Жизнь волшебника

Автор

Александр Гордеев

Жанр

Современная русская литература

Год написания книги

1985

<< 1 ... 104 105 106 107 108 109 110 111 112 ... 172 >>

На страницу:

Перейти

108 из 172

Настройки чтения

Размер шрифта

Высота строк

Поля

только они забивают в квартире все необходимые гвозди, ему начинает казаться неестественным,

что Серёжка остаётся у бабушки с дедушкой. Разговаривая с ним по телефону, он улавливает в

Серёжкином насупленном голосе затаённую ревность и уже не может оставаться спокойным. Под

каким-нибудь предлогом он заходит потом к Лесниковым и забирает мальчишку. У Голубики же

портится настроение, если сын ночует у них (она, оказывается, вообще относится к нему

холодновато). Роман, привязываясь к Серёжке всё крепче, время от времени заговаривает о том,

чтобы он вообще перешёл к ним. Добрейшую Тамару Максимовну это и огорчает (без внука и

дочери их жизнь кажется теперь слишком тихой и унылой), но и радует – значит, у Ирэн

складывается семья, а у Серёжки есть отец.

Мировосприятие Романа постепенно меняется с бездомно-собачьего на домашне-уютное. Как

приятно, оказывается, выйдя за последнюю шестерёнку завода – вертушку проходной, знать, что

тебя в твоём доме ждёт красивая жена. Уже одна эта душевная определённость становится

радостным событием каждого дня. Жизнь, вошедшая в устойчивое состояние, содержит мало

случайного. Эта определённость даёт и другую свободу – свободу от похоти. Теперь воспоминание

о рыскающем, ищущем взгляде вызывает лишь усмешку. Всё – он вышел из толпы женщин, выведя

оттуда лишь одну Голубику. И вот она рядом, близко, где-то под мышкой, а все остальные как за

стеклом или на сцене. Пошлый, легкомысленный спектакль продолжается, а они с Ирэн уже вне

его. На всех актрис, остающихся в действии, Роман смотрит грустно и снисходительно – ни одна из

86

них и отдалённо не сравнима с Голубикой. Уже не опасаясь своих каких-либо предательских

реакций, на них можно смотреть как угодно: и мимолётно, и пристально. Никто из них не сможет

ему понравиться. Очевидно же, что ни у кого из женщин нет такой красивой груди, как у его жены,

таких красивых ног, красивой попы, а уж про глаза и говорить нечего! Так что, успокойтесь и не

мельтешите передо мной. Моя жена – совершенство, она богиня, и всё тут!

Сколько же времени и энергии отнимала у него похоть! Как глупо было тратиться на то, чтобы

кого-то зачем-то удивлять и волновать. Однажды, читая книгу в тишине и вдруг залюбовавшись

этой осмысленной минутой, Роман думает, что, вероятно, именно такое-то состояние с ощущением

свободы, глубины жизни и полной власти над собой и можно считать счастьем.

Теперь у него и волнения иные. Ожидая жену с работы (если их выходные не совпадают), он в

последний час уже просто мучительно плавится на огне нетерпения. От постоянного

прислушивания к стуку дверей в подъезде и звукам на лестнице не выходит отвлечься. Помня ритм

и тембр шагов Голубики, он намеренно истязает себя последними мгновеньями до её появления.

Вот она поднимается всё выше и выше по ступенькам, потом три или четыре шага по лестничной

площадке, отсчитанные металлическими набойками каблуков по звонкому кафелю, вот сейчас

раздастся звонок – его, кажется, ждёт само сердце. Вот сейчас, сейчас… Звонок мягко дзенькает,

будто срывая внутреннюю струну, и отпущенное, наконец, сердце вздрагивает, как от

неожиданности, или, напротив, как от космического ожидания. Пытаясь успокоить его, как ребёнка

или как сумасшедшую от радости собаку, Роман, бросившись к двери, растворяет её сразу для

всего: для солнца, радуги и счастья! Его Голубика тоже не может не улыбаться. Присев в прихожей,

Роман с мягким хрустом расстёгивает замки на её сапогах. Ни с кого он не смог бы снять обувь –

только с неё, со своей фарфоровой девочки. Уж не заблуждался ли он раньше относительно своей

натуры? Да никакой он не коллекционер, а уверенный, матёрый однолюб. Давно уже, пожалуй, со

времени Любы, не чувствовал он в своей душе такого крепкого, надёжного дубового дна.

Оказывается для него важно уже само присутствие Голубики, создающей какую-то особую

искристую атмосферу, в которой живётся взволнованно, будто на какой-то более высокой, более

чувствительной амплитуде.

В один холодный зимний день, выйдя за хлебом в ближайший магазин, Роман оглядывается на

два своих окна на самом высоком пятом этаже и вдруг на этом небольшом отдалении чувствует

своё состояние ещё острее. От мысли какая замечательная, необыкновенная женщина ждёт его

дома, сердце делается вдруг большим и горячим, пытающимся раздвинуть свои границы в груди.