Мила и Юра

Чтобы не пришлось любимой плакать

Крепче за шофёрку держись, баран…

Увы, опять я отвлёкся. Ну что за натура! Так и тянет меня вильнуть в сторону и сообщить нечто попутное. Но, вернёмся.

Анна Алексеевна встретила потенциального зятя радушно, как и всегда. Сомнений, что одноклассники когда-нибудь поженятся ни у кого из жителей восьмиквартирного дома, не возникало. Юру просто завораживало наличие книг в семье Железновых. Если в его квартире их набиралось сотни полторы от силы, то у одноклассницы счёт шел на тысячи. Благодарить за литературное богатство следовало шуструю старшую сестру Нину.

Хлопотливая мать Людмилы сняла фартук:

– Юра, усаживайся за стол, сейчас будем пить чай с моей фирменной выпечкой.

Кухоньки в доме были скромные, если не сказать – крошечные, поэтому стол у Железновых привыкли накрывать в большой комнате. Уж чего, а стряпать Анна Алексеевна действительно умела.

Людмила сладко потянулась:

– Наконец-то, в кои веки, наемся сладкого.

Она, худенькая и невысокая (152 см), последние семь лет жила на жесточайшей диете. Регулярные тренировки позволили ей дорасти до кандидата в мастера спорта по спортивной гимнастике. К своему стыду, как Юра не старался, в школьных соревнованиях никогда не поднимался выше пятого места по подтягиванию, выдыхаясь на одиннадцатом разе. Девочки, обычно отжимались от пола, но Людмиле разрешали соперничать с ребятами. Что характерно: она играючи их побеждала, подтягиваясь больше тридцати раз и было видно – это не предел.

В сентябре 1969 года она решила прекратить тренировки: результаты не росли, большой спорт уже не маячил (поджимал возраст), а тратить попусту время, при отсутствии перспектив, не очень-то и хотелось.

– Юрочка, – потенциальная тёща обратилась к младшему Бревнову – какие у тебя планы на будущее, в смысле профессии?

– Сашка хочет поступать в МИСИ и меня зовёт, а сам я предпочёл бы МИСИС.

– К старшим надо прислушиваться. Я только не поняла в чём разница – названия почти одинаковые. Может профили схожи?

– Нет, что вы, Анна Алексеевна, это совершенно разные вузы. Старший брат решил пойти в инженерно-строительный, а у меня в мыслях Московский институт стали и сплавов.

Тут встряла в разговор Людмила, заявляя с долей иронии:

– В Егорьевске нет сталеплавильного производства. На механическом заводе делают латунь, а на «Комсомольце» чугун льют, да бронзу, «Техоснастка» не в счёт, как и два крошечных – «Металлист» и «Насосный». Другое дело – стройка, там сейчас такая нехватка среднего руководящего звена…

Юра отпарировал, жуя кекс с изюмом:

– Между прочим, наш «заборостроительный» (институт коммунального хозяйства) уже готовит руководящих жуков, а ты сама решила поступать в станкостроительный техникум. Где же логика в твоих словах?

Старшая Железнова выставила вперёд ладонь, как бы притормаживая спор молодежи:

– Ну хватит, довольно, пейте чай. Через год, глядишь, вы уже будите учиться и все станет ясно. Лучше я вам что-нибудь интересное из истории расскажу, а профессии успеете выбрать. Их столько развелось в нынешнее время, голова кругом пойдёт: геологи, орнитологи, спелеологи, археологи, уфологи, прости господи. Есть уж совсем узкие специалисты…

Из прихожей донеслись непонятные звуки. Анна Алексеевна, одним ухом прислушиваясь, продолжила:

– Кого бы привести в пример как совсем узкого специалиста. Вот, скажем, э, э…

– Проктолог, – в большую комнату развязно ввалился зять Федя, – один из самых узких…

За его спиной ворчала Нина:

– Сроду всю малину изгадит.

Федя как ни в чём не бывало продолжил:

– Маманя, готовы ли мои любимые пироги с яблоками? Уж больно по ним соскучился.

Потом было шумное вечернее пиршество. Перед т ем, как убрать со стола грязную посуду, тёща Феди всё-таки ввернула свой небольшой исторический рассказ:

– Вы, как мне кажется, мало знаете о, казалось бы, второстепенных личностях, сыгравших значительную роль в родной истории. Вот, к примеру, выпускницы Смольного института благородных девиц. Сам институт основан по инициативе Ивана Бецкова пятого мая 1764 года. Ему уже исполнилось 205 лет. Сам Бецкой внебрачный сын князя Трубецкого…

– Значит, игриво перебил Федя, – внебрачный сын Бецкова носил бы фамилию Цкой?

– Не исключено, только я прошу не перебивать. К слову, цель создания учебного заведения звучала так: дать государству образованных женщин, хороших матерей, полезных членов семьи и общества. Платья выпускниц шили из кисеи, так ткань называлась, потому и прозывались они кисейными барышнями. Девочки поступали туда не старше шестилетнего возраста, и родители давали расписку, что ни под каким предлогом не будут требовать их назад в течении двенадцати лет. Последний выпуск состоялся уже при временном правительстве в 1917 году. Из ранних выпусков прославилась больше других личная шпионка царя Александра 1 Доротея Бенкендорф, она же Дарья. Её поначалу пытались выдать замуж за любимца императора Алексея Аракчеева, но кандидат был с гневом отвергнут. Другой претендент – граф Христофор Ливен её устроил, и Дарья стала женой дипломата. Она сумела охмурить австрийского канцлера Меттерниха и французского премьер-министра Француа Гизо. Читала и говорила на четырёх языках. А вот для русского искусства и поэзии особую роль сыграли две другие выпускницы смольного института. Елена Денисьева стала настоящей музой для Тютчева, пусть не совсем законной, но именно благодаря ей появились мировые шедевры лирики. А вот ещё одна знаменитая личность – Екатерина Керн, дочь той самой, Анны Керн, юношеской любви самого Пушкина. Девушка окончила учёбу с отличием, а через три года вернулась в институт, став классной дамой. В смольном служил тогда муж сестры композитора Михаила Глинки. Будучи в гостях у сестры, он и познакомился с Екатериной Ермолаевной Керн. Они влюбились друг в друга, хотя разница в возрасте составляла 14 лет; разумеется, композитор был старше. Дочь Анны Керн стала для Михаила Ивановича источником вдохновения. Ей он посвятил «Вальс-фантазию», ряд известных и не очень романсов. К сожалению, они расстались. Керн, потерявшая всякую надежду, вышла замуж за юриста Михаила Шокальского, родила сына и через десять лет осталась вдовой, посвятив себя воспитанию ребёнка. Средств к существованию не было до такой степени, что на еду приходилось зарабатывать в качестве гувернантки. В эти тяжелые годы ей помогал выжить только сын Пушкина – Григорий Александрович. Сынок оправдал надежды матери – он стал президентом Русского географического общества, а ещё Юлий Шокольский был академиком Академии наук СССР.

Нина принялась собирать посуду. Анна Алексеевна немного помолчала в задумчивости и, прежде чем помочь старшей дочери, тихо произнесла:

– Много страстей и тайн хранило это официозное, парадное заведение.

Федя всё-таки не утерпел:

– Согласитесь, чувствуется, кто создал институт благородных девиц. К чему прикоснулась грешная рука, то грехом и поросло. Получается смольный институт благородных девиц, из того, что он декларировал, сумел дать лишь полезных членов общества…

Замысел Людмилы удался. Она легко уболтала Юру на поездку с ночевкой в Зайцево на шестое и седьмое января нового 1970-го года.

Пока взрослые члены семьи увлеченно спорили, девушка пошла провожать одноклассника. Воровато оглядываясь по сторонам, она неожиданно чмокнула Юру в щёку. Он застыл на месте, как статуя, слегка растерянный, а Людмила, лукаво на него взглянув, вытянулась на носках и поцеловала его в губы. Этот секундный поцелуй, почти невинный, оказался для него первым.

Зима выдалась на редкость снежной. Новый год встречали в приподнятом настроении, а чуть раньше, в школе, отметили предновогодний вечер-бал для старших классов. Младшеклассники и среднеклассники 28-го декабря собираются на утренники с дедом морозом, конкурсами, попрыгушками и прочими детск5ими развлечениями, а восьмому, девятому и десятому классу устраивали почти взрослые вечера.

Юра с самого начала не очень веселился, а задумчиво вглядывался в лица развлекающейся молодёжи. Иные уже успели злоупотребить портвейном в туалете, а пара великовозрастных балбесов, которым шёл девятнадцатый год (они по два раза оставались в одном классе), набрались весьма изрядно, вплоть до изгнания с новогоднего бала. Они мёрзли за закрытыми дверями школы и время от времени предпринимали настойчивые попытки проникнуть внутрь помещения. На страже дверей, сменяя друг друга, стояли уборщица тётя Вера, морщинистая и решительная старушка крепкого сложения и физрук Сергей Андреевич. Тем не менее, когда часовые отвлекались, этим олухам, по прозвищам Бес и Ряха трижды удалось прорваться на мероприятие. Дошло до того, что завуч пригрозила вызвать милицию. Злодеи нехотя ретировались.

Юра два раза танцевал медленный танец с соседкой и отметил с удивлением, что Людмила прижимается к нему несколько теснее приличия. Улучив момент, он ушёл незамеченным из суматохи веселья на старинную деревянную лестницу ведущую наверх и задумчиво уселся на верхнюю ступеньку первого пролёта. Из фойе доносилась музыка, девичий визг и смех. На лестнице было темновато и хорошо размышлялось. На площадке второго этажа едва различалась дверь кабинета немецкого языка и стенды на стене.

Людмила обнаружила его минут через пятнадцать, догадавшись, куда он мог исчезнуть. Плохо видящая, после яркого света фойе, она поднималась, осторожно нащупывая ногами ступени. На полпути одноклассница различила силуэт сидящего Юры и, подойдя, осторожно опустилась рядом с ним.

С минуту помолчали. Она взяла его левую ладонь в обе свои и спросила полушепотом:

– Ты чего? Скучно там, да?

– Нет, совсем не скучно. Просто я задумался.

– О нас?

– Вообще задумался, о нас в том числе. Представь себе, через каких-то полгода нас здесь уже не будет.

– Ну и что? Мы будем в других местах, может получше этого.

– Ты не поняла. Нас никогда уже тут не будет.

Я только сейчас задумался о времени. Грустно, никогда больше школьная жизнь не повторится.