Жизненный цикл Евроазиатской цивилизации – России. Том 2

71.1. Роль Церкви в формировании единого Русского государства

В формировании единого русского государства важную роль играла национальная Русская Церковь. Светская и духовная власть на Руси существовали в тесной взаимосвязи и взаимодействии. Государственная власть способствовала распространению христианства, но и согласовывала свою деятельность с установками Церкви. В XI–XII веках православие определяло духовные основы развития системы государственного управления, права и правосознания. Сама Церковь становится в XII веке важнейшим субъектом управления, но в отличие от католицизма непосредственно не вмешивалась в дела светской власти, что соответствовало восточно-христианской государственно-правовой культуре. Церковь играла важную роль и в подъеме Руси. Строились храмы, расширялись церковные земельные владения, на них призывались крестьяне и ремесленники, которым предоставлялись налоговые льготы. Церковь богатела, тем самым содействуя экономическому развитию Руси.

Восточная Церковь выросла из тесного союза со светской властью под впечатлением великих услуг, оказанных ей греческими императорами. Действительно, Константин Великий и его преемники помогли Христианской Церкви стать на ноги, восторжествовать над язычеством, оказывали ей могущественную поддержку в борьбе с многочисленными ересями, обеспечивали ее материально. Константинопольские власти принимали живое участие в делах Церкви, созывали церковные соборы, своим авторитетом давали силу их решениям. Все это воспитало византийское духовенство в чувстве известной зависимости и подчиненности. В их глазах император стал единым законным источником жизни на Земле. Он – ставленник Бога, Его помазанник, верховный покровитель Вселенской Церкви, и за свои действия отвечает лишь перед Богом, вручившим ему власть на Земле. Противодействовать воле императора – значит идти против воли Божьей, совершить тяжкий грех. Сам патриарх совершил бы преступление, если бы допустил себя до подобного шага.

Высокое представление о носителе светской власти перенесено было греческим духовенством и в Древнюю Русь. Русский князь, конечно, не император, но он именно носитель государственной власти, и этого достаточно, чтобы Церковь постоянно проводила в сознание русского общества идею безусловного повиновения своим государям. Уже Владимира Святого епископы величают царем и самодержцем, говоря ему: «ты поставлен от Бога». Лука Жидята так поучал народ: «Бога бойтеся, князя чтите: мы рабы, во-первых, Бога, а потом государя»; та же мысль и в поучении митр. Никифора Владимиру Мономаху: «князья избраны от Бога; Он царствует на небесах, а князю определено царствовать на Земле». Этот взгляд на отношения Церкви и государства постеппнно, не сразу претворялся в жизнь, и видимые его результаты появятся лишь в Московский период. Подобно тому, как «капля точит камень» (gutta lapidem cavat), так и эта идея со временем принесет свои плоды и окажет сильное влияние на рост государственной власти в России. Интересы Церкви и государства тесно переплетаются, они взаимно поддерживают друг друга так, что современники не только не могли различить интересы Церкви и государства, но часто путали их, и не видели различий их целей и интересов. Связь между событиями церковной и политической истории русских княжеств можно обнаружить именно в деятельности высших русских иерархов – митрополитов.

Утверждение удельно-вотчинного строя оказало немаловажное влияние на церковную организацию, которая претерпела существенные изменения сравнительно с теми формами, какие она изначально приобрела на Днепре. Там по преимуществу действовало византийское церковное право, принесенное греческим клиром. В Северо-Восточной Руси византийские церковные нормы сохранились лишь номинально, и под их этикетками сложилось чисто местное содержание; форма церковного господства приобрела феодальный характер и совершенно спаялась в одно органическое целое с формами светского удельно-вотчинного господства.

71.2. Союз между московскими князьями и митрополитами

В XIV веке сложился союз между московскими князьями и митрополитами. Борьба московских князей за права великого княжения вовлекает митрополитов в политику. Чрез это возрастает, еще более прежнего, государственное значение церковной иерархии, а вместе с тем возрастает на Руси и потребность иметь митрополитов из своих русских людей, которые бы беседовали с князьями «усты ко устом». Вследствие этого некоторые поступки митрополитов (такие, как проклятие митрополитом Феогностом Пскова) носили в большей мере политический, нежели церковный характер. Москве, которая только начала возвышение среди других русских городов, для сохранения и упрочения своего приоритета, несомненно, было важно сплотить вокруг себя православные земли и попытаться стать центром такого сплочения, причем не только на светском, но и на церковном уровне. Церконо-ордынские связи митрополитов Киприана и Фотия позволили им задействовать в качестве противовеса католическому наступлению силы Орды, что укрепило внешние политические позиции Московского княжества. Деятельность митрополитов Киприана и Фотия способствовала концентрации власти в руках великого московского князя и формированию традиции передачи власти в прямой нисходящей линии.

Русская Церковь руководствовалась двумя побуждениями, оказывая поддержку московским князьям: одно было идейного, другое материального характера. Русское духовенство воспитано было на византийских образцах; верховная власть для него своим происхождением обязана была Богу, ни от кого и ни от чего не зависела, а также не допускала подле себя другой подобной власти. Русское духовенство было поэтому всегда сторонником единой и самодержавной власти. Вот почему, когда московские князья начали стремиться к единовластию, то стремления их совершенно совпали со стремлениями духовенства. Можно сказать, что вместе с мечом светским, великокняжеским, против сепаратизма удельных князей был направлен крест духовный. Прекращение княжеских усобиц, введение гражданского порядка было необходимо духовенству, не в последнюю очередь, и по соображениям экономическим. Церковная иерархия владела большими земельными имуществами, разбросанными по всем областям Русской земли, поэтому усобицы были для нее разорительны. Да и вообще при существовании уделов Церкви труднее было охранить свои права, тем более, что князья, враждуя между собой, считая все средства дозволенными, не останавливались перед явным нарушением этих прав. Таким образом, одной из причин преданности духовенства интересам и политике московских князей была заинтересованность в тех материальных выгодах, которые оно должно было приобрести от сосредоточения всех владений в руках одного князя.

В связи с проблемой назначения русским митрополитом местного иерарха, а не ставленника Константинополя, возникает вопрос: в какой мере на назначение оказывали влияние светские власти, в частности русские князья? В 30-м апостольском правиле мы читаем: «А еще, который епископ, мирских начальников употребив, через них получает епископство в церкви власть; да будет извержен и отлучен и все сообщающиеся с ним». Как видим, требование весьма категорично и вообще лишает светских правителей участия в выборах и влияния на них. Но на практике в XIV веке это правило не соблюдалось, что подтверждается процедурой выдвижения русских митрополитов.

В 1353 году великим князем Симеоном Ивановичем кандидатом на русскую митрополию был видвинут Алексий. В 1354 году константинопольский патриарх согласился посвятить в сан митрополита Алексия, избранного на Руси великим князем Московским и прежним русским митрополитом, но согласился в виде исключения, «необычного и небезопасного для Церкви», допущенного ради московского князя. Митрополит Алексий, в период правления Ивана Красного и в малолетство его сына Димитрия, фактически возглавлял московское правительство, по сути дела, стоял во главе Московского княжества. Выступая неизменным сторонником московских князей он своим авторитетом поддерживал их и действовал всегда в их пользу. Обладая исключительным умом и способностями, митрополит Алексий пользовался большой благосклонностью в Орде (где он вылечил ослепшую ханшу Тайдулу) и содействовал тому, что великое княжение окончательно закрепилось за московскими князьями.

«В числе тогдашних руководителей делами бесспорно занимал важное место митрополит Алексий, уважаемый не только Москвою, но и в Орде, так как еще прежде он исцелил жену Чанибека, Тайдулу, и на него смотрели как на человека, обладающего высшею чудотворною силою. Под его благословением составлен был в 1364 году договор между Димитрием московским и его двоюродным братом Владимиром Андреевичем, получившим в удел Серпухов. Этот договор может до известной степени служить образчиком тогдашних отношений зависимых князей к старейшему». [Костомаров Н.И.: Том 1, С. 279–280. История России, С. 24449–24450].

Заслуги св. Алексия перед Москвой были так велики, и личность его была так высока, что память его в Москве чтилась необычайно. Спустя 50 лет после его кончины (†1378) были обретены в основанном им Чудовом монастыре в Москве его мощи, и было установлено празднование его памяти. Руководимое св. Алексием русское духовенство держалось его направления и всегда поддерживало московских князей в их стремлении установить на Руси сильную власть и твердый порядок.

Святитель Алексий хотел назначить себе преемником преподобного Сергия, но смиренный подвижник решительно отказался от этой чести. Тогда великий князь московский Дмитрий Иванович в 1377 году выдвигает на митрополию своего духовника и любимца, священника Митяя (Михаила). Избранник московского князя архимандрит Митяй, боясь ехать в Царьград на посвящение, уже с помощью своего покровителя доказывает, что можно вовсе не ездить в Царьград, а получить рукоположение от своих русских епископов, помимо константинопольского патриарха. Идея Митяя насчет его поставления в Москве – это, пример автокефалистских устремлений, которые были обусловлены тем, что именно в это время на Руси происходит подъем национального сознания. Русские осознали, что избавиться от ига татар – это вполне реальная и посильная при умелом подходе задача, решение которой увенчалось победой на Куликовом поле. Русь окончательно встала на путь объединения вокруг Москвы, которая на Куликовом поле, бесспорно, утвердила свое право быть новым центром собирания русских земель.

Причину возникновения подобных прецедентов следует, наверное, искать в особенностях исторического развития церковной организации Византии, в которой имело место сращивание светской и духовной власти. А русские князья, по примеру византийских императоров, пытались влиять на назначение местных митрополитов. Таким образом, можно говорить, что поставление осуществлялось не только на основе канонических предписаний, оно отражало состояние русско-византийских отношений, учитывало мнение великих князей, внутриполитическую борьбу на Руси, а также личность самого митрополита.

71.3. Установление подавляющего авторитета московских князей над русскими митрополитами

В XV веке Русская Церковь была важным фактором в процессе объединения русских земель вокруг Москвы и укрепления централизованного государства. В новой системе власти она заняла соответствующее место. К этому времени в основном уже сложилась система органов церковного управления: епископаты, епархии, приходы. Известно немало эпизодов из истории Руси, когда митрополиты активно выступали и как государственные деятели. Традиционной была их политическая линия, направленная на поддержку московской великокняжеской династии и ее усилий по объединению Руси. Связано это было не только с субъективными симпатиями первоиерархов Русской Церкви, но с твердой убежденностью, что создание могущественного, единого православного государства станет бесспорным благом для Церкви Христовой. В свою очередь, и великие князья выказывали предстоятелям Русской Церкви свою поддержку и уважение, видя в них самых надежных союзников. Нередко митрополиты выступали как душеприказчики московских государей, выполняли важнейшие дипломатические поручения.

В XV веке произошли глубокие изменения внутреннего настроения русского церковного общества, не прибавив, однако ж, ничего к прежнему запасу его понятий и знаний. Усилиями московских князей в продолжение ста лет со времени Симеона Гордого глава русской церковной иерархии стал независимо к Константинопольскому патриарху и перестал ездить в Царьград на поставление. Русь в церковной жизни сделалась самостоятельной поместной Церковью и перестала считаться епархией цареградского патриархата. Вместе с этим внешним обособлением постепенно изменился ее взгляд на себя и на свое церковное отношение к Византии, откуда некогда принесли ей азбуку христианства. Греческие иерархи, занимавшие митрополичью и епископские кафедры в России, никогда не имели ни сильного влияния на господствовавшей здесь общественный порядок, ни большого личного авторитета в глазах русской паствы.

Однако после обретения прав автокефалии власть русских митрополитов в церковном и особенно в политическом отношении, поднявшаяся до того на небывалую высоту, с момента разрыва с Константинопольским патриархом (особенно после Флорентийской унии в 1439 году), быстро упадает, потому что теряет внешнюю могучую опору своей независимости. Над русскими митрополитами быстро вырастает подавляющий авторитет московского князя, который усваивает себе титул царя и соединенную с ним византийскую идею патроната над всеми православными христианами, причем поставление и участь самих митрополитов начинает в такой же сильной степени зависеть от личной воли московских князей, как это было в разрушенном Царьграде. Церковная иерархия, словом и делом воспитавшая московское самодержавие, сама должна была смиренно подклониться под властную руку взлелеянного ею детища.

В период правления Иоанна III Васильевича был утвержден порядок замещения митрополичьей кафедры уже без сношения с Константинополем. При таком порядке великий князь имел сильное влияние на выбор первосвятителя, не стесняемое уже ни влиянием патриарха, ни влиянием ослабевших удельных князей. Так, избрание митрополита Симона, по-видимому, произошло всецело по воле великого князя Иоанна III Васильевича, и только формальным образом было обставлено участием собора епископов. При посвящении Симона в митрополиты впервые был введен особый церемониал поставления митрополита, все обряды и формулы которого, почти буквально скопированы с византийских. Это было продиктовано стремлением придать ему тот же вид, как в КПле совершалось поставление патриархов. В этом следует видеть сознательную цель наглядно показать, что митрополит заимствует свою власть от государя, и что за великим князем закрепляются канонические права византийского басилевса. А.В. Карташев отмечает: «Ясно, что русский чин, начиная с поставления митр. Симона, скопирован с византийского во имя канонической идеи православного царя, в нем воплощенной»[22 - Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. Том I. – Москва, 2006. С. 231.].

Отношение великого князя к митрополитам выражалось в прежних формах: русский первосвятитель призывался на княжеские советы, скреплял подписью княжеские договоры, ходатайствовал за опальных и прочее. Во время борьбы великого князя с последними остатками удельного быта митрополиты, как прежде, усердно действовали в пользу верховной власти. Филипп и Геронтий содействовали великому князю в покорении Новгорода, писали послания о повиновении великому князю в непокорные края – Псков, Вятку и Пермь.

Во второй половине 1470-х годов отношения Ивана III с Русской Церковью осложнились. Дело дошло до открытого конфликта между великим князем и митрополитом Геронтием, пастырем твердым, не боявшимся в случае надобности сказать великому князю решительное слово. Причиной было стремление церковных властителей воспротивиться усилению власти великого князя над Церковью. В ответ великий князь едва не отказал митрополиту от кафедры. Памятниками руководительных отношений Церкви к верховной власти служат два послания к великому князю. Одно от митрополита Геронтия и собора духовенства, другое от ростовского епископа Вассиана – оба на Угру, где великий князь в боязливой нерешительности стоял с полками перед ханом Ахматом. Оба послания возбуждали его к решительному бою за землю Русскую. Но с другой стороны, при Иоанне III, несмотря на его постоянное старание во всем держаться старых форм, под этими формами видим проявления уже новых отношений.

71.4. Установление доминирующей роли государственной власти в отношениях с церковными иерархами

В княжение Василия III Иоанновича, который получил властных полномочий еще больше отца, поставление митрополита происходило даже без соборного избрания, по воле одного великого князя. Митрополитов Зосиму и Симона как указанных великим князем кандидатов пусть и формально, но все же избирали епископы на соборе. После 16 лет первосвятительского служения на московской кафедре митрополит Симона скончался в 1511 году.

Преемником митрополита Симона стал Варлаам, бывший прежде архимандритом московского Симонова монастыря. Поставление митрополита Варлаама (1511) было осуществлено уже простым назначением его на кафедру, которое осуществил великий князь Василий Иоаннович. Митрополит Варлаам в церковных вопросах симпатизировал партии «нестяжателей», не пользовавшихся широкой поддержкой. Он оказывал содействие князю-иноку Вассиану Патрикееву в его полемике против монастырских имуществ, покровительствовал, неприятному тогда для многих сильных людей, Максиму Греку. В сфере гражданской, по словам Н.М. Карамзина, митрополит Варлаам был «человек твердый и не льстец великому князю, ни в каких делах противных совести». Будучи избранником великого князя, митрополит Варлаам, при своем нравственном облике, оказался, в конце концов, совсем не «ко двору» великому князю. Варлаам не мог одобрять всех действий княжеской политики, вследствие чего, и принужден был через десять лет своего правления покинуть кафедру. Княжеская власть в данном случае распорядилась судьбой митрополита так круто, как она ни разу не поступала со времени исключительного случая с Климентом Смолятичем. Великий князь заковал несчастного в железа и заточил Варлаам в Спасо-Каменный монастырь.

На митрполичью кафедру был поставлен (1522) волоцкий игумен Даниил, человек весьма образованный, учительный, искренно преданный верховной власти, но слишком уже подчинявшийся воле властительного и не всегда справедливого великого князя. Ни о каком избрании, в данном случае, источники не упоминают вообще. Искаженное понимание византийского преемства Василием III привело к тому, что в отношении государя к Церкви окончательно закрепился стиль диктата, начало которому положил еще Иоанн III. Вообще же Василий Иоаннович уже вполне сознает себя самодержцем, царем всея Руси, хотя этот титул еще и не закреплен за ним официально. Великий князь не ошибся в своих расчетах, избрав Даниила в митрополиты, в нем он нашел себе усердного политического сподвижника. Даже в личной нравственной жизни митрополита сказался его оппортунистический характер. Строгий аскет в монастыре – Даниил быстро усвоил при новом высоком положении стиль пышной и вельможной жизни: гастрономия в столе, эстетика в одеяниях и помпа при выездах.

Угодничество митрополита Даниила великому князю особенно ярко проявилось в деле незаконного развода великого князя Василия Ивановича с его неплодной супругой Соломонией Юрьевной Сабуровой. В этом случае митрополит оказался не просто изменником своему иераршему слову, но прямым нарушителем церковных правил. Он посылал за получением разрешения на развод великого князя с неплодной женой к восточным патриархам и афонским старцам. Ответ был получен с Востока отрицательный. Тогда митрополит Даниил своею властью и покорного ему собора развел князя с Соломонией и насильно постриг ее в монашество под именем Софии, после чего она была отослана в заточение в Суздальский Покровский монастырь.

В итоге, заняв положение покорного слуги политических интересов правительства, митрополит оказывался бессильным защищать интересы Церкви и иерархии. Его излишняя податливость роняла его же собственный авторитет в глазах заправлявших делами государства боярских кланов и открывала им возможность распоряжаться его судьбой. Иван Шуйский бесцеремонно согнал Даниила, как своего политического врага, с митрополичьей кафедры 2-го февраля 1539 года, и сослал в Иосифово-Волоколамский монастырь, где он прожил еще 8 лет и скончался 22 мая 1547 года.

В период боярского правления на кафедру митрополии был переведен из архиепископов новгородских Макарий. Это произошло в 1543 году, спустя два месяца после изгнания Шуйскими Иоасафа. Макария пригласила на митрополию всесильная партия Шуйских, которая надеялась обрести в нем, как в пастыре дружественного им Новгорода, своего приверженца. После поставления на митрополичий престол Макарий повел политику благоразумной уклончивости от участия в правительственных делах. Он хорошо понимал, что владычество боярщины должно скоро отжить свой век и потому, чуждаясь боярской партийности, старался держаться на нейтральной высоте архипастырского предстательства пред государем за всех гонимых и обидимых.

Казалось, что митрополит Макарий мог бы при своем авторитете благотворным образом повлиять на дурно воспитываемого своекорыстными временщиками отрока Ивана. Вместе с митрополитом Макарием руководителем его сделался священник Сильвестр из Новгорода. Но, видимо, Макарий опасался, что пока продолжается боярская регентура, до тех пор вмешательство в дворцовую жизнь будет всегда грозить ему трагической судьбой его предшественников. При той крайней подозрительности и ревности к власти, какие воспитались в Иоанне Васильевиче под впечатлениями детства, требовалось очень много осторожности со стороны его руководителей.

При всей уклончивости, митрополит Макарий последовательно держался одной политики: всячески служил интересам развития самодержавной власти великого князя. Не вмешиваясь вообще в дело воспитания молодого Ивана, митрополит Макарий, однако постарался внушить ему очень важную для государственной власти идею, именно – идею венчания на царство. В этом отношении он не оправдал надежд Шуйских.

Акт церковного венчания, совершенный митрополитом Макарием над Иоанном IV 16 января 1547 года, представляет знаменательный момент в нашей церковной истории. Посредством венчания на царство Иоанна Васильевича, митрополит надеялся поднять его правительственное самосознание, заставить серьезно приняться за государственные дела и сделать Россию достойной ее нового, высокого звания. Митрополит Макарий не ошибся в расчетах, и, не повлияв в свое время на воспитание юного Ивана, теперь в значительной мере загладил это свое упущение. Ему удалось возбудить в молодом царе благородную ревность о славе своего царского имени, которая должна быть заслужена подвигами государственной деятельности. Восприимчивый и энергичный Иоанн Васильевич сразу вошел в дух тех перспектив власти, которые открыл ему митрополит в царском достоинстве, и решил и сам внутренне обновиться и обновить врученное ему царство.

«Церковь русская, по глубокому убеждению митрополита Макария, стала на земле единственной чистой выразительницей христианской истины, но в то же время продолжала страдать и очевидными бытовыми недостатками. Митрополит Макарий поэтому считал своей жизненной задачей – с помощью царя православного исправить в отечественной церкви все веками накопившиеся в ней недостатки и явить миру все заключенные в ней сокровища и добродетели, чтобы она стала на самом деле достойной своего мирового вселенского призвания»[23 - Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. Том I. – Москва, 2006. С. 255.].

С 1560-х годов последовало удаление прежних советников царя, опалы на разных сильных людей, отъезд князя Курбского в Литву, учреждение опричнины и боярские казни. Среди немалочисленных опал и гонений этого периода митрополит выступал печальником за обидимых, и государь внимал его ходатайствам. Сильвестр не сумел удержаться на своей высоте. Его мелочная и назойливая нравоучительность, о которой можно судить по его «Домострою», неприятно столкнулась со страстной, не терпевшей никаких сдержек природой царя. Митрополит Макарий скончался 31 декабря 1563 года. 24 февраля 1564 года был избран в митрополиты, вероятно по желанию царя, его бывший духовник и протопоп Благовещенского собора, постригшийся в Чудовом монастыре с именем Афанасия. После двухлетнего с небольшим управления митрополией, старец Афанасий добровольно удалился с кафедры снова в Чудов монастырь (16 мая 1566 года).

Ближайшим преемникам митрополита Макария пришлось занимать московскую кафедру в тяжелое время окончательного утверждения Грозным царем своего полного абсолютизма, причем всякая сила, стоявшая на пути к этой цели, неминуемо обрекалась на уничтожение. Исторические традиции не позволяли митрополитам совершенно устраняться от политики, наоборот, обязывали участвовать в ней хотя бы нравственно. К своей теории царской власти, направленной прежде против одних бояр, царь прибавил новые черты, относившиеся к участию в государственных делах духовенства. Свой подозрительный взгляд на бояр Грозный царь перенес и на духовенство. Всякое слово назидания со стороны пастырей церкви или печалования за опальных стали казаться царю уже посягательством на его власть, напоминали ему попа Сильвестра. При самом учреждении опричнины в 1565 году он объявил народу, что положил свою опалу не только на бояр, но и на духовенство за то, что захочет государь наказать бояр – а духовенство их покрывает перед государем.

Вызванный в Москву из Соловецкой обители, и обласканный царской милостью, игумен Филипп сначала отказался от принятия предложенного ему сана, но, будучи понуждаем царем и собором, откровенно поставил с своей стороны условием отмену опричнины. Иван Васильевич разочаровался в кандидате на митрополию, но отложил свой гнев, и дозволил посвятить Филиппа в митрополита также с условием, «чтобы он в опричнину и в царский домовый обиход не вступался и после поставления не оставлял бы митрополии из-за того, что царь не отменил опричнины». И Филипп дал на это свое согласие, после чего и был поставлен в митрополита 25 июля 1566 года.

Гонимые искали заступничества у митрополита, и он обращался к царю с пастырскими увещаниями, неоднократно обращался к Ивану Васильевичу с открытыми обличениями в несправедливых жестокостях. Митрополит Филипп в своем обращении к царю говорил: «У татар и язычников есть правда: на одной Руси нет ее. Во всем мире можно встречать милосердие, а на Руси нет сострадания даже к невинным и к правым. Мы здесь приносим бескровную жертву за спасение мира, а за алтарем без вины проливается кровь христианская».

Для извержения из сана Филиппа был созван собор – позорнейший из всех, какие только были на протяжении всей русской церковной истории. Мужественный святитель, выслушав лжесвидетелей, не унизился до оправданий и прямо начал слагать с себя знаки своего сана. Но торжествующие враги не позволили ему сделать это так легко и просто. После унижений, издевательств св. Филипп был сослан в Тверской Отрочь-монастырь, где через год Малюта Скуратов собственноручно задушил его, сказав монастырским властям, что митрополит умер по их небрежности «от неуставного зною келейного».

После св. Филиппа, при выборе кандидатов на митрополичью кафедру, Иван Васильевич руководствовался тем соображением, чтобы не пускать на этот пост людей родовитых, которые могли бы смотреть на его политику под углом зрения старых аристократических традиций. Так или иначе, но три следовавшие один за другим митрополита конца царствования Грозного уже наложили печать на уста свои и предоставили царю «творить елика хощет».

Еще до воцарения Ивана IV положение русских митрополитов пало настолько, что светское правительство могло по своему произволу удалять их с кафедры, а во вторую половину царствования Грозного царя авторитет русских первосвятителей в этом отношении был принижен до небывалой еще степени. Первосвятителей уже запросто низлагают и побивают камнями, причем даже не законные самодержцы, а мятежные мужики, купленные на деньги временщиков. Такое отношение к Предстоятелю Русской Церкви также весьма наглядно характеризует трагические перемены, происшедшие к середине XVI века в духовном облике русского человека.

«Глава русской церкви, митрополит всея России утратил свой сверхнациональный церковный характер, при котором он был до конца независимым от Московского великого князя, опираясь на происхождение его власти от КПльского патриарха. Став всецело зависимым от царя Московского, он потерял возможность управлять церковью за Московскими пределами, в чужих государствах: литовском и польском. Зависимость митрополита от государственной власти возросла настолько, что он стал ставиться на митрополичий трон и изгоняться с него по одной воле светской власти. Приобретение в конце XVI века русской церковью патриаршего титула ровно ничего не изменило в этом отношении в ее жизни внутренней. Титул ни капли не прибавил власти главе русской церкви и ни капли не ослабил ее полной зависимости от государства. В патриаршем титуле и в горьких подписях под ним восточных патриархов, русская церковь только с запозданием получила официальную печать той автокефалии в канонической форме, которой она фактически жила уже с половины XV века»[24 - Там же. С. 222.].

ОТДЕЛ 19. Процессы и тенденции развития институционально-организационного устроения Русской Церкви

ГЛАВА 72. Процессы и тенденции развития институциональных форм церковной организации Русской Церкви

72.1. Перенесение митрополичьей кафедры в Москву

Примерно с конца XIII – начала XIV века начинается новый период в истории Русской Церкви, он связан с перенесением митрополичьей кафедры из Киева сначала во Владимир-на-Клязьме, а затем и в Москву. С этого времени Москва выдвигается на позиции церковно-религиозного центра Руси, в дальнейшем и России. По мере того как центр политической власти перемещался с юго-запада на северо-восток, где возникали новые сильные княжества – Костромское, Московское, Рязанское и другие, верхушка Русской Церкви также все больше ориентировалась в этом направлении.

Около 1243 года был избран новый митрополит из русских, Кирилл II. Возвратясь из Константинополя со своего посвящения (около 1247 года), он уже не нашел себе безопасного приюта в разоренном Киеве, и должен был выбрать для своего местопребывания другой город. Выбор был между Галичем, столицей южного великого князя, или Владимиром, столицей великого князя северного. Но он не мог еще сделать между ними решительного выбора и, определить постоянное место пребывания митрополичьей кафедры. Все время своего 33-летнего святительства он провел в разъездах по всей митрополии с места на место. Но и в то время было уже видно, что северная столица будет предпочтена им Галичу. Большую часть своего служения Кирилл провел на севере, во Владимире. Преемник Кирилла блаженный Максим, родом грек, прибыл из Греции на Русь в 1283 году и тогда же отправился в Орду за утверждением в своем сане от хана. И он должен был вести странническую жизнь подобно предшественнику, пока в 1299 году совсем и «с клиросом своим» не поселился во Владимире. Митрополит Максим своим служением подтверждает, что его образ управления Русской Церковью остается тем же, что и при Кирилле. В 1285 году митрополит предпринимает дальнее путешествие по русским землям, также повсюду уча, проповедуя и внося исправления в церковную жизнь епархий. Он посетил Новгород и Псков, приходил в Суздальскую землю, к которой тоже, как и Кирилл, начинает наиболее тяготеть. Поначалу Максим не помышлял о переезде во Владимир, о чем свидетельствуют совершенные им хиротонии епископов для Владимира – Иакова (1288) и Симеона (1295).

Летописец рассказывает, что в 1299/1300 году митрополит Киевский и всея Руси Максим, не стерпев насилия татарского, собрался со всем своим клиром и уехал из Киева во Владимир-на-Клязьме. Тогда же, добавляет летописец, и весь Киев-город разбежался. Но остатки южнорусской паствы в то тяжелое время не менее, даже более прежнего нуждались в попечении высшего пастыря Русской Церкви. После разорения Киева полчищами хана Батыя в 1299 году киевский митрополит Максим, переведя епископа Симеона в Ростов, все же решается перебраться из Киева во Владимир. Хотя резиденция Предстоятеля Русской Церкви фактически находилась во Владимире-на-Клязьме, формально местом пребывания кафедры митрополитов киевских являлся Киеве, а митрополия продолжала называться киевской еще более полутора столетий после этого. Владимирская епархия, восстановленная в 1274 году, с этого времени стала основной частью митрополичьего округа. Выбор Максима, скорее всего, диктовался приверженностью Владимиро-Суздальских князей Православию в противовес пролатинским авантюрам Галицких князей.

После смерти Максима в 1305 году началась борьба за митрополичью кафедру между ставленниками разных князей. В результате тонкой политической игры московский князь Иван Калита совместно с митрополитом Петром добивается перенесения кафедры в Москву. Отправленный в Константинополь князем Юрием I Львовичем Галицким на поставление в Галицкие митрополиты, Пётр был поставлен в митрополиты Киевские и всея Руси (1308). Митрополит Петр преемник Максима, странствуя по Руси, проходя места и города, часто бывал и подолгу живал в Москве. Предусмотрев рост роли тогда еще поселка Москвы, как будущего центра, митрополит киевский и всея Руси Петр Ратенский без официального разрешения Константинополя переносит туда из Владимира-на-Клязьме свою резиденцию (1325) и становится вдохновителем московского князя Ивана Калиты, с которым у него завязалась тесная дружба. Случилось так, что в этом городе владыку Петра застигла смерть († 1326).

Преемник Петра митрополит Феогност уже не хотел жить во Владимире, и окончательно поселился на новом митрополичьем подворье в Москве, в новопостроенном Успенском соборе. Таким образом, Москва стала церковной столицей Руси задолго прежде, чем сделалась столицей политической. Перенос кафедры митрополита в Москву способствовал укреплению политической роли московского княжества. Разрешение на перенос митрополичьей кафедры из Киева во Владимир было предоставлено значительно позже. Только в 1354/1355 году константинопольский собор подтвердил перенос кафедры митрополита всея Руси из Киева во Владимир, при условии, что Киев будет «первым ее престолом и первой кафедрой».

Отсутствие единого политического центра несколько замедлило решение вопроса о новой митрополичьей резиденции, потому что политическая неустойчивость заставляла отчасти выжидать и колебаться в выборе. Отсюда некоторый период блуждания митрополитов по русской земле. Затем, когда митрополиты уже избрали северный центр вместо южного, их скитальчество еще несколько затягивается, благодаря временной неустойчивости самого политического центра: Тверь, Владимир, Москва боролись за геополитическое первенство.

Большим успехом московских князей было то, что они приобрели своему стольному городу значение церковной столицы Руси. Лишь только Церковь, в лице ее представителей, митрополитов, почувствовала, что Москва становится прочным оплотом и защитой от внешних бурь и нестроений, так открыто стала на ее сторону и оказала московским князьям на пути к достижению их цели могущественную моральную поддержку, проявляя в этом деле большую энергию. И, подобно тому, как работа самих московских князей отличалась в высшей степени последовательностью и настойчивостью, точно также и русское духовенство, однажды заключив с Москвой союз, никогда ей не изменяло, всегда без колебаний шло с ней рука об руку по общему пути, никогда не сбиваясь и не отступая. Все свои духовные силы, весь моральный авторитет свой Церковь принесла на служение московским князьям, в их врагах видя своих врагов, в их благе – собственное благо.