– Ну вы, прекратите, блин, мешать! – заорал Пашка. – Так мы
до вечера не выйдем! Давай, Витька, не отвлекайся, а кто ещё слово вякнет, тот по башке от меня запросто схлопочет. Все меня поняли?! Ну, слушаем…
– Смотрите, дальше показываю! До кого не дошло, после спрашивайте, когда закончу… Где-то километров через пятнадцать снова будет река, она уже по ширине больше Бадьюшки. Если успеем до темноты переправиться, то на другом берегу заночуем. Оттуда алмазные места уже начинаются, от реки нам ещё шагать и шагать на север, до самой вот этой «белой горы», и тут они будут, заброшенные шурфы – глядите, крестами помечены. Здесь уж, пацаны, тайгу я не знаю, лично сам не был. Говорят, что она в «белую гору» упирается, и где-то там же перевал недалече есть – кто эту карту мне дал, тот говорил. До того места вроде толком никто ещё не доходил, видать, только однажды старатели побывали, думаю – те самые, которые эту карту зарисовали. Другим просто нечего в тех местах делать, незачем ноги бить, потому что ловить не хрен, даже случайных людей наверняка не встретишь. Вот больше поэтому сомненья меня, пацаны, берут, от вас не скрываю – трудно очень будет к шурфам подобраться по одной только хреновой карте. Спросить не у кого, знаки и чёрточки мало-помалу должны довести, конечно, но чем чёрт не шутит: если плутать начнём – сгинем… В посёлке Мошкары, от нас он в десяти километрах, есть большой охотничий кооператив.
В прошлом годе в Мошкарах побывал я у тамошнего другана, Стёпки. Водил он меня пару раз в клуб, где охотники бражничать собираются, ну и я краем уха слышал: болтали они, что недалеко от «белой горы» можно полярных белых волков запросто встретить – стреляй их, сколько утащишь, и от той горы всего-то час лёту на «кукурузнике», и уже Ледовитый океан. Короче, мужики, даст бог, добраться бы, а там уж поглядим. Если алмазов найдём, хотя бы с хорошую горсть, то и хватит нам на всех. Думаю, так…
Витька обвёл взглядом притихших пацанов, в глазах у них было неудовольствие.
– Хм, – неопределённо хмыкнул и присвистнул Пашка, больше ничего не сказав.
– Да какого беса мы в этакую даль потащимся всего из-за горсти алмазов?! Учти проводник, копать будем пока карманы не набьём! – зло высказал Вадик. – И ты нас не пугай, пуганые мы. До самого победного конца попрём, хоть до Северного полюса!
Такое мнение, судя по решительным лицам и упрямым глазам, согласны были поддержать все, кроме Аси. Вовремя подошедшая к пацанам, готовым крупно поссориться, она защитила Витьку-проводника.
– Вы чё, пацаны, вовсе дураки, что ли? Во-первых эту горсть надо накопать сперва, сколько потов с вас сойдёт. И потом, знаете, сколь эта горсть будет стоить?.. Да нам на всю жизнь хватит! Я брату отдам, он из них стоящие бриллианты сделает и сам же толкнёт подороже.
– Не, не хватит! – отрицательно помотал головой Вадик. – Я кабаки шибко люблю, девок опять же, а на них много бабок надо, так ведь, Женька?
– Ой, хи-хи! – хихикнула Женя. – Ну да, конечно, много! Джинсы на «толчке» и то меньше сотки не стоят. В любом случае, чем больше найдём этих самых алмазов, тем лучше.
– А с какой это стати мы твоему братану, Аська, верить должны?! Надует он, как пить дать надует, хотя только одну тебя, может, и нет! – вспылил Пашка, и этим вызвал презрительную улыбку у Аси. Она даже, убрав с плеча его руку, отодвинулась.
У Витьки от Пашкиных злобных выпадов впервые, где-то далеко, в глубине души, шевельнулась предательская мыслишка. Он на мгновение пожалел, что связался с городскими ребятами, соблазнил их в поход к далёким шурфам предков… Наступило неловкое молчание. И ещё неизвестно, чем бы мог закончиться спор, если бы не подал голос Севка, уводя разговор в сторону:
– Вот бы нам, пацаны, подфартило, как в том кино. Все, думаю, не один раз смотрели «Бриллиантовую руку» – всю прошлую неделю этот фильм крутили сразу в двух кинотеатрах: в «Родине» и в «Луче»? Во кинуха, умора, со смеху подохнуть можно! Помните, как главарь контрабандистов клад нашёл, копнул, а клад будто уже ждал, когда его найдут, хотя сам же главшпан драгоценности туда накануне заныкал. Знаю, бред, конечно, но если бы на самом деле так: пришли, копнули там, в шурфе, и нате вам, пацаны, берите, пожалуйста, ваши брильянты!
– Лично мне в картине баба понравилась лёгкого поведения, которая Миронова и Никулина ловила на улочке. Зря они от неё свалили, показали бы народу, как её это… – высказался похотливо Пашка и громко, по-лошадиному гоготнул.
Ася смерила дружка испепеляющим взглядом, и отодвинулась ещё дальше от него, после чего сделала парням предупреждение:
– Давайте, пацаны, без грязных намёков, с вами ведь девушки сидят. И вообще, что-то вы часто материться начали – обойдитесь без мата, друзья!
– Ладно, ладно, учтём! – тотчас же миролюбиво заверил Пашка. —
И насчёт брата своего тоже не бери в голову, Ася, это я погорячился чуток. Хорошо будет, если на самом деле с одной горсти разбогатеем, вот здорово-то, а?! Костюмчик такой же возьму, как у Андрюхи Миронова в кино, и с «бабками» в Гагры фраерком подамся… Ну а ты, Витька, куда свою долю денешь? Вообще, мне кажется, ты немного того, с башкой не очень дружишь, коли нас с собой позвал аж шестерых! Не мог, что ли, потихоньку сам сходить? Ну взял бы в помощь кого-то одного-двух из деревенских, и хорош бы.
– А я, Паша, не жадный! Меня ещё дед, когда жив был, учил, говорил: дескать, будешь Витька жадничать, когда-нибудь да подавишься и сдохнешь и все, кто тебя знал, только одно скажут, что, мол, так ему и надо. А вот почему я с вами? Да всё потому, что мне с вами, городскими, всяко сподручнее. Нашли алмазы, поделили и разбежались. С деревенскими так не получится, с ними только свяжись – на другой день вся деревня узнает, а ещё через день мильтон из райцентра в дом придёт, ласты назад закрутит. Ну, короче, хватит об этом трепаться, выходить нам надо. Рано пока про алмазы вообще говорить: получается, медведь ещё живёхонек, а мы уже сидим шкуру его делим. Я сейчас на реку сбегаю быстренько, берег посмотрю, а вы давайте в темпе палатку разбирайте…
Ребята и девчонки засуетились, забегали. Витька спустился к воде, выбрал за поворотом укромное местечко и опустился на колени. Он несколько минут, задрав голову, смотрел в небо, словно что-то на нём искал. Потом, высунув наружу нательный крест, поцеловал его и, истово перекрестившись три раза, стал шептать молитву Николаю Чудотворцу, хранителю путешественников:
«О Великий Николае Чудотворце, угодниче Божий,
Моли Бога о мне и спутниках моих…
Далее слова его сливались в бессвязный комок, смысл которых был понятен ему одному. Витька просил Святого о помощи, о том, чтобы путешествие за сокровищами прошло мирно…
*** *** ***
Ребята собрались и, хорошо отдохнувшие, споро двинулись дальше, по пути, намеченному проводником. Сам Витька шёл первым, а за ним цепочкой растянулись, сначала девушки, за ними Пашка и остальные трое, поочерёдно меняясь местами – никто из них последним идти не хотел, побаивались. Скоро берег остался позади. Они углубились в густой лес по едва различимой, некогда существовавшей лет десяток назад грунтовой дороге. Теперь она угадывалась лишь по глубоким, заросшим кустарником колеям. Витька был наслышан от деда, что здесь во время войны зеки-поселенцы таскали лошадьми и зачастую на собственном горбу лес. Сплавляли его по реке. Из одной лесной реки брёвна попадали в другую, более глубокую, потом ещё в какую-нибудь, и так благополучно добирались до самой Камы, а уж там из них формировались огромные «кошели». И тогда брал их на буксир катер и волок до самой Перми, или заводил, куда-нибудь попутно, где была возможность доставать брёвна на берег, чтобы потом грузить в вагоны… Нет-нет да Витька оглядывался назад, на девушек. Он замечал, как они стараются изо всех сил не отставать от него, хотя это не всегда у них получалось. Жалеючи их, Витька приостанавливался, поджидал, когда они с ним поравняются, или нарочно сбавлял темп. Примерно после двух с половиной часов сравнительно быстрого хода он объявил короткий привал.
– Ух! – тяжело дыша, ухнул Пашка, скидывая с себя тяжёлую палатку, и, свалившись в траву рядом с ношей, договорил: – Если ещё сегодня столько же пройду, без ног и без шеи точно останусь!
– Да на тебе пахать можно, Паша! – пошутила Ася.
Сейчас же, после шутки, усталости у ребят словно не было. Они разом загалдели, наперебой хвастаясь друг перед другом выносливостью.
– Мне бы сейчас кедровых орешков – подкрепиться, так я бы ещё два раза по столько прошёл без остановки! – хвастливо заявил Воська, за что Вадик тут же презрительно назвал его «шкетом».
Не обидевшись, Воська между тем настырно обратился к проводнику:
– Витёк у нас кедры попутно будут? Смотри мимо них не пройди, не помешает шишками запастись: орехи – продукт питательный, их даже космонавтам дают.
– Нет, Воська, нету. Может, в ближней тайге ещё остались где, но у нас на пути они едва ли есть – все кедры поселенцы угробили. Только и остались те несколько штук, что возле деревни, куда я вас водил. Поселенцам ведь до «феньки», что после них тут останется. Отсидели срок, и домой – в Грузию или Узбекистан, нафиг им сдался Урал! Сам видел, как подъедут к дереву на трелёвочнике, врежут тракторной лопатой по дереву – оно устоит, конечно, хоть и вмятина глубиной сантиметров в десять, а потом всё равно погибает. Что на землю упадёт, то соберут. В наволочку натолкают шишек, и радуются, блин…
– Ты мне про поселенцев так и не рассказал, – напомнил проводнику Вадик. – Помнишь, я тебя спрашивал?
– Да дались они тебе, чё ты пристаёшь к нему?! – вспылила Ася. —
В тюрягу, что ли, собрался? Отстань от него, пусть мальчик отдыхает.
За живое Витьку задела девушка. Она, к которой он относился с откровенной симпатией, назвала его при пацанах приниженно мальчиком. Скорее ей наперекор, чем по собственному желанию, он, удовлетворяя любопытство Вадика, заговорил про поселенцев, вспоминая всё, что когда-то узнавал, общаясь с зеками сам, а большей частью услыхал от родного деда.
– Поселенцы, Вадик, это такой народ, и вольный будто, а на самом деле невольный. Лес же кому-то пилить надо, не больно деревенские в леспромхозы идут – там ведь как папа Карло надо пахать, да ещё того и гляди бревном убьёт. Вот власти и придумали выход из положения: из лагерей стали больше выводить тех, кому сроку два-три года осталось и хорошо себя вели в зоне. Дед мой дятлами их называл и шестёрками, потому что стучали друг на друга «вертухаям» да «шестерили» на них. Короче, большинство выходила на поселение неработь, а нормальных работяг мало было. Что такие людишки наработают? Они только брагу пить мастера, воровать, да в лесу пакостить. Кедр вона весь почитай вывели… – Витька замолчал, лёг на спину и уставился синими глазами в небо, показывая видом, что продолжать разговор на эту тему больше не намерен.
– Н-да, – загадочно произнёс Вадик и, помолчав, добавил: – Теперь ясно, как мой брат поживает. Из зоны написал, на поселение по заслугам отправили.
– Эй, девчата, спели бы для души какую ни то песню, настрой получить на дорогу, – окликнув девушек, попросил Севка, отдыхавший чуть поодаль от всех в ложбинке. Пользуясь случаем, он успел уже стянуть с ног настоящие китайские кеды и подставить их под солнце.
– Во, девчонки! – встрепенулся Пашка. – Спойте-ка «Королеву красоты», её Муслим Магомаев поёт. У нас весь класс, помню, по этой песне с ума, когда-то сходил, твист под неё парни и девки до сих пор «зажигают» на танцплощадках так, что шуба заворачивается!
– Давайте все вместе споём, – предложила Женя, и Ася, мгновенно вскочив с травы, начала задорно петь, пританцовывая.
От её пения на поляне стало будто светлее, а подступавшие к ребятам стеной деревья казались не такими уж таинственно-мрачными. Женя присоединилась к ней и, игриво подмигивая, позвала танцевать проводника:
– Виктор, давай с нами, не стесняйся, давай!..
На несколько минут таёжный уголок превратился в танцплощадку. Танцевали все, кроме Витьки. Кривляться под музыку куда ни шло он ещё мог бы, а вот шейк танцевать по-настоящему не умел. Песню, конечно, про королеву красоты по радио слышал, она ему тоже нравилась. Нравилось ему и смотреть сейчас на танцующих ребят, но, когда песню пропели дважды, шейк сразу закончился.
– Ну как мы, Витёк, танцуем? Тебе понравилось? – хвастливым тоном спросил запыхавшийся Вадик. – А ну-ка покажи, во что ты горазд! Спой хотя бы, если шейк не умеешь.
К Вадику сейчас же присоединились другие, и Витька, поняв, ему не отвертеться, запел то, что он не раз слышал от своих деревенских и хорошо запомнил – любимую разухабистую частушку:
Дорогой наш председатель,
Мы с тобой приятели!
Помнишь, как запрошлым летом