– Пойдём к нам в гости. Там всё покультурней, я тебе со своими братишками познакомлю.
– Зачем мне твои братишки, у меня ты есть. Неудобно, Саш. Что подумают обо мне, скажут, что стерва конченная.
– Пусть только кто скажет…
– Что побьёшь из-за меня? – усмехнулась Наташа.
– Нет, попробую словами убедить, что так не хорошо судить о девушке, которая пришла в гости не одна, а со своим парнем, с которым дружит…, а сколько мы с тобой дружим? Вот, уже скоро три недели.
– Ладно, но, если что, я сразу уйду, и ты меня не удерживай. Договорились?
– Договорились!
Мы вошли в «красный уголок», который даже через дверь напоминал улей, но, при появлении меня с девушкой, настала гробовая тишина.
– Добрый вечер! – нерешительно, из-за моего плеча произнесла Наташа.
Публика отозвалась разноголосыми, накладывающимися друг на друга приветствиями.
– Моя девушка, Наташа, если кто не знаком. Прошу любить по-братски и жаловать.
В «предбаннике» засуетились, начали убирать те вещи, которыми было неудобно встречать гостей, развешенными после стирки носками и прочим, что портило впечатления и убранство сугубо мужского общежития. Мы прошли в «горницу», отодвинув штору. Двое из троих моих соседей просто дремали на раскладушках, третий чем-то занимался, сидя также на своей раскладушке. С мебелью у нас было скудно, если не сказать больше.
– Мы не помешаем? – тихо спросил я у, сделавшего круглые глаза, старшины 1-й статьи Сергея Тарасевича.
– Я пойду, покурю.
– Серёга, мы надолго, так что брат, не стесняйся, а мы постараемся не стеснить вас. Мы тут тихонько в уголочке посидим, поговорим. Тему тут вот недавно интересную подняли, «про любовь», дискутируем до хрипоты и потери чувств.
Серёга, заулыбался, вышел и задернул за собой штору. В «предбанники» слышались шушуканья.
– Приляг, отдохни. За день сколько улиц оббежала с тяжелой сумкой на плече. Кто это? «Это он, это он, с города Цесис почтальон» – это о тебе.
– Да не так же. Я помню стихи Маршака. Там так говорится:
Кто стучится в дверь ко мне
С толстой сумкой на ремне,
С цифрой 5 на медной бляшке,
В синей форменной фуражке?
Это он, это он,
Ленинградский почтальон.
…
– Потому ты и в почтальоны пошла?
– Да, нет. В институт не поступила, хотела врачом стать. Вот тут уже привыкла, мне нравится. До лета подумаю, если желание появится снова, буду готовиться и пробовать поступить. Хотя, сомневаюсь, если сразу не получилось…
– Поступишь, если сильно захочешь.
Наташа лежала, я оберегал её сон. Когда подходило время провожать девушку на автобус, я предложил:
– Останешься со мной? Позвони маме, что у подруги заночуешь.
– Неудобно, ладно там, в вагончике, а тут…
– Всё нормально, мы тихонько, как мышки будем себя вести.
Выйдя покурить, я позвал «годков», с которым обустроился по соседству в «горнице» на сцене и спросил:
– Мужики, вам будет не совсем комфортно, но я хотел Наташу оставить здесь. Мы простынкой уголок завесим. Вы, как? Не в обиде?
– Бессонная ночь нам предстоит, но чем не пожертвуешь, ради морского братства, – за всех ответил Серёга, – ладно, Сань. Только вы же там не буйствуйте, без охов-вздохов, иначе я за всех ручаться не смогу.
– Хорошо, Серый! Спасибо вам, мужики!
Кто пользовался хоть раз в жизни раскладушками ил алюминиевых трубок с пружинами и натянутого изначально, а со временем свисающего до пола брезентом, тот согласится, что эта такая галиматья. Короче, «не долго музыка играла, недолго фраер танцевал» и среди ночи на одной стороне трубка лопнула, и мы с грохотом оказались на полу. Ну не рассчитана эта вещь на двоих, да ещё буйных обладателей спального места.
Там и одному-то неудобно. Но нам было удобно спать в «два яруса». Натаха, довольно миниатюрная девушка не создавала особого давление на мою грудь и все члены, расположенные под ней, а лишь получал удовольствие, коим я, конечно же пользовался. А после «аварии» пришлось найти кирпич, книги и всё, что под руки попадется, чтобы восстановить наше ложе. К утру счастливые угомонились.
– Саня, на завтрак пойдёте, – шепотом спросил мой сосед за ширмой из простыни.
– Ой, не хочется идти. Если можно, что-нибудь вкусненького, булочек и ещё чего принесите. Я спать.
Когда ночь в очередной раз оказалась бессонной, утром так хочется поспать, спасу нет. Но я проснулся от громкого шороха штор на сцене. Через завешенную простынь увидел приближающийся силуэт. «Кто это? – подумал я, – все только в столовую ушли».
От резкого рывка, наспех пристроенная завеса упала и перед нами стоял мичман Зарубин, старший нашего сборного трудового отряда командировочных моряков. От увиденного у него челюсть отвисла. Он с трудом собрался, чтобы спросить:
– А это что так-к-кое? Одевайся. Выйдешь, мне нужно с тобой поговорить.
– Всё нормально, Наташа. Одевайся. Я сейчас. Всё будет хорошо, поверь.
Состоялся разговор, который, в принципе решил дальнейшее мое пребывание здесь после Нового года. Планировалось, что мы на новогодние праздники должны были уехать в часть, а после Нового года, числа третьего возвращались снова сюда. Кроме того, пока ещё об этом никто не сказал мичману, для него это был средней степени шок. Но кто-то успел проболтаться, что я тут и в комендатуре отметился. Видимо, мичман оставлял всё-таки стукача. И появление сегодня именно мичмана могло быть не случайным. Он мог «стукачу» оставить домашний номер телефона и тот, не упустил возможность «прогнуться». Да, Бог, с ним, со «стукачом». Главное, что моя, почти курортная жизнь скоро заканчивалась.
Вот после всего этого, когда вечером, Наташа, всё-таки приехала ко мне после работы и мы провели хорошо вечер. Я умышленно обманул её, когда она интересовалась временем, убавив один час. Делал я это умышленно, чтобы и сегодня она провела эту незабываемую ночь со мной. Она не знала, что моя командировка подходит к концу, а значит и нашим отношениям тоже приходит закономерный конец, за исключением возможности переписываться, конечно.
Когда Наташа узнала всё-таки правильное время, было уже поздно и от этого она сильно на меня обиделась и отговорки, что я со временем ошибся не возымели должной реакции. Мы стояли на первом этаже конторы МИС у окна, смотрели на заснеженные ели у входа в здание. Наташа рвалась уходить пешком, а я принимал все меры и способы уговора, чтобы осталась. Но она на этот раз была не поддающейся на уговоры. И вырвавшись из моих объятий, не поворачиваясь выбежала на улицу и растворилась в темноте.
Мне пока пришло в голову, какая опасность может подстерегать девушку в лесу, да ещё и в таком возбужденном состоянии, было уже поздно. Если бы хоть знал туда дорогу, смог бы минут за двадцать- тридцать догнать. Хоть бы раз я провожал её по заснеженной лесной тропе. Никогда и в голову не пришло. Сейчас казнил себя, но было поздно.
Утром я позвонил ей на работу, но мне ответили, что Наташи нет на работе, она заболела, дома, её подменяют. Слава Богу, что она хотя бы дома и самые тяжкие мысли отлегли.
***