Сказка без чудес. Роман

– Родственники? – опять обернулся за пояснениями к домоправителю Дымокуров.

Тот замялся слегка.

– Собственно говоря, так и есть… Баба Ягода, – кивнул он на старушку, и Глеб Сергеевич подивился непривычному имени. – Баба Ягода старшая сестра Василисы Митрофановны…

– Родная! – не без гордости уточнила та. И сообщила, лучась морщинистой улыбкой. – А ты, Глебушка, стал быть, племяш мой.

– Выходит, что так, – подтвердил Еремей Горыныч. – А это сыновья бабы Ягоды. Тоже, племянники э-э… бывшей владелицы… Семён и Соломон.

Парни вытянули руки по швам, развернули широченные плечи, выпятили на дружном вдохе гренадёрские груди.

– Орлы! Мастера на все руки, и бойцы отменные! – не без гордости представил их домоправитель.

– Я их «двое из сумы» зову, – встряла бабка. – Я их в лесу, значится, зимой родила. За дровами ходила. Ну, а как родила, снегом отёрла, да и в суму положила, чтобы они оба-двое у меня не замёрзли. Потом, в избе-то, ржаным тестом обмазала, да в печи запекла. Вон, какие они у меня вымахали! Здоровенные бугаи… Ума, правда, не великого, но уж какие есть, обратно не лезть…

Сыновья при этих словах матери потупились, залились на щеках румянцем.

Глеб Сергеевич похвалил снисходительно.

– Парни – загляденье. Семён и Соломон, значит?

Бабка, шмыгнув носом, поправила платочек на голове.

– Да, видел бы их отец, супруг мой покойный, Кощеюшка, вот бы порадовался!

Дымокуров хмыкнул про себя, отметив странное имя бабкиного супруга. Но как только не зовут близкие друг друга в семейном кругу! Зая, Солнышко, Пузатик… А этот, видать, худой был, раз Кощеюшкой прозвали. Чего ж удивляться, что давно помер?

– Я-то им сперва другие, родовые имена дала, – вещала между тем разговорчивая старушка. – Но, то имена секретные, чужим знать их не положено, чтоб, значит, не сглазили. А так-то, на людях, «Двое из сумы» их звала. Они ж обличием-то одинаковые, будто в зеркало друг на дружку смотрятся. А как в армию их забрили, начали там шагистике обучать. По команде, налево – направо вертаться. А они не понимали того. Ну, старшой-то, и сунул им за голенища одного сапога пук сена, другого – соломы. Так и командовал: «Се-ено! Ать-два! Соло-о-ма! Ать-два!»

Еремей Горыныч цыкнул на старушку:

– А ну, Ягода Митрофановна, кончай разговорчики!

Та заполошно замахала руками:

– Да я ж чо? Я ж поясняю. Да и давно это было, ишшо когда Наполеон войной на нас шёл!

Дымокуров едва сдержал потаённую улыбку. Совсем бабка сбрендила. Парням от силы лет по тридцать… Нет, придётся с ней что-то решать…

– А что ж не женатые-то? – уже по-свойски полюбопытствовал он.

– Молодые ишшо… – насупилась бабка. – Да и невест в округе нет подходящих. Нам же не абы, какие вертихвостки нужны, а женщины сурьёзные, работящие. И што б наших кровей, нашей породы желательно. А где таких таперича искать? На тыщи вёрст вокруг – ни единой души. Вот, тя еле нашли…

Домоправитель, подхватив ненавязчиво нового владельца усадьбы под локоток, повёл дальше вдоль строя, прервав решительно этот становившийся всё более бессмысленным диалог с выжившей из ума старухой.

– А это Яков, – представил он угрюмого мужика в броднях. – Лесовик! Можно сказать, наш главный добытчик и кормилец. День и ночь в бору промышляет. Зверя, птицу к столу. Лосятинку, кабанятинку. Рыбку знатную в местной речке Боровке ловит. Опять же – грибы, ягоды, смотря что по сезону, пудами таскает.

На что Дымокуров заметил не без ехидства.

– А ещё цветной металл с электроподстанций… – и, на правах нового хозяина, твёрдо глядя в глаза мужику, опознал безошибочно. – Это ж вас давеча полицейские с медным ломом в бауле в поезде прихватили?

Мужик с независимым видом, не удостоив Дымокурова ответом, изучал заинтересованно белесоватые, не сулящие дождя облака в небесах.

Зато Еремей Горыныч, сразу смекнув, о чём речь, напустился на мужика.

– Опять? И зачем тебе, интересно, тот металл понадобился? В скупку сдать?

– Да не-е… – осклабился лесовик, сверкнув на редкость белыми, молодыми зубами. – Лесопилку обесточил. Они там столько кругляка наваляли… Хороший лес, здоровый, под топор пускают…

Домоправитель покачал головой сокрушённо.

– Ну сколько раз говорить можно – не те времена нонче, не такими методами с незаконными вырубками бороться нужно. У тебя ж егеря знакомые – шепнул бы. Акт составили…

– Да купили они всех, – в отчаянье махнул Яков рукой. – И егерей, и полицию. Так обложили со всех концов, что хоть опять за топоры да вилы мужикам браться…

Еремей Горыныч предупредил настоятельно.

– Гляди, Яков! Упекут сызнова тебя туда, куда Макар телят не гонял. Аль прошлый урок впрок не пошёл?

– Пущай споймают сперва! – вскинулся мужик. – Я от энкаведе по тайге из лагерей бегал, а от этих-то, нонешних ментов – раз плюнуть!

Домоправитель повернулся к Дымокурову, развёл руками беспомощно.

– Ну что тут поделаешь? Такой своенравный! С ним только Василиса Митрофановна и управлялась. Так-то он мужик хороший, в работе безотказный. И лес любит, жизни без него не представляет…

Глеб Сергеевич, тоже сожалея будто бы, сочувственно покивал головой. А сам подумал, что с такой дворней, сумасшедшей, дебиловатой да вороватой, проблем точно не оберёшься!

А между тем дошёл черёд и до поварихи – дородной женщине, чей возраст можно было определить и в тридцать, и в сорок лет. Она прямо-таки лучилась улыбкой, и лунообразное лицо её со здоровым румянцем на пухлых щёчках будто свидетельствовало о доброкачественности и полезности для организма приготовляемой ею пищи.

– С Марией нашей искусницей вы уж точно знакомы, – остановился домоправитель возле поварихи, облаченной в белый передничек и такой же первозданной чистоты, хрустящий от крахмала колпак. – Не баба, а скатерть-самобранка. Любые яства, даже заморские, вмиг приготовит. Были бы продукты. Я уж и не знаю, где она все эти шашлыки да пловы, люля-кебабы разные подсмотрела, у кого научилась? Всю жизнь в имении прожила…

– Может, по книгам кулинарным? – высказал предположение Дымокуров. – Или в Интернете – сейчас там каких рецептов только нет!

Повариха ещё больше зарделась смущённо, а Еремей Горыныч пояснил снисходительно.

– Она у нас читать не умеет…

– Как так? – искренне на этот раз удивился Глеб Сергеевич.

– Да так, – пожал плечами домоправитель. – Как-то не задалось с самого детства. Её за букварь, азбуку, а она – за рукоделие… Она ещё и шьёт, и кроит прекрасно. И уборку в дому делает – лучше всякого пылесоса. После неё ни пылинки, ни соринки не остаётся…

– Вы мне только скажите, из чего блюдо состоит. Из каких… э-э… ингредиентов. А я мигом соображу, как его приготовить. – Потупясь, объяснила Мария.

Старушка опять встряла:

– На выданье девка! И не рожала ишшо. И воспитания правильного. Хранительница, как это говорят? – домашнего очага! Не то, что вертихвостки нынешние. Ни сварить, ни убраться. Только ногти холить… Маникюр да педикюр… Тьфу, прости меня господи!

Еремей Горыныч опять окоротил бабку взглядом.