Сказка без чудес. Роман

– Я читал, что добыча нефти здесь будет вестись с помощью новейших технологий, с соблюдением всех природоохранных мероприятий… Может быть, и ничего страшного? Пусть откачивают помаленьку. А то вон, пишут, старые, пробуренные полсотни лет назад скважины уже не выдерживают давления пластов, подтекают…

– Да как вы не поймёте?! – всплеснул руками хранитель музея. – Уже само вторжение человека в бор в таких масштабах, с промышленным оборудованием, транспортом, этими, как их… гусеничными вездеходами, даже без загрязнения нефтепродуктами, своим шумом и грохотом, сотрясением почвы нарушат экологическое равновесие в лесном массиве, распугают живность, травмируют реликтовые растения!

Глеб Сергеевич почесал затылок задумчиво:

– Ну, если рассматривать проблему с этих позиций…

– Да не рассматривать проблему надо, а бить во все колокола, поднимать общественность! Ведь вопрос о начале добычи нефти в бору уже решён. Все разрешающие документы подписаны! – горячился Рукобратский. Он поддёрнул рукав пиджака, продемонстрировал часы на запястье. – Вот, через сорок минут здесь, в зрительном зале дома культуры состоится сход граждан – жителей села Колобродово по вопросу начала разработки нефтяного месторождения в Заповедном бору. Я уверен, народ скажет своё слово в защиту зелёной жемчужины южно-уральских степей! Останетесь? – остро глянул он на Дымокурова.

Тот пожал плечами:

– Почему бы и нет? Я ведь теперь тоже вроде как ваш, колобродовский. Интересно послушать…

Степан Порфирьевич вздохнул удовлетворённо. А потом вдруг подмигнул заговорчески:

– Ну, а поскольку время у нас ещё есть, я покажи вам главное сокровище, хранящееся в наших фондах!

Подхватив Дымокурова под руку, он повёл его быстрым шагом, в явном нетерпении, мимо прочих экспонатов – деревянных прялок, позеленевших от старости самоваров, ржавых винтовочных штыков времён гражданской войны, расшитых прабабушкиных сарафанов и гармошек, глиняных горшков, ухватов, угольных утюгов, и прочей вышедшей из обихода домашней утвари.

В дальнем конце помещения таилась узкая, обитая крашеной в зелёный цвет фанерой дверь, запертая на лёгкий навесной замочек – как говорится, от честных людей.

Рукобратский, опасливо оглядевшись по сторонам, пошарил в кармане брюк, извлёк оттуда ключик на красном шнурке, и с важным видом вставил его в замок. Торжественно, будто бронированный несгораемый сейф с невероятными ценностями внутри отпирал, повернул дважды.

Глеб Сергеевич взирал заинтересовано на эти манипуляции.

С нещадным скрипом дверь отворилась. За нею просматривалась только темнота.

«Что там? – заинтригованно пытался угадать Дымокуров. – Бивень мамонта? Окаменелый фрагмент скелета мастодонта? Клад медных пятаков царской чеканки в расколотом чугунке?»

Степан Порфирьевич нашарил на стене комнаты выключатель, зажёг свет. Яркая лампочка без плафона под потолком осветила небольшой, два на два метра, чуланчик.

Хранитель музея шагнул за порог, пригласил жестом последовать за собой и Глеба Сергеевича.

В чуланчике ничего особо примечательного не просматривалось, разве что деревянный стол да объёмистая картонная коробка, одиноко стоявшая на сколоченном из неструганных досок стеллаже, протянувшимся вдоль стены.

Хранитель осторожно, словно в коробке могла находиться бомба с запалом, взял её двумя руками и водрузил на стол. Повернувшись спиной к Дымокурову, открыл и, шурша бумагой, принялся разворачивать что-то, скрытое внутри.

– Вот! – Рукобратский резко обернулся.

Глеб Сергеевич отшатнулся испуганно.

Из рук хранителя музея на Дымокурова уставился пустыми глазницами человеческий череп. Он скалился жёлтыми зубами, будто радуясь тому, что его явление произвело должный эффект на гостя.

– Тьфу ты, Господи! – сплюнул в сердцах Глеб Сергеевич. А потом, придя в себя, и стыдясь своей реакции, поинтересовался ехидно. – Это ещё кто такой? Основатель села Колобродово, или заслуженный труженик сельского хозяйства? И почему только голова? А где… гм-м… остальные бренные останки?

Степан Порфирьевич обиделся, буркнул насуплено:

– Зря иронизируете. Это – артефакт, способный произвести революцию во взглядах на историю человечества!

– Вот даже как? – недоверчиво усмехнулся отставной чиновник. – И что же в нём примечательного?

– Прежде всего, вот это, – бесстрашно держа тёмно-коричневый от времени фрагмент человеческого скелета, хранитель музея указал на затылочную часть черепа. – Видите – она необычно удлинённой формы.

– Да-а? – Глеб Сергеевич приподнял соломенную шляпу, склонил перед Рукобратским голову так, чтобы тот мог увидеть его затылок. – У меня… гм-м… тоже. Варианты развития скелета у разных людей. Брахицефалы, долихоцефалы – слыхали? Ничего необычного.

– У вас – вариант нормы, – согласился Степан Порфирьевич. – Но здесь-то, – ткнул он опять пальцем в череп, – явная патология! Затылок выступает так сильно, что голова приобретает необычно вытянутую форму. Соглашусь с вами лишь в одном. Такие удлинённые черепа археологи находят по всему миру в раскопах. Установлено даже, что древние специально деформировали головы детей, в раннем возрасте туго перевязывая их, или сдавливая специальными дощечками. В результате ребёнок рос, его костная система развивалась, и стесненный череп приобретал именно такую, сильно выпирающую в затылочной части форму.

– Варварство какое, – передёрнуло Глеба Сергеевича.

– Не скажите. Ребёнок, подвергнутый такой экзекуции, повзрослев, мог рассчитывать на безбедную жизнь в качестве правителя или жреца. Такое право ему давала форма головы, делавшая похожим его… на кого бы, вы думали?

Дымокуров пожал плечами.

– На богов! – торжествуя, изрёк Рукобратский. – Именно так, с вытянутой головой необычной формы, выглядели, по представлению древних, боги! Спустившихся, по преданиям многих народов, на грешную, пребывающую в первобытной дикости, Землю с небес. И обучивших человечество многим премудростям…

Глеб Сергеевич согласился охотно.

– Ну, хорошо. Пусть так. Выходит по вашим же словам, что в находке такого черепа нет ничего не обычного!

– Но не в нашем случае! – бережно спрятав таинственный артефакт в коробку, хранитель музея вновь перешёл на шёпот. – Те черепа, что попадали прежде в руки учёных, принадлежали людям, жившим от нескольких сотен до тысяч лет назад. А этому – уважительно указал он на коробку, – сколько бы вы дали?

– В смысле возраста? – уточнил Глеб Сергеевич. – Я в черепах не разбираюсь. Старый, наверно, раз помер…

– Биологический возраст этого индивидуума, – опять указал на коробку Рукобратский, – установлен. На момент смерти ему было около тридцати. Судя по прекрасно сохранившимся зубам. Погиб он насильственной смертью – череп проломлен в теменной части тяжёлым тупым предметом, вероятнее всего, дубиной или каменным топором. Хотя, возможно, рогом бизона или бивнем мамонта. Но я говорю сейчас о возрасте этой находки в археологическом смысле. Этот человек погиб пятьдесят тысяч лет назад!

– Да? – равнодушно поднял брови Дымокуров. – Тем более в толк не возьму, с чего тогда весь сыр-бор. В полицию по данному криминальному случаю обращаться уже поздновато…

Степан Порфирьевич вновь взбеленился.

– У вас всё шуточки… а между тем, возраст находки отвечает на давно мучавший археологов вопрос: на кого стремились быть похожи люди в древности, деформировавшие специально свои черепа? Да вот на эту особь, которая, судя по датировке артефакта, обитала на планете пятьдесят тысяч лет назад! И жила, обратите особое внимание, здесь, на территории Заповедного бора!

– Ну, хорошо, – Глеб Сергеевич придал лицу серьёзное выражение, демонстрируя, что проникся исключительной важностью музейного экспоната. – А к вам-то как этот череп попал?

– О-о… – хранитель музея откровенно обрадовался возможности поделиться своей тайной со знающим человеком. – Это невероятное стечение обстоятельств! Пойдёмте. Я расскажу!

Выведя под руку Дымокурова из душного чуланчика, и старательно заперев дверь на всё тот же висячий замочек, Степан Порфирьевич поведал историю появления уникальной находки в заштатном музее.

Оказалось, что в конце восьмидесятых годов прошлого теперь века на территории Заповедного бора производила раскопки археологическая экспедиция Академии наук СССР. Руководил раскопками академик Яблочков, признанный авторитет в мировой археологии.

Учёные рассчитывали найти здесь, в окрестностях бора, погребения сарматов, а возможно, при удаче, обнаружить и древние стоянки людей времён неолита.

Рукобратский был в ту пору директором Колобродовской средней школы, по совместительству преподавал историю, и как раз начал организовывать музей, для которого ученики тащили всё, относящееся к старому деревенскому быту, и обнаруженное в сундуках бабушек, сараях и чердаках деревенских домов.

– Кое-что археологи раскопали, но со мною не поделились, – досадовал и сегодня, много лет спустя, хранитель музея. – Я их просил хотя бы какой-нибудь завалящий каменный наконечник стрелы подарить. Для народного, так сказать, просвещения. Да где там! «У нас, – объясняли, – всё задокументировано, зафиксировано». Ну, а потом Союз развалился, финансирование экспедиции прекратилось, учёные, собрав найденное, укатили в столицу. А я… – тут Степан Порфирьевич опасливо оглянулся по сторонам, – каюсь, пошарил там, где они, археологи-то, копали. Не из корысти какой-то, – горячо заверил он Глеба Сергеевича, – а чисто из научного интереса. Опять же, рассчитывал музей наш пополнить. И… – он прервался многозначительно, – нашёл этот череп!

Солнце уже яростно било в окна зала для экспозиции, утренняя ласковая теплынь сменилась душной жарой, и Дымокуров начал тяготиться и пребыванием в музее, и его словоохотливым хранителем. Тем не менее, ради приличия поддерживал разговор.

– А как вы возраст этой находки определили? Учёные-то уехали, и череп этот вы, судя по всему, никому не показывали? – полюбопытствовал он.