабившись, я витал уже в высоких эмпиреях, разрабатывая собственную торговую стратегию, когда неожиданно – после двух или трёх неудачных дней на бирже – меня спустили на бедную убогую землю. Состоявшийся разговор с руководителем конторы – ещё недавно так превозносившим меня – имел уже другой характер: поставленные мне в вину ошибки и убытки всячески преувеличивались и округлялись в невыгодную для меня сторону, хотя кто другой при сложившихся тогда обстоятельствах удержался бы на краю пропасти? Выданная мне тут же трудовая книжка уже содержала пункт об увольнении по собственному желанию, подводя черту под моим первым так удачно начавшимся и так подло оборванным восхождением на высокую желанную вершину.

Однако я не растерялся: имея такую ценную для меня запись в книжке, подкреплённую серьёзнейшим уже опытом и положительными результатами, я тут же отправился на поиски нового пристанища. Благо что далеко для этого ходить не требовалось: все значительные конторы и без того сидели в том же помещении, другие же – менее серьёзные – имели с биржей прямые контакты, находясь все вместе в доступном мне справочнике.

Совсем нетрудно было пробежаться по нескольким десяткам уже слегка знакомых мне фирм и организаций: шапочное знакомство со многими брокерами давало мне заметное преимущество, и довольно быстро я уже трудился в том же качестве в новой маленькой фирме.

Являясь достаточно опытным торговцем, я специально выбрал не самую престижную контору: там должны были намного лучше считаться с достигнутыми мною уже успехами, и хотя объём выделенных мне средств не позволял существенно вмешиваться в течение событий, я получил гораздо большие полномочия.

Теперь мне не требовалось ежедневно отчитываться перед руководством за каждую проведённую операцию, оправдываясь за непредвиденные потери и концентрируясь на блестящих успехах и достижениях: в конце дня я распечатывал общий итог, нелегкий баланс моих многочисленных усилий, помогавший фирме подниматься выше и выше. Накопленный опыт вместе с тренированным чутьём не подводил меня и на новом месте: также как и раньше, я заканчивал в плюсе подавляющее большинство мелькавших молниями дней, за которыми терялось всё окружающее. Моя же семейная жизнь – и без того корчившаяся в последних судорогах – окончательно рассыпалась в прах: после постыдного увольнения я быстро собрал вещички и под косыми взглядами родителей жены покинул давно опостылевшую квартиру и супружескую жизнь. Постепенно расползавшийся по швам брак рухнул по причине полного расхождения интересов: меня абсолютно не занимали пустые обывательские фильмы, которые они все вместе – и жена в первую очередь – глотали в остававшееся свободное после работы время. Их же совершенно не заботили возникавшие в моей работе сложности: постоянные задержки допоздна с какого-то момента стали вызывать необоснованные ничем подозрения, выливавшиеся в постоянные скандалы и выяснения отношений, когда мне приходилось в одиночку противостоять злобной троице.

Сняв квартирку, я сразу зажил совершенно другой новой жизнью, почти полностью сосредотачивавшейся теперь на биржевых делах. Приходившая пожилая соседка обеспечивала меня за разумную плату едой и чистой одеждой, в остальном же мне почти не требовалась посторонняя помощь, и я мог с головой окунуться в каждодневные игры и спекуляции. Завязать мамонту хобот узлом, надавать ему по разлапистым ушам, заставить издать трубные звуки – что могло быть радостнее для такого поклонника вольного стиля торговли, когда каждую минуту я был готов подхватить возникавшую внезапно струю в хаотичном бурном море, максимально её продолжая и усиливая! Главное было соскочить вовремя с истончавшегося резкого порыва, чтобы не стать крайним в длинной цепочке переходов и превращений: судьба долгосрочного инвестора, с тоской следящего за усыханием родного депо, совершенно не устраивала как меня, так и руководство брокерской фирмы, и в случае неудачи я недрожащей рукой резал образовавшихся лосей.

Жалко ли мне было бедных глупых животных с влажным взглядом и пухлыми губами? Абсолютно не жалко: я хорошо понимал, что, резко перевернувшись, восстановлю большую часть потери или даже окажусь в выигрыше, так что я всегда смело бросал деньги в топку, разогревая или остужая понравившиеся мне фишки. А как я обожал распродажи: но не те – выдуманные ловкими магазинными торгашами, накрутившими вначале две цены, чтобы потом милостиво сбросить полторы и объявить во весь голос о почти благотворительной акции! Я говорю о распродажах от отчаяния, когда инвестору просто невозможно уже держать давно надоевшие и мало кому интересные фантики, которые он с размаху опускает на тридцать, сорок или пятьдесят процентов. Какая буря поднимается сразу вокруг, и сколько акул – до того снисходительно и насмешливо взиравших на какое-нибудь как бишь его «энерго» – вдруг выплывает из привычных глубин на бедное мелководье! И как же приятно бывает вырвать из-под самого носа такой аппетитный ма-аленький кусочек, который спустя пару недель уже может принести те же самые тридцать, сорок или пятьдесят процентов, заставив неудачников лишь жалко облизываться и кусать локти!

Или же такая бумага как Гамак: многие пытались оседлать сноровистое шустрое создание, и мало кому удалось преуспеть в нелёгком деле. Полёты же в этой – сообразно называемой конструкции – принесли мне немало приятных и радостных минут. Став гамаководом, нет – заслуженным гамаководом! – я сильно поднялся в глазах собственного руководства, а также заметно увеличивал личное депо, не забывая про главное правило в данной ситуации: именно постоянно клубящиеся слухи и откровения главных заинтересованных персонажей являются здесь основными двигателями, все же прочие факторы – включая лежащий в основе фундаментал – явно второстепенны.

Стоило мне взглянуть на бумагу, и – если возникало ощущение близости – то я сразу мог нарисовать её уровни сопротивления и поддержки: я чувствовал её колебания, её нерешительность, непостоянство в желаниях и настроениях, толкающее время от времени из одной крайности в другую. Соответствующие эпитеты приклеивал я тогда к начинавшей вести себя по-свински своевольнице: она становилась тогда откровенной «скотиной», подколодной «гадиной» или мерзкой «стервой», и так же как от женщины – отвечающей подобным эпитетам – от такой бумаги можно было ждать чего угодно.

Вы хотите знать: всегда ли мне везло в схватках с могучими и богатыми, наделёнными почти безграничными связями и деньгами конторами, контролировавшими основной процесс? Главное было – не оказаться у них на дороге, ведь тогда – учитывая разные потенциалы – меня бы быстро довели до банкротства и неизбежного уже окончательного увольнения. «Вы посмотрите, это он разорил такую-то фирму!» – кричали бы мне вслед при неудачнейшем для меня стечении обстоятельств, если бы вообще я смог физически пережить такой конфуз. Но однажды и на моей улице состоялся праздник, когда – совершенно неожиданно для себя и всего руководства – я смог поставить на колени одну из весьма значимых контор. Оказавшись в сложных обстоятельствах, контора по специальным каналам выяснила причину своих последних неудач: а именно устроенный мною вынос так невовремя зашорченных ими акций – и лишь вмешательство сильных покровителей спасло их от неожиданного банкротства. Тайные переговоры – с определением будущих откатов и преференций нашей фирме – добавили нам статуса и денег, а мне принесли известность уже в профессиональных кругах и репутацию грозы всех зарвавшихся легкомысленных трейдеров.

Продолжившиеся вскоре успехи позволили мне поднять и свой официальный статус: в качестве главного трейдера фирмы я занимал уже отдельный, пусть и крошечный кабинет, а все незанятые семейными заботами сотрудницы так и вились вокруг, намекая и провоцируя. Они наверняка думали, что у такого завидного – несмотря на некоторую уже тогда плешивость – жениха имеется огромный счёт в банке, шикарнейшая квартира в центральной части города и адекватная всему этому машина, в то время как на самом деле я продолжал снимать однокомнатную халупу на окраине, а на работу добирался при помощи метро. Я не вёл себя – как они предполагали – вызывающе скромно по каким-то своим внутренним причинам, сознательно умаляя свой статус: все зарабатываемые деньги я пускал в дело, собираясь как можно скорее обзавестись собственным уже жильём, без чего дальнейшая карьера и жизнь лишались надёжности и уверенности.

И ради этой самой надёжности я решил идти по самому проверенному пути: пообщавшись с тремя или четырьмя скользкими увёртливыми личностями, гордо называвшими себя частными маклерами, я решил иметь дело всё-таки с официальными, пусть и недешёвыми специалистами. Конторка – находившаяся неподалёку от основного места работы – в конце концов показалась мне наилучшим из всех возможных выборов, и предоставленный в моё распоряжение риэлтор – шустрая бойкая бабёнка, широко погоняв меня по закоулкам и окраинам великого города, наконец нашла устраивавший меня вариант. Тайное от всех переселение уже в собственное жильё – чтобы не соблазнять и не дразнить менее преуспевших – я провёл в выходные дни: столик с парой стульев, несколько книжных полок с наполнявшими их трудами по экономике и финансам, компьютер и кухонная мелочь составляли нажитое за три года богатство, легко и спокойно разместившееся в грузовой «газели», а после заполнившее неширокое пространство моей личной домашней обители.

Я не слишком тогда сильно праздновал: вынутые ради такого великого дела средства требовалось снова восстанавливать, тем более что квартира требовала ремонта и заполнения другими нужными предметами: целый год потом я был занят закупками мебели для кухни, оборудования для ванной и туалета, и обживанием привезённой наконец под занавес стенки. Дела двигались в нужную мне сторону, рынок рвался в небеса, не считаясь с обыденными бедами и несчастьями, и я весьма серьёзно выигрывал от этого: моё личное депо позволяло мне рассчитывать на покупку ещё одной однокомнатной квартиры или на обмен существующей на большие апартаменты, вот только я не собирался расширять своё присутствие в материальной жизни: мысль о разумном самоограничении в сфере вещественной помогала мне достигать больших успехов в сфере пусть и не духовной, но имеющей всё-таки к ней некоторое отношение. Оперирование абстрактными цифрами и отвлечёнными понятиями позволяло мне не считаться с тем, что вон та вон бензоколонка – с заоблачными ценами и двумя-тремя иномарками на приколе – принадлежит одной нефтяной компании, а расположенная неподалёку и вечно страдающая от пробок и заторов по причине излишней дешевизны – другой, ведь если и та, и другая бензоколонки существовали, значит они были кому-то нужны, и это было правильно.

Заходя в магазины, я мог частенько предвидеть те или иные движения цен, следовавших в фарватере мировых тенденций: ведь если выпадавший в Бразилии неожиданно град уничтожал плантации кофейных деревьев, то совершенно естественно любимые мною сорта кофе подскакивали почти до небес, так же как и небывалый урожай того же кофе гнал цены резко вниз. Последнее, правда, случалось намного реже: слишком уж многие интересы заплетались тяжёлым узлом вокруг хорошо знакомой упаковки: ведь помимо изначального производителя существовала длиннейшая цепь других задействованных персонажей, начиная со скупщиков, транспортировщиков и безусловно коррумпированных местных властей, продолжаясь переработчиками и заканчиваясь обычными торговцами и другими уже властями, также требовавшими своей доли. Усушка цен в одном месте могла элементарно компенсироваться вздутиями в других дислокациях, так что благоприятная изначально конъюнктура не всегда отражалась на ценниках в посещаемых мною обычно магазинах, заставляя ещё более критично воспринимать происходящее вокруг.

Но как ни гениально вёл я торговлю, как ни благоприятствовали мне обстоятельства, откликавшиеся часто на малейший зов, нашла и на меня чёрная полоса, явная компенсация за прошлые успехи и достижения. Выведя уже фирму – с которой я сотрудничал последние благословенные годы – в число самых богатых и преуспевающих, однажды я столкнулся с фатальным невезением, почти смертельной цепью жутких событий и обстоятельств, почти разоривших фирму и давших мне очередной резкий толчок. Я уже чувствовал себя почти богом, способным влиять на многие – если не все – инструменты и всегда оказываться на коне – могучем горячем жеребце, когда неожиданно жеребец понёс, а потом и вовсе выбил меня из седла. Та жуткая неделя, стоившая мне карьеры широко признанного и высокооплачиваемого трейдера, вошла теперь во все учебники и учебные курсы в качестве примера серьёзнейшего манипулирования рынком, разорив много физиков или здорово обесценив их депо, для меня же дело свелось к тому, что всё, что я делал в течение нескольких дней подряд, давало одни лишь серьёзнейшие убытки, заставив меня потерять концентрацию. Стоило мне подхватить набиравших высоту бумаг, как тут же они обрушивались вниз, заставляя – во избежание маржин-колла – избавляться от них с большим убытком. Та же история происходила и с шортами: явно перекупленные фишки – вместо законного движения вниз – совершали странный ничем не оправданный скачок ещё выше, так что я начинал уже терять веру в собственный разум. Разум оказался ни при чём: обнаружившиеся спустя месяц причины и обстоятельства расставили всё по местам, но только для меня это стало слабым утешением. Случившийся с руководителем фирмы разговор позволил мне всего лишь выйти из игры с незапятнанной суровыми записями трудовой книжкой: я уходил из фирмы и из трейдерской профессии сам, ясно сознавая провальное незавидное настоящее и тёмное неразличимое будущее, обеспеченный заработанными на бирже деньгами и бесценным долгим опытом.

Но впадал ли я после такого фиаско в свойственное многим состояние прострации, проявлявшееся в полном безделье и поглощении избыточного количества напитков? Ничего подобного: разобравшись в течение месяца в ошибках и промахах, я некоторое время занимался торговлей в качестве независимого вольного трейдера: надо мной больше не висело вечно недовольное, и при этом почти несостоятельное в профессии начальство, слишком зависимое в свою очередь от различных запретов и ограничений, и я мог торговать абсолютно свободно. Лишь мелкий размер собственного депо неприятно давил и не позволял развернуться в полную немалую силу: теперь я был уже не лошадью, не спеша волочившей телегу в нужном и правильном направлении, а комаром, мелкой мухой, приседавшей на широкий уработанный лошадиный круп и катившей в выбранную лошадью сторону. Слегка покусывая расслабившееся непарнокопытное, я нервно выжидал, готовый в любой момент сорваться и дать дёру – пока лошадь не махнула широким разлапистым хвостом или ездок не двинул мощным упругим кнутовищем – ясно ощущая в то же время преимущества нового положения. Теперь я легко мог проскочить между жерновами крутившейся постоянно деньговыжималки, к созданию и активной работе которой ещё только что имел прямое отношение: зная глубинный механизм конструкции, я хорошо различал приводные ремни и шестерёнки, винтики и рычаги, готовые в любой момент застопорить процесс и развернуть его в обратную сторону. Сидя дома за своим личным компьютером, я упивался любимым родным делом: числа появлялись и исчезали, создавая накатывавшиеся в одну или другую сторону волны, на гребни которых я усаживал своё маленькое скромное состояние, становившееся с каждым движением чуть больше и крупнее. Мне не нужен был больше никто: собственные ум и способности обеспечивали меня теперь большим серьёзным делом и приличными деньгами, и лишь официальный статус безработного слегка тяготил и не давал успокоиться.

Однако, как обнаружилось спустя лишь пару недель, меня не выкинули окончательно из мыслей и планов: пара звонков от хорошо знакомых трейдеров с просьбами дать свои рекомендации и оценки, позже полностью подтвердившиеся, привели к целой лавине подобных же просьб и предложений. Я охотно делился свежими впечатлениями от последних телодвижений бумаг, стараясь сохранить наработанные связи в профессиональной среде, не отторгнувшей меня в реальности. Я подумывал даже об открытии платных консультаций, что совершенно изменило бы мой статус, однако не доведённые до конца мысли и поползновения привели к совершенно другому результату: последовавшее приглашение на собеседование в одну из крупнейших брокерских контор страны закончилось моим назначением в качестве главного аналитика фирмы, подняв меня на недосягаемую прежде высоту.

И вот тут я наконец и почувствовал: что такое слава и величие! Стоило мне обронить пару небрежных фраз по адресу одной фишки, подкрепив их накорябанными на коленке графиками и построениями, и на следующий день меня цитировали уже на всех возможных каналах и использовали во всех мыслимых источниках, подкрепляя слова адекватными действиями. При совпадении прогноза с результатом так приятно было проходиться потом по форумам и чатам, выискивая среди мусора редкие скупые благодарности, но совсем по-другому происходило после моего попадания пальцем в небо, когда я толкал моих поклонников в царство лосей и маржин-коллов.

Сколько самой грубой и нецензурной брани вычищали тогда наши сотрудники из ящиков электронной почты, сразу переполнявшейся злобой и ненавистью: ещё немного, и она не выдержала бы могучего натиска и нажима, но проходило время, и волны спадали и накатывались уже равномерно и упорядоченно на наш высокий защищённый берег. Мы были недоступны для напрасного животного гнева, наносящего лишь мысленные виртуальные удары и повреждения, не задевающие самого главного: тел и кошельков. Разве мог кто-то – в складывавшихся условиях – гарантировать планомерный последовательный рост, приводивший и к соответствующему росту счёта и благосостояния? Так что совершенно логично и естественно было то, что мы объявляли лишь собственное видение рынка, скромно потупив взгляд и скрестив ножки. Почётное право выступать в СМИ в нашей компании принадлежало не мне: обладавший благообразной внешностью заместитель директора умел ещё и красиво изложить и с выгодностью преподнести вырабатывавшиеся совместно рекомендации. Лицо фирмы – было его лицо, меня же никто не изучал пристально: на широких цветных экранах, подставляющих человека под удар или делающих его наоборот известным и популярным. Много есть жаждущих пустой никчёмной славы – всего лишь за сам факт появления с той стороны экрана, которое доступно немногим избранным. Меня же никогда не привлекало беспричинное неоправданное самолюбование: я хотел всегда лишь полагающегося за заслуги и достижения, способные резко возвысить над всеми. Так что когда именно по заместителю директора оказался нанесён страшный карающий удар: я почти не удивился и лишь немного забеспокоился.

Вначале на несколько дней пропавший, а после найденный с переломанными верхними и нижними конечностями, заместитель директора так и не смог объяснить нам внятно причины случившегося несчастья: напавшие на него типы явно жаждали нанести тяжёлые увечья, не вдаваясь в детали и подробности. Не для того они, видно, были посланы, чтобы требовать от него каких-то слов и объяснений, и единственной реальной причиной могла стать служебная деятельность, оставившая кого-то у пустого разбитого корыта.

Но беспокоиться стоило, безусловно, не ему одному: являясь всего лишь яркой и популярной подсадной уткой – привлекающей новых клиентов долгими призывными криками – он не представлял из себя ничего в деле оценки и прогнозирования, чего, безусловно, напавшие просто не знали. Все мы на время затаились и напряглись, усилив охрану на проходной фирмы, хотя и понимая почти полную бессмысленность этого. И опасения полностью оправдались, заставив меня – после всего случившегося – совершить ещё один дикий головоломный кульбит.

До сих пор – как в самом страшном кошмаре – вспоминается мне этот жуткий позорный день, стоивший мне карьеры аналитика, последних остатков веры в человечество и целого набора перебитых переломанных костей. Я не буду демонстрировать вам сейчас до сих пор внятные следы преступления на моём теле, так же как не буду объяснять того, что преступники не были найдены, растворившись на чёрном могучем джипе с ясно видными номерами, оставив меня подыхать в мелком пригородном лесочке. Эти три девятки ясно говорили о неподвластности хозяина машины и заманившей меня в ловушку шикарной ухоженной потаскухи обычным законам и представлениям, так что я просто опишу то, что со мной случилось.