Карго поле

– Я на завтра с утрева народ и велел скликать, особливо чудинов и весь местных. Пусть поглядят и опаску имеют.

– Вот и ладно. Со мной два монаха, обучены с нечистью воевать. Им и судить, а уж мы приговорим потом.

– Добро, княже. Почивать пора, Ангела-хранителя тебе в сон.

– И тебе, боярин честной, того же.

Уснула боярская усадьба. Ни огонька, только два факела светят: на воротной башенке да у красного крыльца. Светла северная ночь, как день белый, только солнца не видать. Однако, ради безопасности эти факелы и горят. Во всей усадьбе не спят трое. Не спит Никола-торк, ворочается. Думает, как бы с князем в поход пойти. Не любит он на одном месте сидеть, любо ему по новым местам побродить, мир Божий поглядеть. Не спит страж воротный на башенке. Молодой еще парень без доспехов, но с рогатиной тихонько меряет шагами площадку на башне. И не спит княжий гридень Радивой, в крещении Родион. Самый старый из тех, кто ныне с князем в походе, шестой десяток разменен, но крепок еще, телом, могуч, нету былой стройности и гибкости, но есть огромный опыт боев и походов, есть чутье, позволившее выйти победителем во многих опасных делах. Вот и сейчас тревожно что-то ветерану аж сразу после пира стало. Потому и кольчуга на нем, и меч в изголовье. Тихонько поднялся Радивой, обулся, выглянул в открытое по летнему времени волоковое оконце. Видно, как ходит страж на воротной башне, рогатиной в пол постукивает, доски поскрипывают под шагами. Ой не ходил бы ты, парень, стоял бы, дремал, опершись на копье, слушал ночь. Факел потрескивает, тени от огня чуть шевелятся…ох ты, одна тень не так, как от огня, шевельнулась,..вот еще одна, вот тень под навесом у тына медленно двинулась к воротам. Схватил Радивой меч с ножнами, сунул в сапог верный нож, с грохотом хлопнул дверью и рявкнул разбуженным медведем:

– Сполох*! Враг на подворье!

Сам кинулся на двор, увидел, как мешком валится с башни тело стража, как трое каких-то засов из проушин у ворот вынимают. Рядом в перильце сразу стрела воткнулась, вторая над головой свистнула. А Радивой уже бежит к воротам через двор, меч в правой, нож в левой руке. Метнулся какой-то от тына с круглым щитом и топориком, одетый в мех, наперерез. Радивой извернулся, пропуская мимо, отсек мечом руку с оружием. Дико заорал чужак, бросил щит, схватившись за культю. Тут же свистнул брошенный Радивоем нож, и один у ворот выгнулся, получив клинок в горло. Но ворота уже открыты, в них мохнатые, с размалеванными рожами, с копьями и топориками лезут. Подхватил Радивой брошенный щит, завертел мечом, встал напротив ворот – не обойти. Страшно и подходить, но бросились сразу трое, уставя копья. Принял копья на щит Радивой, крутанул круглой деревяхой, в которой копья застряли, достал мечом одного, второму ногой по голени врезал, третьего толкнул щитом так, что тот еще одного сбил, падая. Бросил щит с воткнутыми копьями, да как начал своим длинным мечом узоры смертельные выписывать! Двоих сразу добил, еще одному голову снес, набежавшего с мечом ворога по плечу полоснул.

А во двор уже боярские воины и слуги выскакивают, правда, и чужаки с тына прыгают. Вроде как больше их и гораздо. Судя по раскрашенным лицам и светлым волосам – весь. Воины свирепые и легко на смерть идущие. Кое на ком и кольчужки, и кожаные доспехи с железными или костяными пластинами, на большинстве лишь кожаные рубахи да толстые безрукавки из медвежьих шкур. Рычат, кричат на своем, рвутся к отдельно стоящему амбару, вот аж трое подскочили, толкнули дверь – да новгородские замки и не такие удары выдерживают. Принялись топорами дверь рубить, дело небыстрое и безтолковое, подпятники надежные, да и замок дверь держит. Тут их Хотеновичи и взяли в копья, всех троих.

Большая часть веси к крыльцу ломанулась, в терем рвутся. А там казна, оружие, боярыня с детьми, есть чем поживиться. Но там сам боярин рыкнул по-медвежьи и встал на верхней ступеньке. Четверо воев его с боков прикрывают щитами и копьями, стена! Об эту стену и бьются веские воины. Пытался один товарищам на плечи встать и перепрыгнуть стену щитов, да крыльцо под крышей, места нет. Тут дверь с грохотом распахнулась, и вымахнули две размазанные черные тени, рыбкой прыгнули через боярина с воями, с кувырком, вскочили. Это монахи с посохами вышли поглядеть – кто шумит ночью. Встали спина к спине, завертели вокруг себя посохами не хуже, чем Радивой мечом, отражая удары и нанося их. Это смешало атаку, бой закружился на месте, боярин со своими стал спускаться на нижнюю ступень, а из дверей уже вышел князь с двумя мечами в руках. Его гридни тоже с боков прикрывали. Теперь численный перевес нападающих сошел на нет, тем более, что на земле в лужах крови уже лежал десяток убитых весян, да четверо оглушенных монашескими посохами.

Тут-то и раздался грохот, да какой! Дверь амбара вылетела наружу, сбив с ног троих весян и бившихся с ними двоих воев. Из тьмы амбара выпрыгнуло странное, если не сказать страшное существо: – раскинув крылья из черных перьев, оглушительно каркая, на человеке, прямо на голове махала крыльями огромная серая ворона! Боярские воины шарахнулись от этакого бесова отродья, но монахи тут же сменили позицию и бросились прямо на чудище. Шагов с пяти оба метнули четки, затем посохами ударили по ногам монстра. Одни четки снесли ворону, улетевшую назад в амбар через дверной проем, вторые ударили в открывшийся лоб человека, а теперь стало видно, что это человек. Посохи ударили по ногам, человек рухнул под ноги монахам. Один сорвал с него плащ, обшитый перьями, а второй навалился сверху и связал ему руки за спиной ремнем. Рядом выросла не менее страшная фигура – Радивой, забрызганный кровью с мечом в руке.

Вопль горя и ярости вырвался из глоток нападавших, они бросились к пленнику со всех сторон.

– До смерти не бить! – загремел над двором голос князя, – глушить и вязать!

Гридни и Радивой первыми бросились выполнять, нанося удары плашмя, следом люди боярина кинулись, отбирать оружие, снимать пояса с ножами. Этими же поясами и вязали. Тем, кто пытался не даться, добавляли оголовьем меча или обухом топора.

Вскоре все весины были повязаны и согнаны в угол двора и взяты под стражу, ворота заперты, стража выставлена. Из терема на крыльцо вынесли скамейку, накрыли куском красного бархата. Князь уселся, вложив мечи в ножны. Рядом с одной стороны встал боярин Хотен, с другой – монах. На ступенях крыльца встали воины, на верхних – княжеские, ниже – боярские. Боярин огляделся:

– А где Лучко?

– Вон лежит, – ответил его воин, указав в сторону ворот, – убит.

–Та-а-ак, – протянул боярин, но тут князь поднял руку.

– Милостью Божией аз есмь князь ваш, начинаю сыск о татьбе. Святой отец, – обернулся к монаху, – благослови.

– Во Имя Отца, и Сына, и Святаго Духа! – громко возгласил монах, – благословляются Именем Господа все, зде предстоящие, на дело богоугодное, – перекрестил князя, боярина, дружину и всех во дворе.

– Наперво, – начал князь, – надлежит храбра, что умом своим и отвагой спас нас всех, достойно наградить. Радивой, ты где?

Некое шевеление прошло по толпе у крыльца, кто-то куда-то метнулся, и вскоре хмурый седой витязь встал перед князем. Князь встал, спустился по ступеням, следом – боярин.

– Ну, Радивой, – начал князь, но углядев кровь на доспехах и в волосах, тревожно спросил: – да ты не ранен ли?

– Спаси Христос за заботу, княже, куда этим пням лесным ранить-то меня! Только вот беда: – у одного лешака шлем добрый оказался, я его мечом плашмя огрел, а меч сломался. Семнадцать годов мне верно служил, суздальской работы меч, – и Радивой вынул из ножен половину меча.

– Вот, а мы думали – чем пожаловать тебя! Боярин Хотен, вечор* узрел я в оружейной клети твоей меч добрый. Не продашь ли его мне, дабы достойно наградить воина?

– Княже, – ответил Хотен с приличным гневом, – пошто обиду хошь мне, боярину честному, чинить? Я сам воин. Не возьму за сей меч ни злата, ни серебра, ведь Радивой и меня, и семью мою, и имение мое спас ныне. Возьму лишь его сломанный меч, дабы и дети, и внуки мои помнили, кто их род спас.

– Быть по сему! – подытожил князь, – дари, Радивой, свой сломанный меч боярину.

Тут же предстал перед боярином торк Никола, подал ему на вытянутых руках с поклоном длинный меч в ножнах. Боярин так же передал меч князю, который повернулся к Радивою, протягивая меч. Радивой, склонив голову, принял дар и вдруг молниеносным движением выхватил меч и вскинул над головой:

– Князю – слава! – гаркнул во всю силу.

– Слава! Слава! Слава! – загремело во дворе, взметнулись вверх руки с оружием. Радивой убрал меч, еще раз коротко поклонился князю и встал на верхнюю ступеньку напротив десятника Ярополка.

– Ныне же вершим суд, объявил князь, снова сев на скамью, – други, вон того татя ведите сюды. Он указал на немолодого чудина, стоящего впереди всех. Боярские люди тут же подвели его к крыльцу, подталки ваяя древками рогатин.

– Разумеешь по нашему? – вопросил князь.

– Так, – ответил чудин.

– Какого ты рода, здесь ли ваш вождь и кто он?

– Мы рода бобра, вождь здесь, вон лежит, – это об его шлем твой воин меч сломал, ну и убил вождя обломком, однако.

– Тогда кто будет голосом вашего рода?

– Я и буду, я братан* вождя, у наших отцов была одна мать.

– Добро, а звать как?

– Налим.

– Отвечай, Налим из рода бобра: – знали ли вы, на кого оружие подняли?

– Так, однако.

– В чем ваша обида на честного боярина Хотена Блудовича? Или вы, прознав, что я тут буду, дерзнули на своего князя ополчится?

– Я, Налим из рода бобра говорю от всего рода: – нет у нас на тебя обиды, светлый князь, не знали, што ты тут. И на боярина обиды не было, покуда он нашего великого шамана, защитника от злых духов в поруб не посадил. Так ли, люди рода бобра?

– Так – так, однако, – закивали пленники.

– Ответь, Налим, как сей шаман вас от злых духов боронит, давно ли?

– Пришел он два новолуния назад, по весне, со стороны заката от людей суоми. Наш шаман, однако, совсем старый был, хотели они бороться, но старый ночью к предкам ушел.

– То есть, кроме победы над старым шаманом, этот, – кивок в сторону поставленного на ноги пленника, – ничего сделать не успел?

– Так. Пошел он, однако, к боярину, сказал, что сделает так, чтобы дань больше не давать, а все продавать и менять будем. Ушел и не вернулся, однако.

– Боярин Хотен Блудович, так было?

– Истинно так, княже. Пришел он ко мне на двор, повелел…именно повелел слугам меня позвать, а ожидаючи стал моих людей стращать, дескать, беги те отсюда на полдень*, да подале, бо с полуночи* черная смерть*, а за ней волки-людоеды, а за ними – враг лютый. Только те и спасутся, кто убежать успеет. Я вышел, он и мне начал тем же грозить, да я мигнул робятам. Лучко его кистеньком приложил, а парни в амбар заволокли. Пока там сидел – хлеб и рыбу вареную ему давали, не обессудь, княже, не с моего стола, – хохотнул боярин, а остальные весело заржали.

– На пытку ставили или еще как утесняли?