Старые новые сказки

– Мы успели её поймать, – Джун ласково коснулась плеча женщины с кошачьими повадками. – Так что сильно она не пострадала.

– Да, я вижу, – пробормотала Мор, не задумываясь, что её слова могли прозвучать очень грубо. – Кто мог такое сделать?

Резко обернувшись, она в пару шагов преодолела расстояние до Бэла и, отогнув ворот его рубашки, пристально посмотрела на серповидный шрам, не рискуя коснуться его пальцами. Из полумрака пулей пронесся ворон, словно его швырнули, и, ударившись о спину девушки, теперь прикрытую курткой Пола, упал наземь.

– Это что такое? – Дит склонился над птицей и брезгливо поморщился. – Ты куда его отправила?

Мор даже не оглянулась, зная, что в следующее мгновение Малышка Би уже упала на колени перед трепыхавшейся тушкой и повела над ней руками, не касаясь плоти. Затем бережно взяла уже не трепыхавшееся тельце и подняла к груди, закрыла ото всех рыжими волнами волос и принялась тихонько напевать, раскачиваясь из стороны в сторону. Потом резко сжала в руках безжизненную птицу, прижала к собственной груди, пока не раздался хруст ломаемых костей, и пепел не посыпался с её ладоней. Ним помогла сестре подняться, а Мор так и обнимала Бэла за шею, разглядывая шрам.

– Что ты хочешь в нем увидеть? – Джо возник над её плечом и тоже вгляделся в отметину. – Видишь, в центре, такая темная полоса?

Они лукаво переглянулись, и, прежде чем Бэл успел их остановить, одновременно коснулись шрама.

На мгновение всё остановилось: ветер, море, боги и птицы. Затем вернулось движение, но пропал свет. Прямо над ними нависла огромная, темная-претемная волна, живая, трепещущая, воинственная. Словно живая, глядела она на них – Богов! – ставших вдруг крохотными и жалкими.

– Ну нет! – плаксиво протянул Дит, всплеснув руками. – Я слишком молод, чтобы умира-а-а-ать!

– Ты всех нас переживёшь, старый ублюдок, – процедила Ним и схватила сестёр. – Так начнём же?

14.

Огромная тень висела над ними, чуть подрагивая, издавая тягучие утробные звуки. И страх сковал могущественных Богов, хвалившихся своей храбростью и непобедимостью. Ужас стекленил их волшебные глаза, зорче которых было не сыскать во всем белом свете. Даже сёстры отступили, понурили головы: и Война не властна над первородным Хаосом.

Но нашлись и те, кого нежданный гость не испугал: Бэл обошел своих спутников, протянул руку раскрытой ладонью вверх, и Тьма подалась ему навстречу, стелясь к его ногам, как старый пёс. Музыкант позволил сумраку охватить его ноги, обвиться вокруг туловища и зависнуть на уровне глаз, скрытых за грязными, давно не чёсаными волосами.

– Бэл… – выдохнула Ним, не отрывая взгляда от родной фигуры. – Зачем?

– Подойди, – едва заметный кивок головой, и девушка уже идёт к нему, завороженная, и даже могущественным сестрам не удалось её удержать. – Мы понимали всё неправильно.

Остальные застыли, сдерживаемые Тьмой несильно, но прочно. Даже Отец не мог побороть эту силу, поэтому бесился, метал молнии из глаз, но они отскакивали от громадины, не потревожив плотную занавесь. Шрам Бэла начал пульсировать, светиться всё ярче бледно-голубым, а Пол, сжав зубы от боли, припал на колени. На его спине сквозь футболку прорвался огненный серп, прожигая кожу до самых костей.

Богам тоже бывает больно.

Море под утесом клокотало и стенало, бесновалось, как попавший в капкан зверь. Очнулся ветер и протяжно взвыл от боли, начал бросаться, дергать за волосы и хватать за руки. Энлиль, повелитель стихии, не смог с ней совладать, упустил тонкую нить, что испокон веков крепко держал в своих огромных ручищах.

«Так и наступает конец времен»: пронеслось в голове Мор, пока они с сестрой наблюдали, как Тьма ласково разверзла свою черную пасть и поглотила Бэла и Ним. Те стояли плечом к плечу, с таким счастьем на просветлевших лицах, словно снизошла на них величайшая благодать. Впервые за очень долгое время не Мор стала героиней, за судьбой которой все пристально следят.

Не зависть ли это, сестра?

Пропавшие было запахи обрушились на них, как не обрушилась стена мрака перед ними. И среди соли и тины чувствовались кровь, рыхлую землю и удушливый чад древних костров. Но боги с веками стали человечнее – и мелочнее. Потому никто из них, даже мудрый Джо или хитроумный Дит, не догадался об истинном предназначении ласковой темноты.

Пол корчился на острых камнях, царапая об них горевшую неугасающим огнём спину, до крови раздирая ногтями плечи и лицо. Не плоть его жгли, а само естество, вырывая оттуда самую лучшую часть, самую светлую, самую правильную. Сквозь боль он смог поднять голову и увидеть воронову фигуру на месте Мор, рыжую великаншу на месте Би, и абсолютную, невозможную пустоту там, где буквально только что (или прошли столетия?) стоял Бэл.

Первым очнулся Отец: сломав свои невидимые оковы, бросился вперед, но в ответ ему ухмыльнулись голые скалы, припорошенные морем. Ни примятой травинки, ни кусочка грязи с ботинка – ничего. Прекрасный граф схватился за свою роскошную гриву, и благородная личина пошла по швам, рассыпалась древней пылью, обнажив сухие кости старика.

– Что это было? – хриплый, задыхающийся шепот Лелы заставил богов вздрогнуть, обернуться на голос невидящими глазами. – Что нам теперь делать?

– Ничего, – Дит, засунув руки в карманы брюк, не глядя на родственников, направился вглубь острова. – Чего встали? Расходимся, нам тут делать больше нечего.

– Стой, брат, – окрикнул его Отец: – Мы ещё не закончили.

– У тебя есть ответы? Ты можешь объяснить, что произошло? – Мор преградила ему дорогу, крепка держа сестру за руку. – Отец, поделись же мудростью.

– Не время дерзить, – от с лёгкостью оттолкнул девушек и нагнал Дита, успевшего подняться на холм. – Нам нужно держаться вместе. Нужно…

– Слушай, я понимаю, ты привык быть главным, запугивать детишек, пакостить мне, но это… – широким жестом он окинул безжизненные земли вокруг них. – Это переходит все границы. Ты знаешь, что случилось, знаешь все подробности от первой до последней секунды существования мира. Так что не …

– Больше нет, – тихо произнёс Отец, и, когда остальные боги окружили их, предложил свой локоть обессиленной Део. – Будущее туманно, Хаос слишком силён.

Я помню запах её кожи, её пота, мягкость и плавность форм, которые было так приятно обнимать. Когда были только Я и Она. До её появления я был нем и глух, не чувствовал ничего, даже собственные силы не были мне подвластны. Первый огонь топил Великие льды, давая мне жизнь и мощь, но лишь после её Падения я увидел Смысл. Какой же она была высокомерной гордячкой, не могла смириться, что не сможет вернуться домой, в свою небесную обитель. Но что ждало её там, Наверху? Одиночество в пучине облаков. Мы дали начало всему сущему и эфемерному. Создали законы, которые теперь нам неподвластны.

Она долго не могла мне простить, когда я без разрешения вторгся в её тело, зародил в нём жизнь. Одинокий альбатрос пристроился на её колене, свил гнездо, высиживал бесплодные яйца и завистливо глядел на её округлявшийся живот, кожа которого была натянутой, как барабан, блестевшей в лучах равнодушного солнца. Она выдумала эту птицу, создала назло мне, а я не терплю конкуренции. Волны поглотили альбатроса, и безжизненные яйца, последний раз сверкнув покатыми боками, канули в пучину забвения.

Я утешал её, убаюкивал, бережно неся в своих руках сквозь века, а в ответ получал лишь презрение в её тёмных глазах. Её нежная тёмная кожа грубела и морщилась, покрываясь солёными разводами, и мне доставляло несравненное удовольствие слизывать эти причудливые узоры.

Вот если бы мы только вдвоём до самого конца Вселенной! Но я знал, что появление жизни необходимо и неизбежно. Как же она ненавидела меня в момент родов. Ещё бы! Подарить будущее всему сущему – не в песочнице играть. Кстати, о песке.

Вначале был Я один. Безбрежный, неутомимый, великолепный. Не было мне ни начала, ни конца. Или что-то было? Откуда же упала моя Возлюбленная, и существовал ли её Небесный дворец на самом деле? Давайте так: если и было что-то раньше – я затмил собой любые упоминания. Если вы ещё не поняли, то я – Великий Океан, Первоначальный, Первородный. Огни Муспельхейма начали топить мерзлоту Нифльхейма, и так появился я. Таких причудливых имён у них, конечно же, тогда не было, их придумали поклонники моей любимой девочки совсем недавно. Как видите, я иду в ногу со временем.

Ах да, я отвлёкся. Роды были долгими и мучительными: мир разрывал её утробу, безжалостно пробивался к свету, причиняя ей невыносимую боль. Она потом обвинила меня в проклятии, которое постигло женский род, якобы отныне и вовек обречённый на страдания и насилие. В свою защиту могу сказать, что она, как кукушка, бросила на меня Вселенную, сговорилась с потомками того альбатроса (и как они выжили?!) и вернулась в свою Небесную обитель. Вы представляете, как тяжело быть Отцом-одиночкой? Она являлась раз в тысячу лет, навещала детишек с подарками. Конечно, её любили больше, чем меня: Воспитателя и Палача. Но я её не виню: моя драгоценная просто не приспособлена жить с кем-то ещё. Я построил для неё целый мир, а ей оказалась милее старая избушка в Небесах.

– Мама? – Ним следом за Бэлом упала на колени, переводя дыхание после того, как тьма выплюнула их на широком берегу реки. Девушка помогла другу подняться, и вместе они уставились на высокую женщину, стоявшую к ним спиной, кутавшуюся в бордовое покрывало, а сгусток мрака нежным питомцем стелился у её ног.

– Здравствуй, Нимэйн ядовитая, – низкий голос прокатился по песку, заставив сердца молодых богов затрепетать. – Какое же ты непослушное дитя, – она не шевелилась, лишь ветер запутался в её тяжёлых волосах цвета жареных кофейных зёрен.

– Почему я вообще должна слушаться этих старых моржей, – проворчала Ним, и Бэл сжал её холодную ладонь, призывая к молчанию. – Ты же призвала меня не для того, чтобы отчитывать за неповиновение?

– Верно, – рассмеялась Мать и бросила смешливый взгляд блестевших глаз через плечо. – Твой бунтарский дух всегда мне нравился, хотя твоя сест…

– Обязательно всё должно сводиться к Мор? – перебила её Ним, выдернула ладонь из руки Бэла и подошла к Матери, не обращая внимания на взвившуюся тень. – Ну же?

– Я лишь хотела сказать, что твоя сестра всегда перетягивала всё внимание на себя, а тебе приходилось разгребать за ней всё… Как вы теперь говорите?

– Всё дерьмо. Мне приходится разгребать за сестрицей всё дерьмо, – вздохнула Ним и, подняв руку, хотела было коснуться плеча женщины, но передумала. Мать сама схватила девушку за запястье и прижала её хрупкие пальцы к своей щеке. – Мама! – тихо всхлипнув, Ним рухнула на песок и уткнулась лицом в покрывало, скрывавшее женщину от шеи до пят.

– Я готов служить тебе, О, Великая, – медленно подошёл Бэл и склонился почтительно, когда под взглядом Богини исчез его непритязательный образ, на берегу остался лишь великолепный рыцарь в сияющих даже без солнца доспехах. – Озари меня своим светом.

– Вот и наш любимчик, – она нежным, интимным жестом обняла мужчину за шею, впилась длинными светлыми ногтями в светившийся голубым шрам и медленно коснулась его губ: – Нергал, что ты готов сделать ради своей Богини?

И тут Ним надрывно вскрикнула, отпрянула от Матери, поползла спиной вперёд прочь, не отрывая обезумевшего взгляда от лица, гладкого и неживого, как полированное дерево. Девушка едва нашла силы подняться на ноги, заметалась по берегу, но ничего не видела, кроме необъятных пустошей вокруг: водной с одной стороны, песочной – с другой.

– Нет-нет-нет! – Ним споткнулась и полетела носом вниз, мрак услужливо оказался рядом и, подхватив её, подтащил обратно к богине, поймал в свои трепетавшие зыбкие объятья. – Бэл, ты же…

– Кто бы мог его заподозрить? – хмыкнув, Мать шагнула ближе к девушке, не отпуская ладонь Бэла. – Ты и твои сёстры вечно скандалите, устраиваете представления, боретесь не за того брата, – она погрозила пальцем, когда Ним открыла рот, чтобы возразить: – Разве я не права? Пол… Этот лунный мальчик никогда не отличался стойкостью духа. Ещё бы! Столько столетий волочиться за твоей сестрой. Скажи мне, – она погладила девушку по волосам, – Ну же, где та богиня войны, которую я помню?

– Я – лишь её часть, ты сама нас разделила.

– Тогда мне казалось, что это отличный подарок на день рождения, – хихикнула Богиня и легонько толкнула Ним в плечо, отчего та отлетела на несколько метров и, упав, ударилась головой. – Именно поэтому я и не хотела заниматься вами – слишком много хлопот с детёнышами, а вы такие неблагодарные.