Литерный особой важности

– Что просто?– ее губы и глаза были совсем близко от его лица. На своих ресницах он ощущал ее жаркое дыхание и аромат духов.

– Просто ужинать будем чуть позже…– прошептал он ее, обнимая за талию и покрепче прижимая к себе. Его руки заскользили по ее спине, опускаясь все ниже. Теплый махровый халатик задрался вверх, обнажая крепкие широкие бедра женщины.

– Сережа…– простонала она, откидываясь назад под напором его губ, ласкающих ее шею.– Милый…

Он не мог терпеть, не мог сегодня быть нежным и ласковым. Он хотел ее, хотел до умопомрачения. Его пальцы больно впились в Маринкины руки куда-то выше запястья. Она вскрикнула, прикусив губу.

– Милый…Родной…– издав звериный рык, Богдан подхватил женщину на руки, усаживая на стол, стоящий неподалеку. Она обхватила его ногами, накрепко прижав к себе. Раздался хруст рвущейся ткани халата.

– Сумасшедший…– он не хотел быть сегодня ласковым, не мог, уже представляя, что никуда ее не возьмет после выполнения задания, что завтра все кончится, так и не успев начаться, что иллюзия эфемерного простого человеческого счастья, сопровождающая его все это время в Чуйке, рухнет под напором непреодолимых обстоятельств, как это было уже не раз в его жизни.

Глухо застонав, он вошел в нее, особо не думая о ней. Сильными грубыми точками он пытался вычеркнуть из памяти все то, что было связано с этой дежурной по станции, все то, что заставило его, пусть на мгновение, перестать быть стальным.

– Ммм…– ей нравилась эта боль. Она наслаждалась ее, каким-то женским чутьем предугадывая его настроение, своей внимательностью к мелочам, заставляя еще больше страдать, все сильнее ускоряя темп.

– Ах…– этот Маринкин то ли стон, то ли вздох был словно сигнал. Они закончили одновременно, мокрые насквозь и оглушенные счастьем, которое принесла им эта близость. Ведь каждый получил от нее в этот момент именно то, что хотел.

С трудом Богдан отстранился от женщины, замершей на столе со счастливой улыбкой на лице.

– Я тебя люблю…– нанесла она ему последний удар в спину, когда он уже собирался в ванну, а она, все еще кокетливо закинув ногу за ногу, располагалась на столе.

– И я,– выдавил из себя Гончаренко, впервые в жизни покраснев. Она любила Сережу, строителя из Молдавии, скромного, застенчивого мужчину, с которым Марина намеривалась построить оставшуюся жизнь. Богдан был ей чужой! И в этом он убеждал себя ни раз, но проклятое сердце опять не слушалось. Особенно сейчас…Особенно после этих слов, которые они никогда не говорили друг другу со времен знакомства.

– Хорошо-то как…– она сладко потянулась на стуле, полные груди качнулись под полуразодранным халатом совсем уж соблазнительно.

– Ты что-то говорила насчет ужина?– перевел на другую тему разговор Гончаренко.

– Душ…Ужин…Какие у тебя на завтра планы? Ты же помнишь, что я работаю в день? – женщина спрыгнула со стула, качая бедрам двинувшись к нему.

– Об этом я и хотел с тобой поговорить!– обрадовался Гончаренко, так и не придумавший, как перейти к интересующему его вопросу.– У меня завтра собеседование около двух в ПЧ. Хочу устроиться монтером пути к вам на железную дорогу. Не могла бы ты завтра рассказать хотя бы какие-то основы о вашей работе? А лучше показать на примере, чтобы я совсем уж глупым в глазах будущего начальства не выглядел?

– Наша работа несколько различается…Я из дирекции движения, а путейцы – это несколько другое…– замялась Маринка.

– Но знакомые-то среди путейцев у тебя есть?– спросил Богдан, вернувшись назад в комнату.

– Мастер по станции…

– Неплохо, если бы я к тебе заскочил на работу до собеседования и поговорил бы с ним! Знаешь же, что в кадрах говорят одно, а вот на практике оказывается совершенно другое. Я хочу, чтобы у меня была такая работа, чтобы ты ни в чем не нуждалась, моя милая!– он нежно поцеловал ее в щеку, коснувшись губами мягкого пушка волос около виска.

– Хорошо…Я попробую позвонить ему, – нерешительно согласилась Марина,– если он будет на месте, то я попрошу его поговорить с тобой…

– Вот и отлично!– отстранился Богдан от нее, проведя ладонью по распущенным крашеным волосам, словно маленькой девочке.– Ты у меня самая лучшая! Кстати, может ну, его, этот ужин? Давай сходим куда-нибудь, развеемся? У меня остались кое-какие сбережения, думаю, что нам хватит отдохнуть?

Женщина улыбнулась и согласна кивнула. Неужели, она все же дождалась своего принца на белом коне, простого человеческого счастья? Неужели, она теперь не будет засыпать ночами одна, вздрагивая от незнакомого шума за окном?

– Конечно, дорогой…Только все же сначала душ!

Маринка отправилась в ванную, а Богдан проводил ее долгим пронзительным взглядом. Он принял решение, нашел выход, как делал это много раз до этого, только не хотел, даже самому себе в этом признаться.

18

Москва

ул.Гризодубовой

Штаб-квартира ГРУ

Оперативный центр Главного разведывательного управления Российской федерации напоминал растревоженный улей. Литерный особой важности под номером 1313 вышел из пункта назначения, чтобы прибыть вовремя на заданную станцию. И теперь его всюду сопровождало внимательное и неотрывное око спутников, радиолокационных систем слежения, компьютерных программ и прочей новомодной техники, без которой специалисты разведки уже не мыслили свое существование.

Но не только системы ГЛОНАС наблюдали за безопасностью спецсостава. Сотни людей неотрывно контролировали путь литерного по всему маршруту движения. Огромный неповоротливый механизм все еще могучей железнодорожной магистрали страны был запущен для того, чтобы переправить радиоактивное топливо на одну из местных атомных электростанций. Десятки работников пути встречали состав на неохраняемых переездах и мостах, сотни вагонников непрерывно контролировали на каждой станции состояние вагонов, машинисты меняли бригады из числа самых подготовленных специалистов, а на дежурства по станциям ставили самых опытных ДСП. Приведены в полную боевую готовность стрелковые команды военизированной охраны, пожарные и восстановительные поезда. Счет работы людей пошел на вторые сутки. И весь этот непрерывный поток информации стекал сюда на улицу Гризодубовой в оперативный штаб ГРУ, которым руководил генерал Старостин Леонид Петрович, сидевший за столом своего кабинета, устало протирая покрасневшие от недосыпа глаза.

К черту эту работу! Думал он, снова принимаясь за очередной отсчет. К черту все! Вот проводить этот литерный и баста…На заслуженный отдых! Пенсия какая-никакая, а все же имеется, дачу построил, квартиру детям купил, пора и для себя пожить. Уверял он, но понимая, что все же так и не решится уйти из этой структуры, в которой была всей его жизнь. А за этой операцией будет новая, а за ней еще одна, а потом еще…И однажды его найдут именно тут, в собственном кабинет умершего от инфаркта или инсульта…

– Тьфу! Тьфу!Тьфу!– сплюнул Старостин через левое плечо суеверно, постучав на всякий случай по краю дубового стола.– И придет же такое в голову…

Сказывалось напряжение последних дней. Информации от капитана Вишневского никакой не поступала. Агент Белянкина рядом с ним тоже не подавал вестей, и Чуйка – захолустная станция на границе с Украиной по-прежнему оставалось самым больным местом по всему маршруту следования поезда.

Черт бы ее побрал, эту Украину! Жили себе спокойно, дружили, считали друг друга братьями! Нет, захотелось ей самостийности…И вот результат. Теперь ближайшего соседа, бывшего брата приходится подозревать в терракте. А ведь радиоактивное облако в случае чего и на них может пойти! Мало ли куда ветер повернет? Но кто там в рядах националистов думает об этом? Им чем хуже, тем лучше! Получать второй Чернобыль…Будто бы мало им одного.

В дверь постучали. Так стучал во всем управлении только лишь один человек, его близкий друг полковник Белянкин. Именно ему Старостин планировал оставить управление при уходе на пенсию. Мужик честный, грамотный, не без гонора, конечно, но может оно и лучше? Меньше в больших кабинетах ноги об него, как руководителя будет вытирать менеджеры и экономисты, ставшие во главе практически всех ведомств страны, безграмотные, узкоспециализированные, направленные лишь на получение мимолетной прибыли. Они поставили на колени почти всю, некогда великую, промышленность со своими бесконечными сокращениями и оптимизациями.

– Войди, Валентин Рудольфович!– откликнулся он, отложив в сторону кипу бумаг. Рука сама нырнула в ящик стола, чтобы достать оттуда крепкого выдержанного коньячку и пару рюмок.

– Сколько лет служим вместе,– полковник вошел в кабинет. Бросил косой взгляд на выставленное спиртное, улыбнулся, но промолчал,– все время удивляюсь, как ты определяешь, что за дверью именно я?

– Понимаешь, Валик,– разлил по хрустальным рюмкам Старостин шоколадного цвета ароматную жидкость, наслаждаясь французским ароматом,– на уровне пояса можешь стучат только ты…

Они рассмеялись. Белянкин был небольшого роста, примерно метр пятьдесят, но крепко сложен. В курсантские времена он сильно комплексовал по поводу невысоких габаритов, но приобретя определенный статус, добившись определенных успехов в жизни, относился к подколкам такого рода с юмором.

– А еще стук у тебя, Валя,– поднял рюмку генерал, наполненную до краев,– самый наглый, будто к себе домой ломишься… Будем! Чтоб этот чертов литерный проехал без приключений!

Они с удовольствием выпили коньяк. Выдохнули, наслаждаясь сладким послевкусием. Два крепких мужчины, офицера, они могли себе хоть иногда позволить расслабиться.

Старостин убрал спиртное и внимательно посмотрел на товарища.

– Я, собственно, по этому вопросу и пришел!– расправил усы залихватски Белянкин, доставая из недр своей коленкоровой папочки лист бумаги.– Посмотри внимательно…

Он подал служебную записку генералу с набранным на ней текстом шифрограммы. Он гласил: « Объект вышел на вероятного противника. Лужина убили не террористы. Проводим задержание сегодня ночью. Литерный может следовать по маршруту. Позывной Ведьма.»

– Твоя воспитанница?– кивнул на лист бумаги Старостин, закончив читать.

– Лучшая воспитанница!– рассмеялся Белянкин.– Я ее приставил к Вишневскому, чтобы тот из-за своей принципиальности чего-нибудь не напортачил. Она хвостиком повиляла, грудью поманила, а он и рад стараться ее слушать. Мужики ведь везде одинаковы…

– Говоришь, так как будто не мужик!– улыбнулся Леонид Петрович.

– Еще какой! У меня у самого иногда при виде нее слюнки текут, да стар я уже…

– Ну, не прибедняйся! Не надо, Валя…