– Это смотря как убеждать!– огрызнулся я, перепрыгивая через высокие перила крыльца.– Моть!
Вор мгновенно оказался рядом. Наклонился над замком, проверяя с какой стороны он закрыт по одному ему известным приметам.
– Дома…– одними губами проговорил он, отступая в сторону. Я постучался, громко решительно. В бараке нет дверных глазков. Двери глухие, сляпанные кое-как местными умельцами на лесопилке. Если немного изменить голос, есть шанс, что Ковригин поверит и откроет. Ведь ему в голову не может придти, что на него, на комиссара лагеря могут напасть прямо в его центре.
– Товарищ лейтенант!– повторил я, пока по ту сторону не расслышал торопливые шаги.– Товарищ лейтенант!
– Кого там черт несет? Я в смену сегодня…Не в курсе что ли?– заворчал он, возясь с щеколдой.
– Срочно к начальнику лагеря!
– Сейчас…– нам несказанно повезло, что Ковригина мы разбудили. Еще не до конца проснувшийся, он плохо разобрал голос, и когда дверь начала открываться, Качинский ждать не стал. Тяжелым пинком открыл ее настежь, опрокидывая на спину молодого лейтенанта. Тот отлетел к столу. Стоящему посреди комнаты. Лежавшая в его постели зэчка громко завизжала, кутаясь в несвежую скомканную простыню. Волчара – комиссар успел потянуться к стулу, на котором висела поясная кобура, но не успел всего лишь на мгновенье. Мой сильный удар под дых ногой отбросил его в сторону, заставив простонать от боли.
– Стоять!– рявкнул Качинский, оказываясь рядом со стула и торопливо доставая оттуда «ТТ».
– Вы кто блять такие?– прошипел Ковригин, держась за поврежденный бок. Поднял глаза, узнавая меня в какие-то доли секунды.– Ааа…– протянул он.– Клименко…
– Брысь пошла!– кивнул зэчке, замершей, как мышка на кровати, Матвей.– И всем передай кипеж большой будет, пусть ныкаются кто куда…
Испуганная, растерянная женщина кивнула и, суетливо запахнувшись в простыню, мимоходом подхватив со стула вещи, рванула на мороз.
– Стуканешь кому, найду и язык вырежу,– остановил ее за руку уже на самом выходе Малина, грозно сверкнув глазами. Та кивнула, так и не промолвив ни слова. Лишь бегающие из стороны в сторону глаза выдавали ее нечеловеческий испуг.
– Ну что, комиссар…Поговорим?– подмигнул Ковригину Матвей, подвигая мне стул поближе к лежащему навзничь лейтенанту.
– Вы за это ответите!
– Конечно ответим!– кивнул Лев Данилыч, быстро и ловко обыскивая комнату на предмет какого-нибудь дополнительного оружия.– Только сначала сдохнешь ты!
– А…и ты здесь, контра! Мало мы вас в Гражданскую постреляли!
– Рассусоливать долго некогда. Нам каждая минута на счету!– проговорил я, присаживаясь напротив Ковригина.– Выбор у тебя прямо скажем небольшой… Первый вариант, ты идешь с нами и приказываешь открыть оружейную комнату. После всего мы тебя там запираем, и ты ждешь пока не вернутся ваши в лагерь. И второй вариант, менее гуманный, мы тебя прямо тут кончаем и решаем свои вопросы сами…Как видишь выбор невелик, но и времени, чтобы его сделать у тебя очень мало.
В этот момент я искренне надеялся, что звучал максимально убедительно. Мне не раз приходилось допрашивать бандитов, но ни разу, я не добивался признания от такого же офицера, как и я.
– Оружейку вам не взять! Рядом с нами еще один лагерь, в Саранске часть НКВД…Перестреляют вас, как куропаток, вот и все…– рассмеялся мне в лицо Ковригин.
– Только ты этого, тварь, уже не увидишь!– острое лезвие ножа Моти коснулось шеи лейтенанта, кадык его нервически дернулся, инстинктивно отстраняясь. – Жить хочешь, откроешь!
– Ну!– встряхнул я его, схватив за плечи, как набивную куклу.– Говори!
– Да пошел ты!– плюнул мне в лицо он, рассмеявшись.
– Кончай его, Мотя!– кивнул я вору, вставая со стула, делая вид, что ухожу. Самое обидное, что если Ковригин не поведется даже на это, то убивать его все же действительно придется. Очень опасно было бы оставлять за спиной такого клыкастого врага.
Рука вора метнулась к шее лейтенанта, и тут он закричал.
– Постой!
Нарочно потягивая время, я обернулся, дав ему почувствовать то, на какой тонкой грани между жизнью и смертью он находится.
– Дай слово, что не убьешь меня!– обратился он ко мне.
– Отпусти его, Матвей!– приказал я.– Обещаю, я тебя не убью…
– Я прикажу открыть оружейку… – после небольшой паузы проговорил тихо Ковригин. И все…Человек сломался. Глаза потухли, будто аккумуляторы вытащили у него изнутри.
– Вот и славно!– улыбнулся Качинский, поигрывая пистолетом комиссара.– Одевайся немедленно, не надо нам смуту наводить раньше времени…Нужно, чтобы караул ничего не заподозрил!– бывший белый офицер кинул политруку его форменную гимнастерку и галифе. Тот с ленцой и медленно начал одеваться, но был тут же одернут Малиной:
– Ты тут не балуй…Шансов никаких…
Тут он был прав. Против четверых здоровых мужиков, пусть и истощенных долгим лагерным сиденьем, изнуряющей работой, скудным питанием, шансов не было никаких. И самое главное, что умный лейтенант это прекрасно понимал. Когда форма была одета. Он вопросительно покосился на кобуру, висящую на спинке стула. Только лев Данилыч понял его взгляд и насмешливо улыбнулся:
– Только если так…– пустая кобура полетела в Ковригина, которую комиссар поймал на лету.– Подчиненные и правда не поймут.
Впятером мы вышли из квартиры политрука, стараясь привлекать к нашей довольно странной процессии как можно меньше внимания. Впереди нас шагали, делая понурый вид Мотя и Малина, потом вышагивал бледный, как полотно Ковригин, а замыкали шествие я с Качинским, при чем Лев Данилыч держал свою руку с «тт» в кармане, чтобы в том случае, если лейтенанту взбредет какая-нибудь шальная мысль в голову, он бы от своей пули не ушел .
Смотря на бледное землистого цвета лицо лейтенанта, мне самому становилось не по себе. Господи. Во что мы все влезли? Почему именно на мою долю выпали все эти приключения? Почему именно меня выбрали для агентурной работы заграницей?
На мгновенье в голове мелькнула мысль о том, чтобы кинуть Головко и всю его контору. Сбежать вместе со всеми, найти Валентину и сбежать с ней хоть на край света! Но я тут же ее отверг…НКВД – серьезная организация, с ней шутки плохи, и своих обидчиков она умеет наказывать неотвратимо и болезненно, никакой край мира не спасет. Вон, Троцкий Лев Давыдыч, скрылся в Мексике и что? И там достали ледорубом по голове. Вообщем лучше не рыпаться и выполнять все. Что они советуют, а там, там возможно что-то изменится, ведь Валечка обещала ждать, просила только вернутся, и я вернусь, во чтобы то ни стало вернусь, лишь бы только увидеть блеск ее счастливых глаз и почувствовать малиновый вкус ее нежных губ.
Снег под ногами мягко скрипел. Помимо воли, видимо от волнения, которое легко читалось на каждом лице, мы шагали в унисон, чуть ли не строем. Даже воры приноровились к широкому размашистому шагу, пусть и не строевому, но четкому, как куранты на Спасской башни.
У оружейки Ковригин остановился. Да и мы неловко затоптались, не понимая, что делать дальше. Самый важный и охраняемый объект Темлага представлял собой длинный продолговатый барак, со всех сторон обшитый толстыми металлическими листами. На входе нас встретил часовой, меряющий шагами расстояние по периметру с одной лишь легкой винтовкой «Мосина». Металлическая дверь была прикрыта, лишь смотровое окошко еле заметно светилось тусклым светом лампы внутри.
– Рядовой ко мне!– приказал Ковригин, чуть помявшись. Он с удовольствием сдал мы нас всех, если бы не дуло «тт» смотревшее ему в спину из кармана телогрейки Качинского. Солдат поправил ружье и шагнул к комиссару, переводя настороженный взгляд с Моти на меня, потом на Малину и обратно. Все верно! Для него дико и неправильно, что замполит лагеря расхаживает по нему в такой странной компании. Взгляд паренька метнулся к пустой кобуре, а пальцы скользнули по ремню винтовки. Нельзя было терять ни секунды! Надежда на исконное русское авось не оправдалась. Боец что-то заподозрил. Глаза его метнулись к Ковригину…Но было уже поздно. Малина тенью скользнул в сторону, уходя с возможной линии огня. Его рука с финкой блеснула на солнце серебристой молнией, впиваясь солдатику куда-то в область шеи. Рядовой захрипел, хватаясь за прорезанное горло. Кровь фонтаном брызнула наружу, ноги подкосились, но вор не дал ему упасть. Одной рукой ловко снял с плеча винтовку, а другой аккуратно подхватил падающее тело под руку.
– Сука вы, товарищ лейтенант…– глядя в глаза Ковригину, проговорил тихо Качинский.– А сняли бы его с поста, как положено, жил бы паренек!
– Я…– тяжело и испуганно вздохнул лейтенант.
– Ты! Как будто я не знаю, что часового с поста может снять только начальник караула или лицо его замещающее. Подойдя просто так к нему, ты наделся, что он сообразит обо всем раньше и поднимет тревогу, а нет…
– Я…– попытался оправдаться Ковригин.
– Сука ты!– процедил Лев Данилыч, наблюдая за тем, как Малина с Мотей оттаскивают труп часового за оружейку, оставляя на идеально белом снегу кровавые полосы.– Еще один такой фортель, и ты труп!– он больно ткнул пистолетом в спину комиссара, подталкивая того к запертой двери.
– Шумнешь или что-то сделаешь не так, умрешь первым!– зашипел злобно бывший полковник.– И по херу, если честно, что с нами потом будет…ТЫ этого все равно не увидишь, понял?
Ковригин кивнул, косясь на оттопыренный карман телогрейки Качинского. Именно там пряталась его смерть, за грубой холщовой потертой тканью зэковской робы. И она, костлявая, впервые была настолькко близко, что обжигала своим дыханием его горящую огнем щеку.
Он шагнул к оружейки и постучал. Смотровое окошко потемнело. Кто-то рассматривал нас с той стороны.
– Товарищ комиссар? Что случилось?– голос был напряженным, но не встревоженным, как я и предполагал. Дотошный лейтенант, скорее всего, частенько приходил с различными проверками куда угодно, суя свой длинный нос в дела, которые его напрямую и не касались.
– Рейдовая проверка, старший сержант Капущенко! Открыть оружейку.
– Где часовой?