– Скинь-ка рубашку, – попросил Роман.
Бояркин стянул рубашку и увидел с ее тыльной стороны темные пятна.
– Ого-го, – сказал Роман, разглядывая его спину, – можно сосчитать все пинки,
которые ты схлопотал. Как пинок, так и ссадина. И по рубашке можно сосчитать – они там
отпечатались.
– Знаешь что, Рома, кончать нам надо с этим вином, – сказал Бояркин.
– Да нет, так-то ничего, просто мы вчера норму перешли. А этих местных, не знаю,
кто там был, мы можем сегодня на рога поставить.
– Нет, все. Наверное, я сам выпросил. И с вином тоже конец. В алкашей
превращаемся. Поворачивать надо.
Николай решил, что от Батурина надо просто отколоться. Не ходить к нему в
общежитие и все. В одиночку он пить не умеет – может, и сам перестанет. Разве что другой
напарник объявится. Хоть бы уж приехала скорее его жена.
На другой день Бояркин заболел. С утра появилась апатия ко всему на свете, которую
он не мог превозмочь весь день, а под вечер заныли кости и стало больно глотать. Все было
как в тумане. Его состояние заметила вся бригада, и Пингин распорядился, чтобы в
понедельник он на работу не выходил, а как следует закутался и отлежался. Батурин, помня
ссадины на его теле, испугался, но потом стало понятно, что Николай всего лишь застудился,
лежа ночью на холодной земле.
Весь следующий день Бояркин провалялся под одеялом, поднявшись только в обед,
когда Роман принес котлету с рисовой кашей и стакан молока. Потом, оставшись один,
Бояркин вышел из избы и присел на теплом крыльце. День стоял солнечный, и
температурить от простуды было стыдно. Николай, уже в который раз, поймал себя на том,
что смотрит на все окружающее слишком равнодушно. "Наверное, это безразличие не зря
заложено в человеке, – подумал он. – В большинстве случаев смерти предшествует болезнь, и
равнодушному легче умереть. Болезнь несет равнодушие. Точно так же, наверное, и
равнодушие несет болезнь. Так не от того ли я расхворался, что в последнее время как бы
отошел, оторвался от всего?" Он еще немного посидел, вспомнив Нину Афанасьевну с ее
постоянным постельным режимом, пожалел ее и пошел снова на кровать.
Первым после работы вернулся в общежитие Валера-крановщик. Он принес ужин и
пояснил:
– Ромка отправил. Сам завернул в магазин. Велел тебе не есть, пока он не придет.
Валера сбросил сапоги, через голову стащил рубаху, обнажая свои беспорядочные
наколки.
– Слушай-ка, – сказал он нерешительно, – я вот по-разному думаю. Все хочу спросить.
Ты ходишь с десятиклассницей… Так ты с ней того… Ну, в общем, спишь или просто так?
– А тебе какое дело? – спросил Бояркин, чувствуя как закипает.
– Да интересно. Я не знаю, можно ли просто так ходить.
– Можно и "просто так", – ответил Бояркин, вдруг вспомнив, что про Валеру
поговаривали, будто он импотент. – Я, например, хожу "просто так". Ничего иного мне и в
голову не приходит.
– Я понял, понял, – быстро сказал Валера, – я так, случайно спросил.
Бояркину стало неприятна его неловкость.
– Ты выпить не хочешь? – сказал он.
– Да не отказался бы.
– Тогда не уходи. Сейчас Роман принесет. Он "просто так" в магазин не заходит.
Выручишь меня.
Роман принес бутылку водки.
– Мы же договорились… – недовольно сказал Николай.
– Ну, ладно, ладно – покровительственно осадил его Роман. – Это для лечения.