Пятна на солнце

* * *

21 июля 1942 года Народный комиссар внутренних дел СССР Лаврентий Павлович Берия доложил товарищу Сталину об итогах вывода 2-ой ударной армии из немецкого окружения. В конце своего доклада Нарком сообщил Главнокомандующему, что 14-ого июля германское радиовещание в сводке верховного командования передало, что во время зачистки недавнего Волховского котла обнаружен в своем убежище и взят в плен командующий 2-ой ударной армии генерал-лейтенант Андрей Андреевич Власов.

– Погоди, Лаврентий, – остановил его Сталин. – Что значит в своем убежище? Если оно было, то почему мы его не нашли? Нам же были известны все их командные и запасные пункты? Выходит, мы плохо искали или здесь что-то не так?

Нарком стоял и молчал. Он уже пожалел, что произнес слово «убежище».

– Ты почему молчишь, Лаврентий? Ведь ты сам тогда докладывал, что когда мы их проверяли, все они были пусты? Ты думаешь, что я этого не помню? Тогда получается, что немцы взяли его в плен не в убежище, а где-то в другом месте. Может, я не прав, тогда поправь меня, Лаврентий? Может, он и не собирался добровольно сдаваться немцам?

На лбу Лаврентия Павловича выступила испарина. Он лихорадочно думал, что ответить вождю. Врать было смертельно опасно.

– Я с вами согласен, товарищ Сталин, – тихо ответил он. – Может, Власов и не собирался им сдаваться, однако, насколько мне известно, он и не пытался пробиться к своим. Те, кто хотел это сделать, товарищ Сталин, пробились.

– Откуда тебе это известно? Выходит, ты считаешь, что он просто не хотел пробиваться, а решил затеряться среди лесов и топей, так получается?

Нарком снова замялся под взглядом желто-зеленых глаз Сталина: они смотрели на него с явным недоверием. Лаврентий Павлович набрал в легкие воздух и произнес:

– Я не исключаю этого варианта, товарищ главнокомандующий. Думаю, что он просто смалодушничал, испугался ответственности, боялся, что его обвинят, как и генерала Павлова, в потере управления армией, за свою растерянность и за многое другое.

– Расшифруйте последнее слово, я не люблю, когда люди говорят загадками.

Берия раскрыл красную папку и вытащил из нее письменные доклады командующих Волховским фронтом генералов Мерецкова и Василевского.

Он зачитал отдельные выдержки, из которых следовало, что Власов находился в подавленном психологическом состоянии еще в апреле месяце, то есть с момента назначения его командующим 2-ой ударной армии. По всей вероятности, это объяснялось довольно просто: Власов великолепно понимал, что его назначение в погибающую в котле армию может окончательно сломать его восходящую карьеру и изменить отношение Сталина к нему.

Сталин молча выслушал.

– Хорошо. Кто еще из высших командиров 2-ой ударной армии попал в плен? – поинтересовался Сталин.

Берия откашлялся и одернул прекрасно сшитый мундир.

– В плену оказался командующий ВВС 2-ой ударной армии генерал-майор Белешов, командир 46-ой стрелковой дивизии полковник Черный. Неизвестна судьба начальника особого отдела армии, начальника штаба армии Виноградова, дивизионного комиссара Зуева, заместителя командующего армии Алферова. Могу отметить, что отдельные воинские части полным составом сдались врагу.

По лицу Сталина пробежала тень, это говорило о том, что он недоволен полученной информацией.

– Какие у нас потери? – спросил он Лаврентия.

Тот замялся, не зная, что ему сказать о потерях, однако промолчать было нельзя.

– Из окружения вышли чуть больше тринадцати тысяч человек из сорока тысяч, которых мы имели на 1 июня 1942 года. Остальные или погибли, или угодили в плен.

Сталин сломал папиросу и набил табаком трубку. Делал он это медленно, анализируя полученную информацию. Раскурив трубку, он встал из-за стола, подошел к окну и, слегка отодвинув в сторону штору, посмотрел в него.

– Сейчас многие генералы и офицеры попытаются обвинить Ставку в гибели армии, – словно рассуждая сам с собой, произнес он. – Будут говорить, что армия погибла из-за нерешительности главнокомандующего. Может, они и правы, Лаврентий? Но мы делали все, чтобы спасти армию от уничтожения, но отдельные высшие командиры почему-то больше боятся нас, чем немцев, и поэтому сражаются с оглядкой на Москву.

Он сделал паузу и затянулся дымом. Берия смотрел на него, стараясь предугадать, что дальше скажет вождь. Тот отошел от окна и сел за стол.

– Нужно не допустить, чтобы в армии и народе об этом пошли какие-то искаженные разговоры. Армия должна верить своему главнокомандующему, как и народ – своему вождю. Думаю, что ты меня хорошо понял, товарищ Берия. Партия большевиков не может ошибаться, все происходит там внизу: ошибаются конкретные люди, которым доверяла партия. Надеюсь, ты меня понял, Лаврентий?

– Я все понял, товарищ Сталин, – ответил Лаврентий Берия и, развернувшись, покинул кабинет вождя.

Вскоре вышло постановление Центрального комитета партии.

О РАБОТЕ ТОВАРИЩА ВОРОШИЛОВА:

Постановление ЦК ВКП(б) (1942 год):

«Война с Финляндией в1939–1940 годах вскрыла большое неблагополучие и отсталость в руководстве народным комиссариатом обороны. В ходе этой войны выяснилась неподготовленность народного комиссариата обороны к обеспечению успешного развития военных операций. В Красной Армии отсутствовали минометы и автоматы, не было правильного учета самолетов и танков, не оказалось нужной зимней одежды для войск, войска не имели продовольственных концентратов. Вскрылась большая запущенность в работе таких важных управлений народного комиссариата обороны, как ГАУ (Главное артиллерийское управление), Управление боевой подготовки, Управление военно-воздушных сил, низкий уровень организации дела в военных учебных заведениях и др. Все это отразилось на затягивании войны и привело к излишним жертвам.

Товарищ Ворошилов, будучи в то время народным комиссаром обороны, вынужден был признать на Пленуме ЦК ВКП(б) в конце марта 1940 года обнаружившуюся несостоятельность своего руководства.

1. Учтя положение дел в народном комиссариате обороны, и видя, что товарищу Ворошилову трудно охватить такие большие вопросы, как народный комиссариат обороны, ЦК ВКП (б) счел необходимым освободить товарища Ворошилова от поста наркома обороны.

2. В начале войны с Германией товарищ Ворошилов был назначен главнокомандующим Северо-Западного направления, имеющего своей главной задачей защиту Ленинграда. Как выяснилось потом, товарищ Ворошилов не справился с порученным делом и не сумел организовать оборону Ленинграда. Ввиду всего этого Государственный Комитет Обороны отозвал товарища Ворошилова из Ленинграда и дал ему работу по новым воинским формированиям в тылу.

3. Ввиду просьбы товарища Ворошилова он был командирован в феврале месяце (1942 год) на Волховский фронт в качестве представителя Ставки для помощи командованию фронта и пробыл там около месяца. Однако пребывание товарища Ворошилова на Волховском фронте не дало желаемых результатов.

Желая еще раз дать возможность товарищу Ворошилову использовать свой опыт на фронтовой работе, ЦК ВКП(б) предложил товарищу Ворошилову взять на себя непосредственное командование Волховским фронтом. Но товарищ Ворошилов отнесся к этому предложению отрицательно и не захотел взять на себя ответственность за Волховский фронт, несмотря на то, что этот фронт имеет сейчас решающее значение для обороны Ленинграда, сославшись на то, что Волховский фронт является трудным фронтом и он не хочет провалиться на этом деле.

ЦК признал, что товарищ Ворошилов не оправдал себя на порученной ему работе на фронте, и направил его на тыловую военную работу.»

* * *

Сорокин прочитал постановление ЦК ВКП (б) в газете «Правда» и отложил ее в сторону. Он был освобожден из-под ареста два дня назад и сейчас ждал нового назначения на фронт. Несмотря на то, что он великолепно понимал, что идет война, что для проверки достоверности данных им показаний необходимо было лишить его свободы, обида по-прежнему выжигала душу. Прочитав Постановление, он сразу все понял: партия и Ставка верховного главнокомандующего умело сняли с себя какую-либо ответственность за гибель армии, переложив ее на генерала Власова. Именно из-за его нерешительности, малодушия и трусости якобы и погибла армия, а он, испугавшись ответственности перед партией и народом, предпочел сдаться в плен немцам. Размышляя над превратностями жизни, Александр не услышал, как открылась дверь, и в комнату вошел боец.

– Товарищ капитан, вас вызывают в штаб, – произнес он, вытянувшись в струнку.

Сорокин встал из-за стола и, поправив гимнастерку, направился к двери. Он шел по коридору, то и дело, отдавая честь попадавшимся ему навстречу офицерам. Его выгоревшая, поношенная гимнастерка с медалью и орденом на груди явно не вписывалась в новое шерстяное обмундирование офицеров штаба. Открыв дверь, он приложил руку к пилотке и доложил о своем прибытии. Полковник Астахов, начальник особого отдела фронта, посмотрел на него и невольно улыбнулся: на ногах капитана были старые стоптанные сапоги, тщательно начищенные ваксой, но все равно выглядевшие неухоженными.

– Здравствуй, Сорокин, – произнес он, не выходя из-за стола. – Знаком с твоими приключениями. Могу сказать лишь одно – молодец! Как мне доложили сегодня, документы, которые ты доставил из-за линии фронта, оказались чрезвычайно важными. Хочу поздравить тебя, ты представлен к Ордену Красной Звезды.

Александр, разглядывая внешность начальника особого отдела фронта, не мог не отметить про себя, что за все время их общения, тот ни разу не посмотрел ему в глаза. Его глаза жили как бы отдельно от него, и поэтому было трудно понять, насколько он искренен в своих поздравлениях.

– Спасибо, товарищ полковник.

– Капитан! Ты отзываешься в распоряжение Наркомата внутренних дел СССР. Насколько я знаю, ты уже проходил там службу. Получи в соседнем кабинете проездные документы и езжай в Москву.

– Есть получить документы, товарищ полковник, – по уставу произнес Сорокин и, повернувшись, вышел из кабинета.

В канцелярии, куда он вошел, было пусто. Он немного потоптался у порога и собрался уже выйти из комнаты, когда услышал женский голос.

– Капитан Сорокин? Подождите секунду, я сейчас.

Вскоре из соседней комнаты вышла женщина лет тридцати, одетая в военную форму.

– Вы за проездными документами?

– Так точно, – ответил он и посмотрел восхищенным взглядом на красивое лицо женщины.