Вот что касается помощницы, то тут крыть нечем. Роман и сам видит какие-то ненужные,
безумные для их денег покупки Смугляны, но молчит, чтобы не обидеть. К сожалению, в этом
новом союзе быстро заканчивается и резерв искренней открытости. В отношениях с Ниной тоже
очень скоро набирается много такого, что остаётся только своим, что не может быть общим и
доступным.
– Ты знаешь, – говорит он Смугляне вечером под впечатлением разговора с Иосифовной, –
конечно, этот наш закуток далеко не рай, но ведь мы можем лишиться и его. Ты бы попробовала
как-то приглянуться хозяйке.
– Так нам для этого надо обоим стараться…
– То есть?
– Ну, снять занавеску, чтобы она уже всё полностью видела. Просто прислушиваться ей уже,
наверное, скучно. Вот и пусть любуется. Тогда мы ей точно понравимся.
– Я серьёзно, – говорит Роман.
– А что такое?
– Она, кажется, недовольна тобой.
– Откуда ты знаешь? – подозрительно спрашивает Смугляна.
– Да замечаю её взгляды на тебя, – вынужден обмануть Роман.
– Но разве можно ей как-то понравиться ещё, кроме того, как я предложила?
– Можно. Ты же видишь, что она помешана чистоте, вот и помогай ей ещё больше в этом
сдвинуться.
– Она сдвинута и по другим статьям. Может быть, мне лучше представиться внучкой дяди
Лёни?
– Какого ещё дяди Лёни?
– Ну, Леонида Ильича.
Роман смеётся.
– По масти ты только к его бровям и подходишь, но этого мало. В остальном-то у вас бо-
ольшое расхождение. Иосифовна тебя мигом разоблачит.
Конечно, на почве чистоты и порядка с хозяйкой подружиться легче всего. Она ежедневно
протирает каждую вещичку, каждый день моет пол, а полотенце стирает, если вытирается им три
раза. Почти весь день на пятачке однокомнатной квартиры кипит такая бурная деятельность, что к
вечеру старуху шатает от усталости. Но, очевидно, это-то и тренирует её неиссякаемую
жизнедеятельность.
Следующим утром Смугляна вызывается мыть полы. Моет неуклюже, раскоряченно переползая
на полусогнутых ногах, с трудом дотягиваясь до пола. Замечает что-то насчёт удобства швабры, и
125
Роман едва удерживается от язвительной усмешки и от того, чтобы не вспомнить свою маму,
которая до сих пор, несмотря на свою тучность, моет пол в целом клубе без всякой лентяйки.
Мучительное мытьё продолжается долго. Роман наблюдает и за Иосифовной, только тут
догадавшись, что он с этой затеей только ещё больше подставляет Нину. Наконец взмокшая
квартирантка окончательно, с вздохом облегчения, распрямляется и, бросив тряпку, плюхается на
диван. Глаза её светятся детской радостью и ждут благодарности, возможно, за первый в жизни
«половой» подвиг. Хозяйка молча берёт тряпку и затирает за ней отдельные пятна, промывает
плинтуса, о которых помощница даже не подумала. Смугляна поджимает губы, а, поймав на себе
укоряющий взгляд Романа, выдавливает их в горькую, плаксивую улыбку, мол: я же говорила, что
здесь не угодишь.
– Но я ведь так старалась, – не видя никакого сочувствия Романа, с обидой жалуется она сразу,
как только хозяйка скрывается в ванной, чтобы прополоскать тряпку.
– Учись, – холодно бросает тот, раздражённый, к тому же, её неуместной обидой.
– А что, твоя жена лучше моет пол? – даже не нервно, а зло спрашивает Смугляна.
В своём внезапном ослеплении Нина не обращает внимания на Иосифовну, которая уже