Карго поле

– Нет, княже, не ставили и воду давали, тебя ожидаючи, был ведь гонец от тебя.

– Налим из рода бобра, наказывал ли шаман вам что, уходя к боярину? Наказал ли идти отбивать его у боярина?

– Так, однако, – потупился чудин, – велел ждать до сей ночи, а потом идти выручать его, даже и силой.

– Все ясно! – торжественно возгласил князь, поднявшись со скамьи, – люди рода бобра позволили чужаку обмануть себя, за что род понес справедливое наказание: – убит вождь и четырнадцать воинов, ранено еще два десятка, из них пятеро стали калеками. Дабы род выжил, велю вам, люди рода бобра, из своего лесного селища нынче переселиться к реке, построить избы, ловить и коптить да вялить рыбу на зиму. Буде охота – мясо такоже коптить и вялить. Этой осенью дани с вас имать не будем, но, слышишь, Налим? – виру за убитого Лучка нынче заплатить, сроку – неделя. Место для селища боярин Хотен Блудович укажет, селище назвать – Хотеново. Да будет так!

– Что рты раззявили? – рявкнул на весян десятник Ярополк, – благодарите князя да боярина за милость! Жить будете, а добра наживете еще.

Весины нестройно загомонили, вразнобой закланялись. Не верили, что живы остались.

– Княже, – обратился к князю монах, – надлежит сих овец заблудших для бережения от сил бесовских ко Христу, к Вере нашей привесть. Для того, боярин, возведи храм в новом селище, а пастыря из Ростова пришлют.

– А и верно, – согласился боярин, – не пожалею ни времени, ни казны, а поставим храм Божий.

– Быть посему, – заключил князь, – строительство храма дозволяю. И треть твоей дани, боярин, за три года на сей храм жертвую.

– Аминь, – закрыл монах тему.

– Ну а что же нам с татем, выдающим себя за шамана, делать? Надо бы расспросить, да расспросные речи записать, да В Суздаль отослать. Сдается мне, что сей тать – соглядатай от свеи или данов. А вернее всего – от папежников* латинских, – вслух помыслил князь.

– Княже, – заговорил боярин, – есть у меня умелец, идола деревянного разговорит, а не то что этого….ну и придется тебе еще сутки погостить. Монах твой грамоте обучен, поди, он и записи распроссные сделает.

Как порешили, так и сделали. Монахи и человек боярина в допросах умелыми себя показали, много чего рассказал за день фальшивый шаман, действительно оказавшийся послушником католического цистерианского ордена* из шведского монастыря. Времена викингов ушли в прошлое, а христианским королям нужны были не разовые грабежи и набеги, а новые земли и новые данники. Вспомнили о Белозерье, но оттуда надо было сперва русичей как-то вытеснить. Война – способ надежный, но затратный и в чем-то убыточный, ибо новых данников приходится искать и принуждать, жертвуя частью своих вассалов, ибо войны без потерь не бывает. А русичи – это вам не трефинны – лопари – саамы с костяными копьями и каменными топорами. Сами кого хочешь нагнут. Вот и решили попробовать взбунтовать чудь. Вроде даже и получаться начало, ведь прошлогодние нападения на белозерские деревни не сами по себе случились, Всю зиму приморским чудским родам новые шаманы выгоды от такого набега объясняли. Правда, сейчас чуди князь отомстит, но ведь это чудь, а не подданные короля, чудь и не жалко. Только кое-что в словах подсыла странно было. Очень он спокойный был, даже веселый иногда. И секреты выдавал легко, не дожидаясь пытки. Как будто силу некую чуял за собой, уверен был, что ничего ему не грозит.

Составили монахи листы расспросные, князю обо всем поведали и сомнения свои тоже не утаили. Да князь всерьез это не воспринял.

– То народишко мелкий да лживый, эти папежники, вот и нет в них надлежащей твердости. Ночь переночует в амбаре, а завтра отправим его с четырьмя воинами и одним из вас ко князю Юрию в Суздаль.

Но ближе к ночи пришел ко князю Радивой.

– Княже, – сказал, – снова тревожно мне, вели стражу усилить.

– Велю. Кроме той стражи, что уже назначена, ты сам будешь не в опочивальне, а во дворе подле амбара ночевать. Раз тревожно – бди.

– Добро, княже, – Радивой повернулся и вышел из терема. На ночлег он с умом устроился: – притащил телегу, поставил подле амбара, но не на виду, под телегу сена охапку уложил и тулуп в молодечной взял. На телегу тоже накидал всякой всячины типа рогож. Хоть и не собирался дождь, да мало ли… Ну и, конечно, в кольчуге, шлем рядом, пара сулиц* и нож. Прежде чем под телегу лезть, стал подарок рассматривать. Меч был хорош, как бы не лучше прежнего. Длинный, рукоять под полторы руки, крестовина не прямая, а чуть к клинку загнута. Навершие тоже не гриб, скошено с боков. Такой меч легко крутить в руках, не мешает ничего. У крестовины клинок широкий, в четыре пальца, сужается к окончанию. Не этот, новомодный, с ребром, а с долом выкован. Явно киевская работа. А металл привозной, скорей всего персидский табан*. Стоит такой меч столько золота, сколько он весит. Да, повезло Радивою, ничего не скажешь. А и кому еще таким мечом владеть, как не лучшему мечнику в Белоозере? Да и в других местах редко кто мог с Радивоем потягаться в игре клинком. Разве что сын. Вспомнил о сыне – давно уже не отроке, а матером муже, опытном воине, коего и сам всему, чему мог, обучил, и к другим отправлял в учение. Не абы к кому, а к таким же, как сам, своим побратимам да соратникам. Ныне сын в Суздале, в дружине самого князя Юрия. Не боярин. Но и не простой кметь. Таких князь командованием полусотней или сотней не обременяет, таких посылает на дела тайные, иной раз страшные, кои не надобно знать лишним людям, даже и ближникам княжьим. Потому и семьи долго не заводит, и награды от князя получает не землей да близостью ко князю, а все больше серебром-златом. А пора бы молодцу и жениться, да отца-мать внуками порадовать.

Вроде даже взгрустнулось от таких мыслей. Вспомнилось отнюдь не бедное подворье в Белоозере, жена, которую любил может даже сильнее, чем в младости, Да и так…чай шестой десяток разменял. Коли по старому – воин Трояна*. Вот и сейчас веки тяжелеют, а ведь рано…Рано!

Радивой незаметно несколько раз особым образом напряг и ослабил мышцы, враз прояснившимся взглядом, стараясь не поворачивать головы, осмотрелся…ага! Вон боярский дружинник у ворот амбара, сползает вниз по ратовищу* копья, на которое опирался, вон княжий гридень у крыльца терема трет глаза, чтобы не заснуть. Стража на воротной башенке и вовсе не видать, только рогатина торчит.

Ночь вроде бы и светла, да все же – ночь: – кто на Севере бывал – тот знает. В ночи мир меняется: – знакомое видится по другому, неподвижное вроде перемещается, а движения незаметны непривычному глазу. А если еще и туман…туман как раз белыми космами наползает, заполняет двор, через щели в ограде ползет к амбару, проникает внутрь.

Радивой медленно и плавно, в согласии с движением туманных облаков выбирается из-под телеги, в правой руке – сулица, в левой – меч. Туман сгустился у дверей амбара, миг – дверь распахнулась, и узник выскочил наружу, кинулся не к воротам, а к телеге, толкая ее впереди себя пересек двор, вспрыгнул на телегу, с нее на тын и с него – наружу. Брошенная Радивоем сулица воткнулась в бревно, опоздав на малый миг.

Рядом с Радивоем оказался спрыгнувший с крыши амбара монах, и оба не сговариваясь таким же образом перемахнули тын и, увидев убегающего, рванули следом. Тот свернул с наезженной колеи в сторону, Радивой с монахом – за ним, на еле заметную лесную тропку.

Тропка через сотню шагов заметно расширилась, и преследователи выскочили на поляну…и замерли. Посреди поляны черной глыбой неподвижно замер огромный всадник. Скакун его был неестественно велик, а голову его венчали огромные ветвистые рога. Но это не все: – голова всадника была украшена такими же рогами, только поменьше. Беглец, однако, подскочил к всаднику, тот нагнулся, схватил его за шиворот и одним движением зашвырнул позади себя на круп своего скакуна. Миг – и все скрылись за огромными елями.

Радивой и монах разом рухнули на тропинку, ибо силы если не покинули их, то были истрачены в неудачной погоне. Монах, было, шатаясь поднялся и начал осматривать мох вокруг себя.

– Без толку, – подымаясь, проворчал Радивой: – ушли, бесовы отродья.

– Что за чудище рогатое помогло татю? Не из Пекла ли…

– Да тьфу на тебя! Какое Пекло! У вас в Ростове, поди, уж давно лосей не приручают, а тут еще попадаются умельцы. Приучают лося и сани таскать, и к седлу. Корму такому «коню» заготовлять немного, сам пасется. Своенравен излиха. Однако, если приучишь – по звуку рога или бубна прибежит. Солью их приманивают.Так что лось это был, а на нем – сильный шаман с лосиными рогами на шапке.

– Чудны дела Твои, Господи! Зверя дикого приручают, хоть и сами дикие…

– Что лося – волков с медведями…

Тут послышался топот, между деревьев замелькали огни факелов.

– За дерево! – громким шепотом скомандовал Радивыой и сам метнулся в сторону, сливаясь со стволом ели. Однако, выскочившие на тропу собаки сразу с лаем метнулись к ним.

– Эй,– зычно крикнул Радивой,– придержите собак, свои тута!

– А ну как это не ты, а морок* колдовской…

– Какой еще морок?! – вступил в перепалку монах: – я, слуга Господа нашего Исуса* Христа неотлучно с Радивоем был.

– Прости, отче, того не ведали. Куда тать побежал – приметили?

– Пустое дело за ним сейчас гнаться. Его тут другой тать поджидал, видать, сильный шаман. На лосе ездит. Поди, и туман, и сон он и напустил на нас. Вдвоем они на лосе и ускакали

– Коли так, то да, зряшное дело. Лось в лесу и без дороги пройдет.

И погоня повернула назад.

– Какого лешего корявого! – орал Хотен Блудович, размахивая кулаками перед носами своих дружинников и челядинцев: – Я вас, орясины безголовые, спрашиваю – кто телегу к тыну подкатил?!

– Так это…боярин, телега там и стояла, у тына. Радивой ее к амбару переволок и под нею почивать укладывался, а потом…– заговорил Никола-торк.

– А потом ты, потрох сучий, задрых у амбара, сторож хренов! Так!?

– Боярин, – вдруг совсем другим тоном, изменившись в лице, твердо произнес Никола: – я тебе не холоп и не челядинец, я вольный…

– Ну так и не зли меня, вольный! – вновь сорвался на крик боярин, но вдруг, приблизившись, прошипел: – вы хоть понимаете, что князь тут, что вы…

_ Да, я тут, – и князь шагнул с крыльца вместе с Ярополком и Радивоем, следом за ними – монахи с посохами.

– Княже…

– Подите прочь, – махнул князь на боярских кметей: – а вы – обернулся к Ярополку с Радивоем, – вон того челядинца по-тихому возьмите – и в грдницу.

Гридни пожали плечами и, как бы по своим делам, двинулись мимо челяди, но вдруг разом схватили рослого весина, заломив ему руки. Тот было хотел крикнуть, но незаметный удар под дых чуть не сложил его пополам. Грдни, подхватив весина, повели его в терем, следом тронулся князь с монахами, кивнул боярину – за мной!

– Ну вот, боярин, нашли мы подсыла. Поди, еще старый шаман его отправил служить тебе со всем тщанием. И присматривать за тобой. Телегу – да, Радивой от тына убрал, а к тыну поставил этот…как его…