Время жить

Вова пошел дальше. Удивительно, но чем глубже он заходил в лес, тем более натоптанной становилась тропа под его ногами. Если бы он раньше здесь не был, подумал бы, что скоро будет дорога или село. Но впереди было «бескрайнее море тайги». Тропа явно была набита человеком. Помимо отпечатков обуви попалась пустая пачка из-под сигарет. Странно. Охотник в лесу курить не станет. И ходить туда-сюда по одному месту не будет. Медведь Вову перестал интересовать. Ему надо было разгадать возникшую головоломку.

К основной тропе, которая шла по хребту, подходили тропки поменьше. И она, как река, вбирая в себя эти притоки, становилась более обжитой, нахоженной. Вела не к людям, не в поселок, а в таёжную глушь! Вова шел, а в груди зрело ощущение опасности. Утренний туман скрадывал шорохи от его шагов, но и не давал толком осмотреться. Тропа вела вверх сопки, где туман только сгущался. Вова решил, что пройдёт ещё немного, на вершине отдышится и осмотрится, насколько позволит видимость. Может это пограничники устроили новый дозор? Хоть бы не напороться на наряд. А то собака может порвать. Он в мокрой робе и под марлей запросто за нарушителя сойдёт. Подъем заканчивался. Вова вышел на пологую вершину. И замер. Большая поляна посреди дубового леса была устлана широким брезентовым полотном длиною метров двадцать. Таким накрывают железнодорожные вагоны. Под брезентом толстый слой травы. Точнее листьев конопли! Справа от поляны стоял штабель из белых и синих пластиковых двадцатилитровых канистр с растворителем. Рядом небольшая горка темно-зелёных растительных «вторяков». В глубине поляны виднелись очертания выцветшей брезентовой палатки с наваленной вокруг утварью. Рядом с ней на дубке висел кусок рельса.

«Вот это да!» – ахнул Вова. Он даже представить себе не мог, что коноплю можно заготавливать в таких объемах! Тут её не меньше тонны! И она уже пожухшая, подсушенная. Видимо, на ночь накрывают брезентом, чтобы не отсыревала. А днём раскрывают. На вершине солнышко светит и всегда дует. Сушилка идеальная. Рельса на дубе – как сигнальная рында. А такое количество растворителя нужно только для одного – химку варить. Вот это аптека! Место рядом с границей, глухое. Ни для грибников, ни для охотников непривлекательное. Что там тот «пятак», который Вова перепахал! Капля в море. Значит, бизнес всё же состоялся. И похоже, что заправляет всем Парадива младший. Но один бы он столько не собрал. Значит, тут целый отряд. Плохо дело. Надо как-то выбираться, пока не заметили. Вова стал медленно шаг за шагом отступать назад, внимательно следя за палаткой. И тут под ногой хрустнула сухая ветка. Залаяла собака. В палатке послышалось какое-то шевеленье. Выскочил пес размером с волка и полетел на Вову. Бежать было поздно. Следом за псом появился перепуганный парень. В руках у него был обрез.

– Стой! – закричал он, целясь Вове в грудь.

– Погоди, погоди! Уйми собаку. Не боись. Все нормально.

– Ты кто такой?

– Я – Володя. Живу, неподалёку, в Карантинке.

– А здесь как оказался?

– Медведя тропил.

– Медведя? Без ружья?

– Посмотреть надо было: он один или это мамка с медвежатами. Пасека у меня. Порушат всё. Опусти, парень, ствол. Опусти от греха подальше.

– Не, дядя. У меня инструкция – никого не впускать и никого не выпускать.

– Какие инструкции в тайге? Ты о чём?

– Давай договоримся по-хорошему. Я тебе руки в скотч, и ты тихонечко ждёшь моего начальства. Оно твою судьбу и будет решать.

– А если я не соглашусь?

– Тогда сразу бери вон ту лопату и копай себе окопчик. Я тебя уговаривать не буду. Сначала всыплю из ствола, потом присыплю землицей.

– Понял…

– Вставай к дубку спиной, руки назад.

Вова повиновался. Парень, не опуская обреза, выдернул шнурок из кроссовки и связал Вовины руки за стволом дерева. Капканчик захлопнулся. Бывалый охотник угодил в ловушку. Парень, оставив собаку сторожить, сходил за широким скотчем, дополнительно перемотал запястья. Попросил Вову сесть на землю и примотал тело на уровне груди вместе с рюкзаком к стволу дерева. Затем замотал липкой лентой голеностопы и ушел в палатку досыпать.

Солнце всходило огромным красным глазом, сгоняя туман с хребта в распадки и зарождая лёгкий ветерок. Зашумела листва на деревьях. Вова лихорадочно соображал, как быть дальше. Похоже, что парень ещё поваляется в палатке. Собака, немного порычав на незваного гостя, пошла парню под бок. Значит, она привыкла к тому, что здесь бывает много разного люда. А теперь можно попробовать разорвать скотч. Сейчас не будет слышно шуршания. Вова провернул запястья в противоположных направлениях, чтобы натянуть скотч и попытаться разорвать его. Но широкая пластиковая лента скатывалась в жгут, который скорее перережет кожу и мышцы, чем разорвётся. Можно попробовать перетереть его о неровности ствола дуба. Вова стал двигать руками вверх-вниз, растирая кожу запястий и стремясь порвать скотч. Но дубок был молодой с гладкой корой, совершенно не опасный для скотча, под которым был ещё и шнурок.

Пригрело. Вскоре из палатки вылезли парень и безучастный пес. Они «пометили» одно и то же дерево. Парень стал сворачивать брезент, открывая коноплю для просушки. Затем разжег костер и начал готовить еду. Пес улёгся на пригорке и наблюдал за движениями хозяина, готовый подбежать, как только запахнет съедобным. Вова отметил, что сторож поставил на огонь большой котелок. Значит, к завтраку пожалует много народу. И точно, часам к девяти со стороны поселка по пади Сысоевой стало разноситься тарахтение какого-то трактора. Похоже маленького – китайского производства. Он шел неспешно, периодически завывая от подгазовки на подъемах. Значит, нарки пробили в лесу дорогу к хребту со стороны Сысоевой пади. Поэтому Вова со своего участка никакого движения не замечал. Их разделял перевал. Чуть позже он услышал бодрый рев быстро приближающегося кроссовика. Начальство, видимо, приедет первым.

Техника остановилась ниже палатки. Вова не видел подъехавших, только слышал их шумные голоса, среди которых узнал виноватый голос парня и злой Пародива. Потом к нему подошел сторож с мешком в руках, который натянул на голову пленнику. Вова решил, что это добрый знак, и у него пока есть возможность остаться в живых. В мешке было удобно тем, что мошка не донимала и солнце не пекло. Но дышать было трудно.

По приближающемуся хрусту веток Вова понял, что к нему подходят. Голос Пародива он узнал сразу.

– Дядя Вова, дядя Вова, как ты здесь такой скучный нарисовался?

– Случай, Ваня, случай.

– Что за телегу гонишь? Про твоё куку слышал, но чтобы пятак с конопой запахать! Ты что, отморозок?

– Пришлось, я же обещал.

– А я тебе ничего не обещаю. Ты нас с грибного места стронул. Мы линяем, а ты тут оттянись в полный рост, сука!

Удар по голове был таким неожиданным и сильным, что Вова потерял сознание. Потом оно возвращалось медленно и постепенно. Голова кружилась. Боль переполняла череп, раскалывая его. Вова попытался шевельнуться. Его вырвало прямо в мешок. Кислая рвотная масса стекала по шее. Стало легче, и он погрузился в полудрёму. На поляне царила бурная деятельность. Похоже, коноплю затаривали в мешки, грузили на трактор и куда-то перевозили. Солнце пекло. Было жарко и влажно. Хотелось пить. Вова снова отключился. В себя пришел затемно. В мешке было кисло и душно. Влажные от мочи штаны не спасали от холода, которым тянуло с земли. Голова болела. Слава Богу, что удар был слева, а не по месту трепанации. Иначе он снова – глубокий инвалид или труп. Подвигал конечностями. Они хоть и связаны, но всё чувствуют и шевелятся.

Вечером его хватятся домашние. Хотя возвращаться домой из леса под утро ему приходилось и раньше. Значит по серьезному искать начнут завтра. А что утром взбредет на ум обдолбленным ребятишкам неясно. Лучше бы убраться отсюда по ночному холодку. Хорошо, что сказал Галине, куда пошел. Жаль, забрел далеко. Голова немного прояснилась. Вова стал соображать. У него за спиной рюкзак. Там нож и зажигалка. Но как их достать? Вернее, чем? Связанные руки и ноги для этого пока непригодны. Подвижна только шея и рот. А чем зубы хуже ножа? Вова стал прижимать голову к плечу, стараясь зубами зацепить мешковину. Когда это удалось, он стал пережевывать её. Через час получилось отверстие, в которое протиснул голову.

А теперь уже можно подтянуть верх рюкзака и прогрызть дырку там. Клапан рюкзака не открыть. А достать содержимое можно и через дырку. Вова уцепился зубами за верхнюю часть левой лямки и подтянул рюкзак ко рту. Старая советская брезентуха поддавалась с трудом, но поддавалась! Сверху рюкзака получилось отверстие.

Дальше надо было сделать так, чтобы рюкзак упал на землю прямо к основанию дубка дыркой вниз. Значит, тянуть надо за нижнюю часть лямок, но для этого лямки тоже надо перегрызть. Пара часов работы зубами и брезентовые лямки превратились в объеденные огрызки. Спасибо, что туловище перевязано скотчем. Он не даёт упасть нижним концам лямок и до них можно дотянуться ртом, зацепиться зубами и потянуть. Получилось. Рюкзак стал медленно протискиваться, опускаясь между спиной и стволом дубка. Вова помогал ему, вращая туловищем из стороны в сторону, перехватывая зубами то одну, то другую лямки, оттягивая рюкзак ниже и ниже. Когда мешок повернулся дыркой вниз, Вова стал исполнять ламбаду – шевелить туловищем, выталкивая содержимое рюкзака на землю. Сначала он услышал, как выпал нож, потом шлепнулась зажигалка. Осталось извергнуть кисти рук, завести их за ствол дубка и уцепиться пальцами за то, что попадется. Попалась зажигалка.

Спасительный огонёк сделал то, что не смогли сделать мышцы. Скотч загорелся. стал плавиться, обжигая запястья. Надо было терпеть. А это Вова мог. Когда перегорел шнурок, наступило счастье – освободились руки! Вова нащупал нож и срезал остальные путы. Осмотрелся. Поляна была пустой. Ни брезента, ни заготовленной травы, ни палатки. Только брошенные пустые канистры из-под растворителя белели то тут, то там в ночной темноте.

До рассвета надо уйти. Могут передумать и вернуться. Зачем им свидетель? Страшно пересохло в горле. Болела голова. Вова побрел в сторону Карантинки. В ночном лесу он ориентировался свободно. У него было какое-то особое чутье на пространство. Пройдя по тропе, непроизвольно запоминал её даже не по внешним приметам, а по внутреннему ощущению, складывающемуся из восприятий жесткости грунта, шороха подстилки, окружающих запахов, влажности, степени уклона, времени передвижения, направлению и ещё множеству важных признаков, которые улавливает мозг охотника и игнорирует мозг обычного человека. Когда забрезжил рассвет, Вова уже спускался в долину ручья Гремучего. Скоро он доберется до дома. И в голове завертелась фраза из любимого фильма: «Хорошая жена, хороший дом. Что ещё человеку надо, чтобы встретить старость?»

Галина стала беспокоиться накануне с самого утра, когда проводила мужа в лес. Не хватало, чтобы его ещё и медведь подрал. Мало ему приключений! Весь день, занимаясь делами, она возвращалась к этой мысли. А когда Вова не появился вечером, Галя оседлала Айсберга и отправилась в сопки. Ехала по ручью к перевалу. Кричала, звала. Всё напрасно. Неужели у мужа проснулся охотничий азарт, и он в погоне за зверем заночевал в лесу? С него это станется. Но в последние месяцы Вова сильно ослабел. Ему стало трудно лазать по сопкам. Когда в последний раз ходили за грибами он часто останавливался и отдыхал. Мало вероятно, что сейчас ему по силам длительный переход. Может быть, устал и поэтому заночевал? Но если утром не придёт, Галя решила пойти к пограничникам за помощью. Рано утром она снова поехала к перевалу. В предрассветной тишине её громкое «Во-ва!» разносилось по всему распадку. И вдруг она услышала ответное «Э-э-э! Га-ля!». Погнала коня на крик и вскоре увидела еле передвигавшего ноги мужа с запекшейся на лице кровью.

– Что случилось?

– Встретился с Парадива…

– И что?

– Всё нормально. Живой. Пожалел Ваня дядю Вову…

– Надо заявить в полицию!

– Не надо. Все обошлось. Они ушли. И мне шанс оставили. Так что мы в расчёте…

– И что теперь ничего не делать?

– Почему же ничего? У нас праздник – второй день рождения. Приглашай друзей. Хочу послушать Юрочку Григорова. Больно душевно он поёт про «Журавлей», вернее про мою душу, парящую, над этими сопками.

Конец 2013 года

От повторной травмы Вова отходил долго. В больницу не поехал. За столько лет реабилитации знал, чем надо лечиться не хуже докторов. Отлёживался. Неделю пил обезболивающие, мочегонные травы. Потом перешел на китайские «Болюсы Хуато» и успокаивающие отвары мяты и пустырника. Уж больно стало его всё раздражать. И даже Галина, на которую свалилась забота о хозяйстве и подготовка к зиме. Пока Вова ничем не мог помочь ей. Когда поднимался с кана – начиналось сильное головокружение. Усилилась слабость. За день пустого лежания накапливалось раздражение, и к вечеру Вова срывался на жену. Но легче не становилось. Она в страшном замоте просто игнорировала его истерики, чем ещё больше взвинчивала мужа. В сентябре показалось, что болезнь отпустила, но к октябрю Вова снова слёг.

Галина не могла понять, в чем же дело, почему он так изменился? Объяснить все положением дел нельзя. Пшеницу убрали. Сено заготовили. Дров привезли. Осталась только соя, которую убрать не сложно. Но она терпит, на стебле хорошо высохнет. Её можно и по снегу смолотить. Лишь бы кабаны потраву не учинили. А так всё нормально. Если бы не Вовино состояние.

Не понимал его и сам Володя. Всё было как прежде. Но ничего не радовало. Вова решил, что надо ему попить своего волшебного лекарства, сделанного из выращенного женьшеня. Он ещё в сентябре прошелся по своим укромным распадкам, выбрал корень посолиднее. Сделал настойку. Попробовал попить, но эффекта не почувствовал. Наоборот, после неё так скрутило живот, что думал в больничку придётся ехать. Силы уходили катастрофически.

В конце октября выдалась сухая и теплая погода. Пришла приморская золотая осень. Вова грелся на солнышке. Жена с Глебом управлялись по хозяйству. И вдруг Вова заметил, что всё окружающее приобретает желтоватый оттенок, словно лучи солнца проходят сквозь цветное стекло. Заметил, что солнце погружается в дымку. Неужели пожар? Окликнул Глеба, попросил его залезть на сопку и рассмотреть, что произошло. Когда Глеб закричал, что идёт пал от проселка в их сторону, Вова понял, что скоро огонь выйдет на соевое поле, а потом перекинется на всю Карантинную падь. И прощай пятнадцать лет возделывания плантаций амурского бархата и лимонника, прощайте заросли винограда и посадки женьшеня.

Обо всём этом Вова думал уже когда несся на «Беларусе» с подвешенным плугом наперерез линии огня. Загорелось от проселка. Значит, кто-то специально поджог придорожную траву, чтобы огонь пошел на поле. Заехать бы на дорогу, рассмотреть следы! Да некогда. Ветер дул порывами с юго-востока и не собирался стихать. Слева от поля – дорога к участку. Она примыкает к проселку. Там огонь не пройдёт. Справа пшеничная стерня. Там тоже гореть нечему. А вот прямо – сухая соя на корню и в сорняках. Просто порох! Надо успеть перепахать полосу поперек поля. А это почти километр. Вова опустил плуг и дал газу. За лето земля пересохла, поддавалась плохо. Трактор шел тяжело, злобно рыча, поднимая облако пыли. А огонь все приближался и приближался. То ровной полоской медленно пожирая поле, то ярким языком вздымаясь вверх и вырываясь далеко вперед. Огонь шел на трактор. В кабине становилось жарко. От дыма слезились глаза. Было трудно дышать.

Вова подумал, что зря пожалел сою, надо было просто опахать западный край поля. Было бы больше времени пройти этот километр. А огонь уже подошел к колесам. Пришлось свернуть с прямой и брать по линии огня, запахивая его в сухой суглинок. Больше половины уже пройдено. Осталось совсем немного. Метров двести. Но огонь всё время опережал. Борозда из прямой и короткой становилась овальной и бесконечно удлинялась. Она стала подниматься на небольшой взгорок. Вова знал, что на взгорках задувает по-другому. Бугорок вызывает небольшие завихрения и ветер может менять направление. Скорость пожара замедлилась. И дым из выхлопной трубы отклонился на юго-восток. Спасительный норд-вест! Вова остановил трактор, вывалился из кабины, схватил клок травы, подпалил его и стал поджигать поле. Получился встречный пал. Ветер подхватил языки нового пожара и понес их навстречу первоначальному. Буквально через пять минул они встретились и поглотили друг друга. Дымящаяся черная часть обугленного поля, с одной стороны, мрачно контрастировала с солнечной желтой частью сохранившегося соевого клина.