вызывает усмешку, что уже хорошо. «Никуда ты, жёнушка, не денешься, – несколько принужденно
злорадствуя, думает Роман, – я заставлю тебя спуститься в моей душе на несколько ступенек
вниз». Конечно, быстрей всего чувство можно было бы уменьшить переключением на другую
женщину (когда в период Большого Гона с Романом случались небольшие, локальные, так сказать,
увлечения, то он этим приёмом легко уходил в отрыв), однако здесь всё иначе. Он не отказывается
от Голубики, а хочет стать сильнее её…
В программу обустройства самостоятельной жизни у Ирэн входит и возвращение прежней
дружбы с друзьями по институту.
– Вот здесь-то я и училась, – говорит она однажды, кивнув на низенькое крылечко пединститута,
мимо которого они идут.
89
По этой улице они ходят постоянно, но в этот день, не такой жаркий, как обычно, с множеством
мелких облачков, будто нащипанных из крупного облака, Голубика в минорном настроении.
– Это корпус факультета иностранных языков, – поясняет она, – именно здесь собрана вся
элита института… Не усмехайся – так считают сами преподаватели. На этом факультете самый
высокий уровень интеллекта. На физкультурном, к примеру, он практически нулевой. Ну, это я,
можно сказать, изучила очень даже непосредственно, – добавляет она самопрощающе и с
иронией, намекая на своё неудачное замужество. – А наши мальчики работают теперь
переводчиками в разных управлениях, в подлиннике читают иностранную литературу, слушают
радиопередачи на иностранных языках…
Все это произносится с таким значением, что кажется Роману назидательным намёком на его
серость. Он едва удерживается, чтобы не передразнить её или не спросить, почему она сама-то
лишь продавец?
– Элита, интеллект, – усмехаясь, отвечает он. – Скажи ещё «сливки общества»! Да плевал я на
них! Элита общества – это такие люди, как твой отец. Это те, кто движет мир. А что умеют эти твои
петушки?
Говорит и понимает, что, конечно же, он не прав – нужны все, в том числе и переводчики. Ну так
не выпячивай их так сильно, и я не трону.
Ирэн, даже остановившись от возмущения, дышит раздувающимися тонкими ноздрями и
смотрит куда-то в сторону, словно не желая идти дальше рядом с ним. Хотя полноценно
разозлиться у неё не получается, ведь он так хорошо отозвался об отце, поставив тем самым её
раздражение на раскоряку: толи злиться, толи нет? И потому, переведя дух, Голубика ничего не
отвечает, не опускается до ссоры, а просто шагает дальше, но уже вся в себе.
А дней через пять она приводит с собой гостей: двух девушек и парня. Уже с порога они с очень
большим значением рассуждают об иностранной литературе. Причём беседует вся эта четвёрка,
вцепившись друг в друга таким судорожным вниманием, что, войдя в квартиру, не замечает ни
вешалки, на которую, тем не менее, аккуратно вывешиваются их лёгкие модные ветровки, ни
прочей мебели, ни встретившего их Романа. Казалось, вот катился по улице их общий колобок в
оболочке слов, въехал в прихожую и будь эта квартира безразмерна, так он укатился бы и куда-
нибудь дальше. Роман, озадаченно склонив голову набок, наблюдает за пришедшими как за каким-
то чудныом явлением. И тут-то ему открывается, что его Голубика, продавщица детских игрушек,
говорит с умными гостями совершенно на равных. В том-то её умысел и есть – она хочет показать
мужу разницу своего уровня и его. «Вот что мне нужно, – словно говорит ему Ирэн, – а с тобой я не
могу реализоваться даже в общении». И нужный эффект достигается. Роман, как и задумано
Голубикой, чувствует себя полным дураком. Он не знает и двух процентов того, о чём они болтают.
Правда, сама тема их разговора вызывает недоумение: с преумным видом они обсуждают
отдельные, пикантные, на их взгляд, фрагменты из разных иностранных произведений, более
всего восхищаясь дерзостью натурализма. Они даже и некоторых рискованных словечек не
стесняются, произнося их, к удивлению Романа, с каким-то интеллигентским шармом. Но всё равно
– со стороны послушать, так разврат да разврат. Чудныое… Да он-то мог бы и без всякого чтения