Высшая мера

– Был снят с караула лично мною за нечищенное оружие и нарушение устава внутренней и караульной службы. Вы еще за это понесете персональную ответственность, как старший наряда. А сейчас немедленно открыть дверь!

– Товарищ лейтенант…– жалостливо промямлил по ту сторону двери вертухай.

– Исполнять!

– Есть!– глухо щелкнул замок. Металлический тяжелый затвор поехал в сторону.

– Пора!– я поймал напряженный, по-волчьи злой взгляд Качинского. Сухо ему кивнул, готовый ко всему.

Дверь поехала в сторону, и события понеслись вскачь, словно сорвавшиеся с места кони. Я только успел разглядеть, как рука Моти метнулась к Ковригину, а тот, нелепо взмахнув руками, медленно стал заваливаться назад, хватаясь за прорезанный бок, а Лев Данилыч мощным ударом ноги придал ускорение открывающейся двери оружейки. По ту стороны комнаты кто-то простонал от боли, отлетел, громко загремев перевернутыми стульями, а я рванул внутрь, внутренне матерясь на вора, который все же кончил упрямого комиссара.

Выстрел…Тело среагировало раньше, готовое к чему-то подобному. Пуля просвистела у самого виска, опалив ледяную с мороза кожу. Сука! Кто-то все же успел среагировать из солдатни и выстрелить. Гулко почти в пустом помещении ухнул выстрел «тт» Качинского, выплевывая смерть. Солдатик, отчаянно пытающийся передернуть заклинивший затвор винтовки, схватился за сердце и стал сползать по стенке на пол, удивленно рассматривая расплывающиеся багрово-красное пятно на своей гимнастерке. Позади затопотали тяжелые шаги ворвавшихся внутрь оружейки Малины и Моти. Некогда было оглядываться и смотреть куда они двигаются. Перекатом ушел с возможной линии огня и подобрал винтовку вертухая, и только сейчас смог спокойно выдохнуть, возвращаясь в прежнее состояние. Затвор в руках привычно щелкнул, дослав патрон в патронник. Видимо, от волнения паренек растерялся и не смог дрожащими руками совершить привычные манипуляции с оружием.

– Все?– напряженно осматривая длинный узкий барак, уточнил вор.

– Только двое…Начальник караула и этот…– кивнул Качинский, присаживаясь на корточки рядом с сержантом, которому досталось в первые минуты тяжелой металлической дверью по лицу. Молодой мужчина лежал без сознания. Из носа подтекала капелька крови.

– Хорошо ты его приложил, полковник,– похвалил Мотя, кивая на старшего наряда.

– Опыт,– пожал плечами Качинский, пробуя пульс у него,– ты смотри-ка, живой…

– Малин…– кивнул своему молчаливому спутнику Мотя.

Здоровяк медленно, вразвалочку шагнул к лежащему солдатику, достал шило.

– Стоять!– рявкнул я, понимая, что хотят сделать воры.

– К своим жалость проснулась?– перехватил меня Матвей, цепко ухватив за руку.

– Ковригина за что? Он же все сделал?– зло бросил я ему прямо в лицо, пытаясь освободиться от захвата.– Я ему обещал, что не убью…

– Так ты и не убивал…– тихо проговорил Мотя в ответ, уставившись тяжелым взглядом мне прямо в глаза.– Считай, сдержал слово!

– А этого? Он же не опасен теперь?

– Нельзя оставлять врага за спиной, Саш,– покачал головой Качинский,– нельзя…

Удар Малины был молниеносен и смертелен. Острое тонкое шило вошло в сердце с противным чавкающим звуком. Ноги сержанта несколько раз конвульсивно дернулись и затихли. Я обмяк, перестав сопротивляться. Вырвал руку из крепких пальцев вора и отошел в сторону. На душе было погано…А сколько еще невинных людей погибнет, чтобы я смог выбраться отсюда? Внедриться немецкий полк Бранденбург-800 и приносит пользу своему Отечеству?

Качинский, проходя мимо, ободряюще похлопал меня по плечу. Ему было легче…Это не его народ! Это не его люди…

– Да тут целая пещера Алладина!– радостно воскликнул он, вскрывая оружейные ящики один за другим. В свежей смазке стройными рядами лежали и винтовки, и новейшие образцы пистолетов-пулеметов Шпагина. И пистолеты, и даже гранаты. Добра хватило, чтобы вооружить целый батальон, а не только тридцать пять зэков.

– Да уж…Жаль Седой не видит!– покивал головой Матвей.

– Значит так…Всех сюда. Вооружить!– Качинский любовно погладил ствол автомата.– Главное подавить вышки.

– Я пойду!– почему-то мне в голову пришло то, что это был бы самый идеальный вариант. Шальная пуля и все…Никаких больше жизненных сложностей! Ни крови! Ни смертей! Ни внутренней боли!

– Саш…

– Я поведу этот отряд!– резко отрезал я, глядя в глаза Льву Данилычу. И тот что-то прочитал у меня там, понял моя внутренний излом, не стал спорить и просто кивнул.

– Тогда мы с Матвеем и Малиной займемся администрацией и радиоточкой! Тебе два десятка хватит?

– С головой,– буркнул я, доставая из ящика новенький ППШ. Присоединил диск, проверил. Еще парочку распихал по карманам. Некогда в пылу боя снаряжаться патронами. Добавил туда три осколочных гранаты и пистолет.

Как же мне хотелось, чтобы побыстрее все это закончилось! А как же мать, Валентина? Мелькнула в голове мысль. Пустое, решил я. Как мне потом им двоим смотреть в глаза? Пустое…Я твердо решил умереть!

– Тогда не будем зря терять время!– распорядился Качинский. – Моть, веди своих! Пусть снаряжаются. Первым начинает Александр, а потом мы! С Богом!

Малина молча куда-то исчез, и через пару минут узкое пространство оружейки наполнилось незнакомыми мне людьми в зэковских робах. Один за одним они забирали оружие, становясь в неровную шеренгу, озлобленно скалясь золотыми фиксами.

– Ну что, бродяги?– обратился к ним Матвей, когда шум слегка улегся и стало потише.– Фарту нам! Либо мы этих тварей, либо они нас!

– Ну что, Саша,– обратился ко мне Качинский, похлопав по плечу. Глаза его горели незнакомым мне болезненным азартом,– авось, еще свидимся…Где наша не пропадала!

Я кивнул. Говорить не хотелось. Меня тошнило от той мерзости, что я был вынужден сейчас творить. Ведь в чем виноваты эти охранники на вышках? В чем виноват другой персонал лагеря? Мне придется убивать невинных людей, и они в меня будут стрелять не потому что я такой плохой, а потому что у них есть приказ! Разделить эту радость я с Качинским не мог .

– Может и свидимся,– кивнул я, двигаясь в сторону двери. Почему то сейчас мне было противно видеть счастливые глаза своего товарища, а он как будто меня понял, промолчал, провожая меня долгим упрямым, жгущим спину взглядом.

– Мы начнем за тобой!– донеслось мне в след, напоминание Моти.

Начинайте…Это будет мой последний бой. Слава Богу, что я не увижу, чем эта история закончится. Прости меня, Валя…

Уже на пороге я оглянулся. За мной шагали двадцать счастливых зэков, которые неожиданно получили свободу, довольные, улыбчивые…Бедные…Они даже не понимают, что стали пешками в большой чужой игре, что их жизнями пожертвовали не особо задумываясь, чтобы некоего Александра Клименко внедрить в немецкий вермахт. Наивные! Многие нашу атаку не переживут, но умрут свободными, а значит счастливыми…

– Толпой не бежать, рассыпаться,– проговорил я,– использовать от огня с вышек естественные укрытия. Первый десяток открывает огонь по вышке, остальные бросают гранаты. Всем ясно?

– Не дрейфь, начальник,– блеснул золотыми фиксами тот, что стоял ближе всех ко мне,– не пальцем деланные, кое-что соображаем…

– Ну и отлично!– кивнул я, чувствуя, как страх уходит, приходит некое смирение, а на душе становится легко и спокойно. Скоро все закончится!

– В бой!

Коротко приказал я, бросаясь в приоткрытую дверь оружейки. В лицо дыхнуло морозом. Завидев меня с оружием вертухай среагировал почти мгновенно, длинная очередь вспахала под моими ногами натоптанный снег, взметая вверх фонтанчики грязи.

– Вперед!

Тело, словно стало отдельно от мозга. Знало все само и наперед. Перекат, короткая очередь, перекат. Пулеметчик палил вслепую, не давая выйти моему отряду. Ничего! Совсем скоро пареньку надо будет перезарядиться и тогда…Выстрелы смолкли. По лагерю заиграла длинная тягучая сирена тревоги. Пора! Я оттолкнулся от земли, пальнул наугад, уходя в сторону, сокращая стремительно дистанцию, потом еще раз, не давая противнику высунуться и поднять голову. Еще раз…Перекат, прыжок, выстрел…Сердце бешено ухало в груди от притока адреналина. В ушах застряла тугая вата от громких очередей. Ну же! Еще! Очередь…Я основательно приложился плечом о камень, заметенный снегом, ушел в сторону, очередь. Десять метров до вышки, дальше нельзя, чтобы не попасть под перекрестный обстрел. Позади меня сопели зэки, толпой двигающиеся вдоль стеночки. Вояки, вашу мать! Сказал же рассыпаться! Пора! Я вскочил на ноги, прицеливаясь…Сейчас очередь и метнуть гранату, и дело сделано! Еще чуть-чуть и…ППШ разочарованно щелкнул пустым казенником. Я еще раз ошеломленно попробовал выстрелить, не понимая, то диск опустел. Черт! В проеме вышки мелькнуло испуганное лицо срочника. Вот и все…Ладони вспотели, и приготовленная для броска гранат чуть не выпала в снег. Я стоял на открытой местности прямо напротив заряженного пулемета, готового прошить мою грудь насквозь. Итог…Рука метнулась сама, выбрасывая под опоры гранату с сорванной чекой. Но еще раньше оглушительно громко прогремела длинная очередь снова заработавшего пулемета. Тело мое отбросила назад острая боль, и последнее, что я услышал был оглушительный взрыв, прогремевший под вышкой. Мир померк, укрывшись черной пеленой, и я потерял сознание.

…– Где-то тут должен быть адреналин! Быстро!– голос Качинского я услышал, как сквозь тугую вату. Чьи-то быстрые шаги, скрип плохо подогнанных половиц.

– Все под замком!– да…это кажется был Матвей.

– Так сбей его к х..ям!– рявкнул Лев Данилыч.

– Перевяжите его сначала…– посоветовал рассудительный голос Седого где-то над головой.– Кровищи вон уже сколько натекло…