Литерный особой важности

– А третьи приехали разминировать!– со смехом добавил я, пиная ногой пакет с лампами.– Такого со мной еще не было…Куришь?– предложил я Алексею початую пачку. Тот отрицательно покивал головой, заглядывая в пакет.

– Их бы к суду привлечь за ложный донос…– зло бросил он.– У меня чуть сердце в пятки не ушло!

– А представь, если бы мы действовали, согласно инструкции? Вызвали милиции, скорую, МЧС, взрывотехников, оцепили район, остановили движение, то смеху было бы…

– А с другой стороны…

– А с другой стороны, Леш, – уже серьезно сообщил я начальнику станции, решив, что человеку, который пришел со мной умирать можно доверять всецело,– у нас большие проблемы…

– Из-за этого?– он лихо пнул пакет ногой.

– Из-за радиоактивного топлива,– пояснил я, поднимаясь со щебня,– украинские националисты готовят теракт. Когда, где неизвестно…Но информация точная!

– И что делать?– глаза ДС округлились.

– Искать…– вздохнул я, решив, что хотя бы одного руководителя можно из числа подозреваемых смело исключить.

14

город Чуйка

Старший прапорщик госбезопасности Лавоченко Юлия Валерьевна стояла у покосившейся оградки одного из свежих захоронений на протяженном местном кладбище, тянущимся по склонам меловых гор всюду, куда хватало глаз. Гранитные памятники, старые деревянные кресты поражали своим разнообразием и навевали какое-то внутреннее спокойствие, будто весь этот безумный мир на какое-то мгновение приостановил свое сумасшедшее течение, чтобы насладиться в полной мере царившим в этом месте покоем и дыханием вечности.

Юлька кладбища не любила. Атмосфера горести, невыносимой печали мгновенно ложилась на ее хрупкие плечи, едва она ступала на рыжую глиняную землю погоста. Вот и сейчас, стоя у могилы капитана Лужина, она чувствовала себя очень неуютно, кутаясь в тонкий платок под порывами сильного пронизывающего ветра.

Коменданта Чуйки похоронили в самой середине местного кладбища на одном участке с его бабушкой, счастливо улыбающейся с фотографии на старом деревянном кресте кое-как покрашенном синей краской. Крест давно было пора менять. Он покосился, у основания подгнил, но старушка все так же умиротворенно смотрела с фотографии своими чуть раскосыми глазами, там, наверху, на небе прощая все и всем.

Лавоченко аккуратно положила на высокий могильный холмик четыре гвоздики, купленные в единственном в городе цветочном магазине. Подожгла щелчком зажигалки затухшую небольшую свечку у самого основания креста, укрытого скромными венками. Пламя заиграло на ветру, задрожало, но не затухло.

– Я каждый день сюда прихожу, чтобы зажечь ее…– раздался позади девушки женский грустный голос. Напротив могилы с охапкой живых цветов стояла женщина средних лет в черной косынке. Ее серые и без того невыразительные глаза смотрелись какими-то выцвевшими от выплаканных слез. Похудевшее, осунувшееся лицо смотрела с недоброй неприязнью на Юльку, почему-то смутившуюся от столь пристального взгляда.

– Здравствуйте!– поздоровалась Лавоченко, медленно выходя из-за оградки.

– Я его жена,– женщина обошла ее стороной. Поправила несколько съехавших от ветра венков, уложила новые цветы, чуть сдвинув принесенные Юлькой гвоздики в сторону.– Ну, здравствуй, Алешка…

Она быстро наполнившийся слезами взгляд от фотографии с еще счастливым капитаном Лужиным в сторону, смахнув серебристую слезинку на впалой бледной щеке платком.

– Меня зовут Юлия…

Столь неприязненного взгляда Лавоченко на себе еще никогда не ловила. Казалось, женщина, если бы могла, то непременно испепелила бы ее.

– Елена…– выдавила он из себя, отворачиваясь.

– Я веду дело об убийстве вашего мужа,– добавила Юлька. Когда она пробовала с утра набрать домашний телефон Лужина, то долго никто не брал трубку, и лишь с седьмого раза ответила какая-то женщина, сообщившая ей, что Елену Константиновну Лужину можно найти в это время на кладбище. Именно сюда старший прапорщик госбезопасности и направилась. Не получив никаких других указаний от своего непосредственного начальника, она самостоятельно решила разрабатывать убийство коменданта станции. Может и там найдется какая-то ниточка, которая приведет их к таинственной террористической организации? Начать расследование Юля решила начать с опроса жены Лужина.

– Вы непохожи на следователя…– вяло улыбнулась с все тем же холодным взглядом Елена Константиновна.– Да и была у меня уже милиция!

– Я не из милиции,– оборвала ее девушка, доставая свое удостоверение из сумочки,– старший прапорщик госбезопасности Лавоченко Юлия Валерьевна.

Взгляд вдовы немного потеплел. Она повернулась к моей помощнице, заинтересованно глядя на нее.

– Вы, простите меня…Последнее время здесь объявилось много…– она смутилась, даже слегка покраснела.– Особ женского пола к нашей семье не имеющих никакого отношения, так сказать, даже наоборот…

Елена Константиновна всхлипнула и со злобой посмотрела на фото мужа. Это не преминула отметить Лавоченко, чувствуя, что спешить с распросами не надо, что убитая горем женщина, как придет время сама поделится всем с ней, нужно было только лишь подтолкнуть изнутри все то, что она долго держала в себе. Весь этот ком, сжирающий вдову, будто язва.

– Если хотите, я вас провожу?– предложила Юлька, ежась от холодного ветра.

– Да…пожалуй…– Елена Константиновна бросила последний взгляд на могилу мужа и медленно двинулась вслед за прапорщиком, с трудом перебирая ногами. Разговор она начала сама, как и предполагала Лавоченко, даже не пришлось задавать никаких вопросов. Острая боль, засевшая как заноза в груди вместе с бережно лелеемой женской обидой, требовала выхода. Чуйка – город маленький, сплетни разносятся быстро, а, значит и делится с кем-то было опасно своими горестями и переживаниями. Юльке эта ситуация была знакома. в свое время она сама выросла в скромненькой деревушке.

– Муж гулять начала рано. Наш брак был для него вторым,– начала она свой рассказ,– первый был ошибкой курсантской молодости, как он сам о нем говорил…Ну, вы знаете, как это бывает! Молодые люди встречаются, проводят вместе очень много времени. Он – курсант, она- студентка экономического факультета. Оба счастливы, беззаботны и красивы. Кажется, что это все навсегда, что это и есть любовь…безудержный секс, вечеринки до утра, прогулки под луной и весь конфетно-букетный период,– она улыбнулась, будто вспомнила что-то приятное из своей жизни,– почему это все не продлить до конца? Сыграли свадьбу, когда Леша был на последнем курсе училища.

– И конфетно-букетный период окончился?– уточнила Юлька.

– Не сразу…– хмыкнула Елена Константиновна. Выглядела она лет на сорок пять с хвостиком, но только сейчас Лавоченко заметила, что глаза и шея с руками выдают ее настоящий возраст. Она была лишь лет на десять старше ее, просто битая жизнью, измученная усталая женщина.– Для начала его распределили в дальний гарнизон на Дальнем Востоке. С трудом Алешке удалось переубедить ее перевестись на заочное и отправиться вместе с ним. Ну, а дальше…Думаю вы знаете, как заканчиваются такие отношения. Однажды Лужин пришел домой и нашел прощальную записку. Через месяц их развел суд.

– А вы познакомились с Лешей именно там?– поняла Юлька.

– Как вы догадались?

– Это моя работа…

– Да, мой отец был его командиром. Мама погибла много лет назад, а я всегда был генеральской дочкой! Кажется, что жила во все гарнизонах нашего севера вместе с беспокойным родителем.

– Потом жили Алексеем?

– Потом с ним,– согласилась Елена Константиновна,– мы влюбились сразу друг в друга без памяти. Да и как могло быть иначе, если на таком ограниченном пространстве собрались два одиночества. Мы не прошли бы мимо друг друга, даже если бы очень этого захотели…

– И все было хорошо…– участливо покивала головой Юля.

– Пока его не перевели сюда!– горячо заверила ее женщина. Они уже вышли из-за ворот кладбища и свернули на узкую асфальтированную дорогу, ведущую к старенькой, выкрашенной в зеленый цвет остановке. Лавоченко сняла с головы черный платок, спрятав в сумку. Глухо звякнул в женском клатче табельный пистолет. После случая в гостинице она предпочитала ходить с оружием.– Этот город изменил его, сломал…

– Почему вы так считаете?

– Всегда Леша был заботливым и внимательным мужем, но здесь…Здесь с ним произошли такие перемены, что волосы вставали дыбом. Он начал пить. С пьянками стали появляться непонятные друзья, барышни легкого поведения. Я не знала, как мне быть!– в ее голосе прорезалось отчаяние, от которого Юлька вздрогнула.

– Все было настолько плохо?– уточнила она.

– Все было просто ужасно…Он не приходил неделями, жил в других домах, с другими женщинами, объясняя, что находится на службе!

– Может он действительно там находился?– уточнила Лавоченко.– Знаете, у нас довольно непростая профессия, которая несколько отличается от обычных слесарей и работников общепита. Ночь, полночь мы можем находится на спецоперациях, выслеживать опасных преступников, редко возвращаясь домой.

– Да, бросьте!– отмахнулась Елена Константиновна от Юльки с плохо скрываемым раздражением.– Знаю я эти профилактические мероприятия…Пьянки, гулянки, бабы…

Старший прапорщик подумала о том, каково было приходить домой Лужину и каждый раз доказывать, что был на работе, а не в баре с очередной местной кокеткой. Такой, пожалуй, было бы это очень трудно доказать. Вообще, по впечатлениям Юльки, особа была истеричной и несколько скандальной, несмотря на весь свой траурный вид.

– А как вы узнали о смерти мужа?– решила сменить тему разговора Юлька, внимательно наблюдая за реакцией Елены Константиновной, которая слегка побледнела, и ее густо накрашенные губы некрасиво задрожали, лицо скривилось, испортившись, как несвежее яблоко.

– Мне позвонили из вокзала…– с трудом собралась женщина, промокнув красные от слез глаза платком. Кажется, это была дежурная по вокзалу…Надежда… я плохо помню этот день. Извините…