Время жить

Вова из последних сил всё же опахал поле. Доехал до дома и упал измученный на лежак. Сил не прибавилось и на утро. Вова недоумевал: что за ерунда? Неужели из-за того, что опять по голове получил? Ещё в девяносто первом врач предупреждал о последствиях травмы – будут психи, всплески, депрессии, агрессия. Неужели пришло время последствий. Как некстати. Ещё столько надо сделать!

После пожара всегда открытый и веселый Вова стал замкнутым, хмурым, злым. Твердил про месть наркоманов. Опасался за повторный поджог. А ещё у него стал расти живот. Не сказать, чтобы он больше ел. Наоборот, аппетита не было. А пузо дулось. Иногда Галина посмеивалась, что, мол, беременность уже не скрыть. На что Вова обижался и отвечал, что сама ему не родила, вот и приходится за жену «отдуваться». Да ладно с животом, одышка не давала Вове покоя. Даже небольшая нагрузка вызывала чувство нехватки воздуха. Он часто останавливался, чтобы отдышаться. А отёки на ногах к вечеру превращали их в одутловатые колотушки. Вова перестал есть соль, ограничил приём жидкости. Но легче не становилось.

Галя твердила мужу, что с ним творится неладное, что надо ехать в больницу. Но он отмахивался: «Нет времени…». Галя понимала, что и в самом деле, времени Володе осталось немного. Его возбуждение по всякому пустяку, ругань без причины, склонность к бесконечным прожектам на будущее сменились апатией и безразличием. Галя замечала, что муж часто просто сидел без дела и дремал. Его даже не волновала судьба оставшейся от пожара сои. У неё не было времени, чтобы организовать уборку, а у него – желания. В ноябре выпал ранний снег. Но соя не полегла и бобы ещё можно было собрать. На её вопрос о судьбе урожая получала ответ: «Пусть стоит на корню. Будет зимой прикорм фазанам и копытным. Я же их должник…».

Однажды днём Вова высморкался и почувствовал теплую струйку, текущую по верхней губе. Провел ладонью – кровь. Сел, задрал голову вверх, позвал Галину. Она принесла мокрую тряпку, положила на переносицу. Но кровь не останавливалась. Тогда Галина стала засовывать кусочки ваты в носовой ход. Кровь сначала перестала течь, но потом скопилась и пошла ртом. Вова сплёвывал темно-красные сгустки в тазик. Галя безо всяких уговоров усадила мужа в «Короллу» и рванула в больничку.

Бледного и оглушенного Вову госпитализировали сначала в хирургическое отделение центральной районной больницы. А после остановки кровотечения и обследования перевели в терапию. Диагноз поставили быстро – геморрагический синдром на фоне цирроза печени терминальной стадии.

Вова как-то неэмоционально удивился:

– Какой цирроз? Я же почти не пью!

– А желтухой болели?

– Нет…

– А лекарства горстями принимали?

– Да.

– Так это последствия.

– Доктор, сколько осталось?

– Судя по анализам и тому, что начался сильный асцит –месяца три.

– Мне раньше тоже пророчили три года, а я уже пятнадцать лет живу!

– Но дела в порядок на всякий случай приведите.

Вове откачали жидкость из брюшной полости, прокапали белковое питание, поддержали сердечко, и он ожил. Похудевший и бледный он встречал Галю с улыбкой и рассказывал, что составит завещание, что никого не забудет, что хозяйство поделит на равные доли – ей, сыну и дочери. А в глазах его просвечивал чертенок. Ой, не известно, что там будет через день, какие ещё коленца выкинет этот мужичок.

И точно, к моменту выписки он сказал, что домой не поедет, поживёт у дочери. Галя осталась ухаживать за ним. Хозяйство доверила мальчишке Глебу. Будь что будет. Главное было здесь – уходил любимый человек. Завещание оформляли дома. Нотариуса Фаю пригласили к больному в комнату. Они долго о чём-то беседовали, что-то подписывали. Словом, все земные дела Вова успел завершить. Галю попросил кремировать его и прах рассеять над участком. Умер тихо и достойно. Как будто ушел туманным утром в тайгу…

Его родные о кремации и слышать не захотели. На похоронах Галя испытывала такое чувство, что вокруг совсем не близкие, а чужие люди. Они держались особняком, сторонились её. Никто не выражал слов поддержки. А когда огласили завещание, стала понятна причина происходящего. Все имущество было завещано Вовиной дочери от первого брака Оксане. Галя осознала это только через несколько дней, когда на старой «Короллке» без копейки в кармане ехала в город к своей дочери в малосемейную комнатушку.

Сначала её охватила дикая злость. Полтора десятка лет она была рядом с этим человеком. Она посвятила ему свою жизнь. Она жертвовала благополучием детей ради его бесконечных прожектов! Она содержала его хозяйство! Решала все бумажные дела. Спорила и судилась. Стояла за него горой… Молилась на него… Попросил – жизнь бы отдала… А он её так просто предал… Лучше бы убил. Зачем пустил кровоточащим подранком?

В городе Галя не могла ни работать, ни есть, ни спать. Ей казалось, что она сходит с ума. Бесконечная мысленная жвачка о том, что было не оставляла сил ни на что другое. Прошлое пожирало настоящее и лишало будущего. Благо дочь была рядом и как могла поддерживала мать. А она изо дня в день вопрошала Бога, за что ей такая боль? Почему её выбросили, как стреляную гильзу, как свиную шкуру. Вытирайте ноги! Об неё можно! Кто она такая? Кому она нужна?

Истерзанная горем убеждённая атеистка со своей болью пришла в церковь. Послушала священника. Потом пришла ещё. Запали в душу слова служителя о том, что «жизнь – это время испытаний, трудов, скорбей, а смерть – это разрешение от уз плоти”. Значит, время её испытаний ещё не закончилось, и она должна радоваться и тому, что живёт, страдает и тому, что ей предстоит умереть. Вот она, спасительная мысль: «Я тоже умру». Я тоже умру и оставлю всех и всё. И в этом нет ничего необычного. Я тоже умру, и разрубленная напополам душа воссоединится со своей половинкой, которая умерла с ним! Значит, расстались они не навсегда! Надо просто верить. Но и надо что-то делать. Галина вспомнила давнишнее увлечение, нашла нитки и крючок, и сама вышила икону. Потом другую, третью.

Боль притупилась, но мысли о том, почему он обманул её доверие, оставил ни с чем, остались. Она продолжала страдать и плакать. Священник на её вопрос о том, сколько она ещё будет страдать по мужу, ответил просто: «Ты плачешь не по нему. Ты плачешь по себе». И тут Галина задумалась. Она раньше была сильная, наглая, красивая и гордая. Обманывала клиентов, откусывала их бабки. И мужа первого бросила. Оставила ни с чем. Выгнала в пустоту. Забрала квартиру. Ему сказала, что не для себя – для детей. Но и Володя поступил также! А может быть просто всё возвращается на свои места? И нечего обижаться на Вову.

Весной острое желание снова увидеть место своего прошлого счастья стало просто неодолимым. Галя твердила, что ей надо ещё хотя бы раз приехать на участок. Объяснить зачем не могла. Ей казалось, что, побывав там, она поймёт что-то важное для себя. Этот внутренний порыв заставил сесть в машину и гнать за триста километров. Дочь сначала боялась отпускать мать, но потом смирилась. В середине мая Галя подъехала к перекату Гремучего ручья.

Сердце сжалось от боли, когда она увидела, что случилось в её отсутствие. Крепостная Падь превратилась в выжженную пустыню. Лесной пал прошёлся с востока на запад и превратил сопки в головешки. Из черной земли торчали обгорелые стволы дубов и берез. Пал был поздний, а значит, самый опустошающий. Ранний лесной пожар по замерзшей мартовской или апрельской земле не так опасен для леса. А вот майский по растениям с первой нежной листвой – катастрофический, беспощадный, как напалм. Галя смотрела на такие родные до боли деревья. На некоторых висели обуглившиеся первые зелёные листочки. Как жаль, что уже не будет прохладного тоннеля из дубовых крон от ручья до их дома. Уже не услышать шёпота испуганных осин. Деревья уже вряд ли отойдут, оправятся от смертельного шока. Будут стоять чёрными свечками ещё не один год, служа немым укором и взывая к человеческой совести. А потом, так и не дождавшись покаяния, рухнут наземь…

На поляне тоже сгорело всё – и вагончик, и домик. Одиноко торчала труба. Вместо копны сена – куча белесой золы. Как же так? Не стало одного человека – и рухнул целый мир. Она всегда корила Володю за то, что он перебил столько зверья, столько взял от леса! А он говорил, что это подарки природы. Ведь она одаривает тех, кто знает, любит, ценит, а значит, бережёт её.

Галя не выдержала и заплакала. Она поняла, что Володя каким-то звериным чутьём предугадал, что это произойдёт! Он освободил её от ненужных трудов, сберег от боли невыносимой утраты. Он дал ей время жить, жить своей, а не его жизнью. Она шептала в пепел: «Спасибо, Володя, спасибо тебе! Пережить всё это одна я бы не смогла. Прости, что не поняла тебя сразу. Любовь затмила разум. Спасибо тебе, что позаботился о моей душе, которая наконец-то успокоится…»