Любопытен фрагмент из так называемой “Cronaca Bemba” о плаваниях по Дону времен существования там итальянских поселений и сухопутных, сорокадневных передвижениях до Москвы. В XIX в. текст считали принадлежавшим Джованни Бембо (1479–1545)[187 - Periplus des Pontus Euxinus / Herausg. von G. M. Thomas // ABAW. Philosoph-philologische Klasse. – M?nchen, 1866. – Bd. X. – S. 223–290.], однако впоследствие было установлено, что он представляет собой копию сочинения Даниэле Барбаро (1513–1570).
Ничуть не уступает «Книге» Марко Поло по кругозору и широте «Хожение» русского «пишущего» купца Афанасия Никитина 1468–1474 / 1475 гг.[188 - Никитин, Афанасий. Хожение за три моря / Изд. подгот. Я. С. Лурье и Л. С. Семенов. – Л.: Наука, 1986; см., современную публикацию: Малето Е.И. Антология хожений русских путешественников XII–XV вв. Исследование. Тексты. Комментарии. – М.: Наука, 2005.], сохранившееся в составе «Летописного свода» 1488 г., «Софийской второй» и «Львовской» летописей, для которого Кафа стала последним пристанищем; по жанру оно, словно бы, походит на паломничество, но, по сути, оказывается путешествием не в святые, а в «поганые земли».
Особняком стоит объемный дневник пленника, Иоганна Шильтберге-ра (1378 – ок. 1440)[189 - Шильтбергер, Иоганн. Путешествие по Европе, Азии и Африке с 1394 по 1407 гг. / Пер. с нем. Ф. К. Бруна // ЗНПУ. – Одесса, 1867. – T. I. – Вып. 1–2; Он же. Путешествие по Европе, Азии и Африке с 1394 по 1427 гг. / Под ред. 3. М. Буниятова. – Баку: Элм, 1984; Языческая Сибирь начала XV в. в описании западноевропейского христианина: «Книга путешествий» Иоганна Шильтбергера / Пер. с нем., предисл. и коммент. А. Г. Еманова // Религия и церковь в Сибири. – Тюмень, 1990. – Вып. I. – С. 58–62; Schiitberger, Johannes. Reisen in Europa, Asia und Afrika von 1394 bis 1427 / Herausg. von K. F. Neumann. – M?nchen, 1859.], в 1394–1427 гг. побывавшего в Крыму и Кафе, на Кавказе, в Средней Азии и даже в Сибири.
Учитывались данные историко-географических сочинений арабских и персидских авторов XIII–XV вв.[190 - Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды: извлечения из сочинений арабских / Пер. с араб. В. Г. Тизенгаузена. – М., 1884. – T. I; Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды: извлечения из персидских сочинений / Пер. с персид. В. Г. Тизенгаузена. – Л.: АН СССР, 1941. – T. II.], среди которых наибольшую роль сыграли труды Рашид-ад-Дина (1247–1318)[191 - Рашид-ад-Дин. Собрание летописей / Пер. с перс. – М.; Л.: АН СССР, 1946–1960. -Т.ЫП.] и марокканского бербера Ибн-Бат-туты (1304–1377)[192 - The Travels of Ibn Battuta / Trans, from the arab. by C. Defrеmery and В. R. Sanguinetti. – L.: Hakluyt Society, 1994–2000. – Vol. I–V.], побывавшего в 1332 г. в Кафе, Солдайе (ныне Судак), Солкате (современный Старый Крым) и сообщавшего о регулярной коммуникации между Волжским Булгаром (сейчас с. Болгары около г. Самары) и «страной мрака», как метафорически обозначалась Сибирь; в отношении последнего сочинения следует учитывать, что оно было записано по поручению султана не самим Баттутой, а султанским секретарем Ибн Джузайю ал-Кулби, который усложнил текст риторическими фигурами, литературными реминисценциями, опустив отдельные пассажи и спутав детали.
Делались обращения к текстам итальянских[193 - Giustiniani, Agostino. Annali della Republica di Genova. – Torino, 1537; Folieta, Umberto. Historia genuensium. – Genua, 1585; Stella, Giorgio. Annales genuenses / A cura di L. A. Muratori // RIS. – Medieolani, 1730. – Vol. XVII; Annali genovesi di Caffaro e de’ suoi continuatori / A cura di L. Belgrano e C. Imperiale. – Roma, 1890–1926. – Vol. I–V.], немецких[194 - Die Chroniken der Deutschen St?dte / Herausg. von K. Hegel. – Leipzig, 1862. —Bd.I.], польско-литовских[195 - Lituanus, Martinus. De moribus tartarorum. – Basiliae, 1515.], армянских[196 - Гандзакеци, Киракос. История Армении / Пер. с арм. Л. А. Ханларян. – М.: Наука, 1976.] хронистов и анналистов, византийских хронографов[197 - Gregoras, Nicephoros. Byzantinae Historiae // PG. – P., 1865. – T. CXLVIII–CXLIX.] и древнерусских летописцев[198 - Ермолинская летопись // ПСРЛ. – M.: Языки русской кульутры, 2004. – Т. 23; Патриаршая или Никоновская летопись / Отв. ред. М. Н. Тихомиров // ПСРЛ. – М.: Наука, 1965. – Т. 11–12; нов. изд. – М.: Языки русской культуры, 2000. – Т. 11–12; Продолжение летописи по Воскресенскому списку // ПСРЛ. – М.: Языки русской культуры, 2001. – Т. 8. – 301 с.; Русский хронограф // ПСРЛ. – С.-Пб., 1911–1914. – Т. 22. – Ч. 1–2; Типографская летопись // ПСРЛ. – М.: Языки русской культуры, 2000. – Т. 24.– 271 с.], нередко упоминавших Кафу по различным поводам.
Наконец, завершают круг повествовательных источников некоторые эпические и поэтические сочинения XIII–XV вв.[199 - Задонщина Великого князя господина Дмитрия Ивановича и брата его Владимира Андреевича / Пер. с др. русс. И. И. Срезневского. – С.-Пб., 1858; Воинские повести Древней Руси / Сост. Я. В. Панырко. – Л.: Лениздат, 1985; Alfieri, Alberto. Ogdoas / A cura di A. Ceruti // ASLSP. – Genova, 1885. – Vol. XVII. – P. 253–320; Manetti, Gianozzo. Elogi dei genovesi / A cura di G. P. Balbi. – Milano: Marzoratti, 1974; Mandeville, John, von. Von seltsamen L?ndern und wunderlichen V?lker: ein Reisenbuch von 1356. – Leipzig: Brockhaus, 1986.], дающие яркие образы торговых людей того времени и незабываемые примеры бытования импортных вещей.
8. К особой группе отнесены лингвистические источники. Здесь имеется в виду историческая лексика, то есть термины, понятия XIII–XV вв., обозначавшие товары, меры измерения, денежные единицы и т. д. Подобная терминология извлекалась из средневековых глоссариев, в частности, из трехъязычного, латинско-команско (тюркско) – персидского словаря начала XIV в., составленного, вероятнее всего, в Кафе и известного под названием «Кодекс Куманикус»[200 - Codex Cumanicus / Ed. K. Granbeck. – Kobenhavn: Levin & Munksgaard, 1936.], а также из латинско-немецкого вокабулария, присоединенного к тому же кодексу. Полезными были различные лингвистические тезаурусы, содержащие средневековую лексику[201 - К примеру, см.: Glossar of medieval Terms of Bysiness (Italian Series 1200–1600) / Ed. F. Edler. – Cambridge Mass.: The Medieval Academy of America, 1934.].
9. В специфическую группу были объединены картографические источники. Среди них выделяются описательные приложения к картам – латинские портоланы[202 - Е atlante idrografico del medio evo posseduto dal professore T. Luxoro / A cura di C. Desimoni e L. T. Belgrano // ASLSP. – Genova, 1867. – Vol. V; Un viaggio da Venezia alia Tana / A cura di N. Jorga // NAV. – Venezia, 1896. – T. XI. – P. I. – P. 5–13; Die italienischen Portolane des Mittelalters / Herausg. von К. Kretschmer // VIMKGIUB. – В., 1919. – H. XIII; Il compasso da navigare: opera italiana della met? del secolo XIII / A cura di B. R. Motzo. – Cagliari: Universitе di Cagliari, 1947; см., новейшие публикации: Фоменко И.К. Образ мира на старинных портоланах: Причерноморье конца XIII–XVII вв. – М.: Индрик, 2011.], греческие периплы[203 - Periplus des Pontus Euxinus / Herausg. von G. M. Thomas // ABAW. Philosoph.-philologische Klasse. – M?nchen, 1866. – Bd. X. – S. 223–290; Les portulans grecs / Ed. par A. Delatte. – Liege; Bruxelles, 1947–1958. – Vol. I–II.], арабские лоции[204 - Ахмад ибн Маджид. Книга польз в рассуждении основ и правил морской науки / Пер. с араб. Т. А. Шумовского. – М.: Наука, 1985. – T. I.], включавшие описания береговой линии Черного моря, Крымского полуострова, обозначения гаваней, расстояний до них, визуально воспринимаемых особенностей рельефа и других ориентиров.
Особое место занимают сами карты, вычерченные по компасу. Самые ранние чертежи Черного моря с указанием Кафы созданы в картографической мастерской Пьетро Висконти и датируются 1311 г.[205 - Periplus / Ed. А. Е. Nordenski?ld. – Stockholm: P. A. Norstedt & Soner, 1897. – Map. V.] Наиболее широкой географической номенклатурой Севера отличался «Каталонский атлас» 1375 г.[206 - Atlas composе de mappemondes et de cartes hidrographiques et historiques dеpuis le XI jusqii au XVII si?cle / Pub. par M. F. de Santarem. – P., 1842. – Fol. 32.], упоминавший Сибирь, некоторые северные города, например, Тверь, Ростов. Важны также мало известные карты Баттиста Аньезе 1546 г.[207 - Agnese, Battista. Atlas. – Venetiis, 1546.] и Джакомо Руссо 1569, 1577 гг.[208 - Russus, Jacobus. Mare Majus. – Palermo, 1569; Idem. Mare Majus. – Messana, 1577.], отличающиеся ретардацией географической номенклатуры почти на столетие. Давая достаточно точный контур морского побережья, составители карт XIV–XV вв. ограничивались весьма условным и схематичным отображением континентальных областей, редко выходившим за пределы античного кругозора.
10. Незаменимым подспорьем в исследовании стали эпиграфические источники. Среди них относительно лучше известны латинские надписи XIV–XV вв. из итальянских поселений в Северном Причерноморье[209 - Первая, еще достаточно несовершенная публикация была предпринята В. Н. Юрьевичем, см.: Генуэзские надписи в Крыму / Изд. подгот. В. Н. Юргевич / / ЗООИД. – Одесса, 1863. – T. V. – С. 629–857. Лучшее и наиболее полное издание выполнено Е. Ч. Скржинской, см.: Inscriptions latines des colonies gеnoises en Crimеe / Pub. par E. Skrzinska // ASLSP. – Genova, 1928. – Vol. LVI. – P. 1 – 141. Дополнения, см.: Новые эпиграфические памятники средневекового Крыма / Пуб., пер. с лат., коммент. Е. Ч. Скржинской // История и археология средневекового Крыма. – М., 1958. – С. 155–175. Неизданная генуэзская надпись начала XV в. из Феодосии / Пуб., пер. с лат. А. Г. Еманова // АДСВ. – Екатеринбург, 1998. – Вып. 29; см.: последние публикации: Яровая Е.А. Геральдика генуэзского Крыма. – СПб.: Эрмитаж, 2010; Вальков Д.В. Памятники генуэзской эпиграфики Крыма. – М.: Книжный дом «Университет», 2009; Он же. Генуэзская эпиграфика Крыма. – М.: Университет Д. Пожарского, 2015.]. Органичным дополнением могут служить армянские[210 - Айбабина Е. А. Декоративная каменная резьба Кафы XIV–XVIII вв. – Симферополь: Сонат, 2001.], тюркские, персидские, арабские [211 - Старокрымские надписи / Подгот., пер. с тюрк., араб., перс. О. Акчо-краклы // ИТОИАЭ. – Симферополь, 1929. – T. III. – С. 152–159; Старокрымские и Отузские надписи XIII–XV вв. / Подгот., пер. с тюрк., араб., перс. О. Акчокраклы // ИТОИАЭ. – Симферополь, 1927. – T. I. – С. 5–17; Иванов А. А. Надписи из Эски-Юрта // Северное Причерноморье и Поволжье во взаимоотношениях Востока и Запада в XII–XVI вв. – Ростов-на-Дону, 1989. – С. 24–31.] и еврейские[212 - Altjudische Denkm?ler aus der Krim / Herausg. von A. Eirkowitsch. – S.-Pb., 1876; Corpus inscriptionum hebraicarum / Ed. D. Chwolson. – St.-Pb., 1882.] надписи из Крыма. Они различались по характеру – строительные, закладные плиты, посвятительные, почетные надписи, эпитафии. Эти своеобразные памятники отражают живое сообщение Крыма с Малой Азией и Палестиной, сообщают о выходцах из различных земель и стран, что еще не находило должного освещения в специальной литературе.
11. Весьма ответственная роль отводилась нумизматическим источникам, почти не учитываемым в исследованиях подобного типа. Прежде всего, специальному анализу были подвергнуты находки иностранных монет XIII–XV вв. на территории Феодосии, позволяющие определить структуру внешних экономических связей города; это были монеты итальянских государств, Византийской и Трапезундской империй, Золотой Орды, тюркских эмиратов и др.
Затем, были проанализированы находки монет кафского чекана XV в.[213 - АОНГЭ. Ф. 1. Оп. 5; Инвентарный каталог генуэзско-татарских монет / Сост. О. Ф. Ретовский, Г. Б. Шагорина: [картотека]. – C.-Пб., Б. г.; Список кладов по губерниям в алфавитном порядке / Сост. Ю. Б. Иверсен: [рукопись]. – C.-Пб., Б. г.; Топография кладов с литовскими монетами на территории Древнего Литовского государства / Сост. Я. Я. Щекотихин: [рукопись]. – Б. м., 1932–1934; Инвентарный каталог мусульманских монет императорского Эрмитажа / Сост. А. К. Марков. – С.-Пб., 1890; Монетные клады Киевской губернии до первой четверти XV в. / Сост. В. С. Данилевич // Труды IX археологического съезда. – М., 1897. – T. I. – С. 260–265; Генуэзско-татарские монеты / Пуб. О. Ф. Ретовского // ИИАК. – С.-Пб., 1906. – Вып. XVIII. – С. 1–72; Генуэзско-татарские монеты г. Кафы / Пуб. О. Ф. Ретовского // ИТУАК. – Симферполь, 1897–1901. – Вып. I–III; Новые генуэзско-татарские монеты / Пуб. О. Ф. Ретовского // ИИАК. – Пг., 1914. – Вып. LI. – С. 1–14; Топография кладов серебряных и золотых слитков / Сост. А. А. Ильин. – Пг.: Госиздат, 1921; Топография кладов с пражскими грошами / Сост. А. А. Сивере. – Пг.: ГАИМК, 1922; Топография кладов древних русских монет X–XI вв. и монет удельного периода / Сост. А. А. Ильин. – Л.: ГАИМК, 1924; Клады джучидских монет / Сост. Г. А. Федоров-Давыдов / / НЭ. – М., 1960. – T. I. – С. 94–192; Клады монет, зарегистрированные ГИМ в 1955–1958 гг. / Сост. Я. Д. Мец // ЕГИМ. 1958. – М.: ГИМ, 1960. – С. 52–89; Монетные клады Азербайджана и других республик, краев и областей Кавказа / Сост. Е. А. Иахомов. – Баку, 1926–1966. – Вып. I–IX; Находки джучидских монет / Пуб. Г. А. Федорова-Давыдова // НЭ. – М., 1963. – T. IV. – С. 165–221; Находки кладов золотоордынских монет / Пуб. Г. А. Федорова-Давыдова // Города Поволжья в средние века. – М., 1974. – С. 176–181; Топография кладов и находок единичных монет / Сост. А. А. Нудельман. – Кишинев: Штиинца, 1976; Die orientalischen M?nzen des Museums der historischarch?ologischen Gesellschaft zu Odessa / Herausg. von O. Blau. – Odessa, 1876; Numismatique de Г Orient Latin / Pub. par G. Schlumberger. – P.: E. Leroux, 1878; Numizmatyka Litewska wiekоw srednich / Ed. M. Gumowski. – Krakow, 1920; Die Silber- und Goldbarren des russischen Mittelalters / Herausg. von N. Bauer // NZ. – Wien, 1929. – Bd. LXII. – S. 77-120; 1931. – Bd. LXIV. – S. 61-100; Znaleziska monet z XIV–XVIII w. na obsarze Ukrainskiej SRR / Ed. N. Kotlar. – Wroclaw: Osslineum, 1975; Le monete delle colonie genovesi / A cura di G. Lunardi // ASLSP. NS. – Genova, 1980. – Vol. XX. – Fase. I.] за пределами города, что дало возможность преодолеть молчание абсолютного большинства источников о торговом обмене между Крымом и северными землями.
12. Наряду с этим, учитывались археологические источники. Это, с одной стороны, вещественный инвентарь XIII–XV вв.[214 - АИИМК. Ф. 1. Оп. 1; Ф. 2. Оп. 1; Ф. 35. Оп. 1.] археологических раскопок в Феодосии, проводившихся Императорской археологической комиссией (1859–1916), Одесским обществом истории и древностей (1838–1922), Таврической губернской ученой архивной комиссией (1887–1920), Таврическим обществом истории, археологии и этнографии (1920–1931), Государственной академией истории материальной культуры (1924–1935), Феодосийским историко-краеведческим музеем (1917–1937) и Крымским филиалом Института археологии Академии наук Украинской ССР (1972, 1975–1976, 1979–1983, с 1992 г. НАН Украины). С другой стороны, это предметы кафинского происхождения (керамика, торевтика)[215 - Археологическая топография Таманского полуострова / Сост. К. Герц. – Б. м., 1870; Археологическая карта Волынской губернии / Сост. B. Б. Антонович // Труды XI археологического съезда. – М., 1901. – T. I. – C. 1-133; Археологическая карта Подольской губернии / Сост. Е. Н. Сецинский // Труды XI археологического съезда. – М., 1901. – T. I. – С. 197–355; Археологическая карта Причерноморья / Сост. И. В. Фабрициус. – Киев: Наукова думка, 1951; Произведения западного художественного ремесла в Восточной Европе (X–XIV вв.): [свод археологических памятников] / Сост. В. П. Даркевич. – М.: Наука, 1966.], встречающиеся в археологических памятниках Крыма, Причерноморья и, может быть, еще дальше по северным торговым путям.
13. Наконец, дабы те или иные предметы торговли воспринимать в историко-культурном смысловом контексте эпохи, было сочтено необходимым обращаться к различным, естественно-научным трактатам средневековья, например, по минералогии[216 - Аль Бируни. Собрание сведений для познания драгоценностей: минералогия. – М.: АН СССР, 1963.], дающим информацию о физических и метафизических свойствах драгоценных камней; по алхимии[217 - Альберт Великий. Малый алхимический свод // Возникновение и развитие химии с древнейших времен до XVII в. – М., 1980. – С. 347–392.], содержащим сведения о металлах и красителях; по медицине и врачеванию[218 - Абу Али ибн Сина (Авиценна). Канон врачебной науки. – Ташкент: Фан, 1985; Валафрид Страбон. Садик. Одо из Мёна. О свойствах трав. Арнольд из Виллановы. Салернский кодекс здоровья / Пер. с лат. – М.: Интербук, 1992.], описывавшим свойства специй и продуктов питания, и некоторым другим.
Весь этот источниковый материал вкупе с выше охарактеризованной историографией и позволяет рассчитывать на разрешение поставленных в исследовании целей и задач, об успешности чего судить ученой аудитории.
Глава I
Кафа на путях «из Варяг в Греки» и обратно
Выражение Нестора – «путь из варяг в греки» – стало литературной метафорой, приметой эпохи древнерусской героической саги. Думается, однако, что оно обладает достаточным историческим и культурным смыслом для описания явлений XIII–XV вв., когда утвердилась новая социополитическая реальность – Золотая Орда, как-будто бы занявшая то место, которое прежде занимала Византия, ибо при всех деформациях этого нового сосуществования жизненный уклад Руси, причем не только в его внутренней направленности, сохранил свою связь с никео-константинопольским культурным кругом[219 - Meyendorf J. Byzantium and the Rise of Russia. – Cambridge: UP, 1981; Мейендорф И. Византия и Московская Русь. – Париж: Имка Пресс, 1990.]. Вслед за «кыянами», паломниками, в Константинополь и еще дальше – в Святые Земли, колыбель христианства, этот путь проделывали русские клирики, как, например, игумен Даниил или Игнатий Смолнянин, имевшие случай оставить известия о своих путешествиях[220 - Хождение Игнатия Смолнянина // ПС. – С.-Пб., 1887. – T.IV. – Вып. III. – С. 3–27; Majeska G. Russian Travelers to Constantinople in the Forteenth and Fifteenth Centuries. – Washington, 1984. Книга хожений. Записки русских путешественников XI–XV вв. / Сост., подготовка текста, перевод Н.И. Прокофьева. – М., 1984. – С. 277–285; Маджеска Дж. Русско-византийские отношения в 1240–1453 гг.: паломники, дипломаты, купцы // Из истории русской культуры. Киевская и Московская Русь. – М., 2002. – Т.П. – Кн.1. – С. 358–373; Малето Е. И. Историко-географические представления средневековой Руси (по материалам хождений XII–XV вв.) // Вопросы истории естествознания и техники. – М.,2007. – № 4. – С. 3–29.], а еще чаще оставшиеся безмолвными торговые люди северных русских княжеств и земель, придавшие ему более широкое социальное звучание.
I. 1. Место Кафы в сообщениях между Севером и Югом
Вообще, путь «из варяг в греки» не сводим к какому-то одному маршруту, пусть и весьма интенсивному, будь то днепровский или донской. Он представляется широкой, зонной коммуникацией между Севером и Югом, в которой бассейн Черного моря с его исключительными навигационными возможностями занимал место своеобразного ускорителя, а Кафа являлась эпицентром.
Обозначенный путь с особой ролью незамерзающего черноморского порта Кафы[221 - Ср., болгарская исследовательница Е. Тодорова констатировала неблагоприятность навигационных условий кафинского порта в зимнее время: Тодорова Е. Северное побережье Черного моря в период позднего средневековья: (историко-географическое исследование) // История СССР. – М., 1989. – № 1. – С. 180–181.] недооценивается рядом историков[222 - Хорошкевич А.Л. Торговля Великого Новгорода с Прибалтикой и Западной Европой в XIV–XV вв. – М., 1963; Она же. Русское государство в системе международных отношений конца XV – начала XVI вв. – М.: Наука, 1980; Шаркова И.С. Заметки о русско-итальянских отношениях XV – первой трети XVI вв. // СВ. – М., 1971. – Вып. XXXIV. – С. 201–212; Она же. Россия и Италия: торговые отношения XV – первой половины XVIII вв. – Л.: Наука, 1981; Risaliti R.Е evoluzione dei rapporti tra Г Italia e la Slavia Orientale: (Italia – Russia nel quattrocento) // Annali del dipartimento di studi dell’ Europe orientale. – Napoli, 1984. – N2-3. – P. 9–16; Рыбина E. A. Торговля средневекового Новгорода: Историко-археологические очерки. – Великий Новгород, 2001.], отдающих предпочтение континентальному обмену, тогда как морские сообщения обладали колоссальными преимуществами в сравнении с сухопутными, позволяя перевозить в 100 раз больше груза, в 4–7 раз быстрее и с гораздо меньшими издержками[223 - Ohler N. Reisen im Mittelalter. – M?nchen, 1986. – S.35, 55.].
Предшествующие поколения исследователей[224 - Мурзакевич H.M. История генуэзских поселений в Крыму. – Одесса, 1837; Караулов г. О торговом значении Феодосии в древности и Средние века // Одесский вестник. – Одесса, 1859. – № 8. – С. 512–514; Врун Ф.К. О поселениях итальянских в Газарии // Труды I археологического съезда. – М., 1869. – ТЛЕ – С. 365–403; Кун М. Исследования о генуэзских владениях на Крымском полуострове // Русский архив. – М., 1876. – ТЛ; Лагорио Ф. Четыре эпохи из жизни Феодосии // ЗООИД. – Одесса, 1889. – T.XV; Кулаковский Ю. Прошлое Тавриды. – Киев, 1906; Зевакин Е.С., Пенчко Н.А. Очерки по истории генуэзских колоний на Западном Кавказе в XIII–XV вв. // ИЗ. – М., 1938. – ТЛИ. – С. 72–129; Старокадомская М.К. Очерки истории социально-экономических отношений в итальянских колонияхXIII–XV в.: автореф. дисс….к.и.н. – М.: МГПИ им. В.И. Ленина, 1950; Гольдшмидт И.А. Каффа – генуэзская колония в Крыму в конце XIII – первой половине XV вв.: автореф. дисс….к.и.н. – М.: МГУ, 1952; Чиперис А.М. Социально-экономическое положение и классовая борьба в генуэзских колониях Крыма в XIV–XV вв.: автореф. дисс….к.и.н. – М.: МГПИ им. В.И. Потемкина, 1953; Бадян В.В., Чиперис А.М. Торговля Каффы в XIV–XV вв. // Феодальная Таврика. – Киев: Наукова думка, 1974. – С. 174–189.] не располагали возможностями оценить потенциал купечества как самой Кафы, так и северных стран, ориентированных на обмен с этим городом, осознать размах и географию торговых операций.
Следует подчеркнуть, что сторона «варягов», как условное обозначение Севера, получила в XIII–XV вв. значительное расширение с явным смещением от Балтики в сторону Приполярного Урала и Сибири. Не случайно, Альберто Кампензе в 1522–1523 гг. приводил расстояния от Новгорода до Устюга, Печоры и вогульского Зауралья как давно освоенные[225 - Lettera d Alberto Campense intorno le cose di Moscovia // Ramusio, Gian-Battista. Delle navigazioni e viaggi. – Venetiis, 1558. – Vol.II. – P.127 (“Usezug”, “Pezorani”, “Vahulzrani”).]. При этом, Новгород, традиционный участник сообщений между «варягами» и «греками» предшествовавшего периода, отнюдь не устранился из этой сферы в XIII–XV вв., переориентировавшись на ближайшую Германию, как иногда полагают [226 - Хорошкевич А.Л. Торговля Великого Новгорода в XIV–XV вв. – М., 1963. Hennig R. Der nordeurop?ische Pelzhandel in den alteren Perioden der Geschichte // VJSSWG. – Stuttgart, 1930. – Bd.XXIII. – NI. – S.l-25.], но сохранил свою причастность к обмену между Севером и Югом, что находит свое подтверждение в поездках новгородских купцов в Кафу и через нее в Заморье[227 - Памятники дипломатических сношений Московского государства с Польско-Литовским государством (1487–1533) / Изд. подгот. Г.Ф. Карпов // СИРИО. – С.-Пб., 1882. – T.XXXV. – С.23; Сыроечковский В.Е. Гости-сурожане. – М.; Л.: Огиз, 1935. – С.42.]. В еще большей степени контакты Новгорода с Кафой подтверждаются одновременным появлением новгородской гривны, платежного средства в виде слитка серебра весом около 200 г[228 - Топография кладов серебряных и золотых слитков / Сост. А.А. Ильин. – Пг.: Госиздат, 1921; Die Silber- und Goldbarren des russischen Mittelalters / Herausg. von N. Bauer // NZ. – Wien, 1929. – Bd.LXII. – S.77-120; 1931. – Bd.LXIV. – S.61-100.], и кафского соммо[229 - Крамаровский М.Г. Клад серебряных платежных слитков Старого Крыма и золотоордынские сумы // СГЭ. – Л., 1980. – T.XLV. – С. 68–72; Evans A. Notes and Documents: some Coinage Systems of the XIV Century // Journal of Economic and Business History. – 1931. – N3. – P. 481–496; Мыц В. Л. Sommo в денежном обращении генуэзской Газарии (по материалам алуштинского клада 1990 г.) // Херсонесский сборник. – Севастополь, 1999. – Вып. Х. – С. 379–398. Несмотря на отмечаемое автором противостояние между монголами и итальянскими торговыми республиками в 1343–1346 гг. и осаду Кафы ханом Джанибеком, торговая коммуникация Кафы с Востоком не прекращалась; альтернативой заблокированному сухопутному маршруту через Солкат, степи Крыма, стали служить выходы на шелковый путь через кавказские порты, см.: Notizie da Caffa / A cura di R. Morozzo della Rocca / / Studi in onore di A. Fanfani. – Milano, 1962. – Vol.III. – P. 265–295; Lettere di mercanti a Pignol Zucchello (1336–1350) / A cura di R. Morozzo della Rocca. – Venezia: Il comitato ed., 1957.], абсолютно паритетного гривне.
Помимо Новгорода в торговле на рассматриваемых путях участвовали купцы из Коломны и Ярославля, Можайска и Дмитрова, Переяславля и Великого Устюга[230 - Сыроечковский B.E. Гости-сурожане. – M.; Л.: Огиз, 1935. – C.42–44.], доходившие до Кафы и отплывавшие из ее порта в Царьград и Заморье. Но наибольшее значение приобрели Тверь, самый знаменитый представитель которой – Афанасий Никитин – оставил свидетельства о пребывании в Кафе [231 - Никитин, Афанасий. Хожение за три моря / Изд. подгот. Я.С. Лурье и Л.С. Семенов. – Л.: Наука, 1986. – С.17, 30.], и Москва с ее «фрязскими» (иначе – итальянскими) и «сурожскими» (то есть из крымского города Сурожа, современного Судака) торговыми рядами, наполненными «кафимским» товаром[232 - Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымскою и Ногайскою ордами и с Турцией (1474–1505) / Изд. подгот. Г.Ф. Карпов // СИРИО. – С.-Пб., 1884. – T.XLI. – № 1–3, 10, 13, 19–20, 22, 29; Памятники дипломатических сношений Московского государства с Польско-Литовским государством (1487–1533) / Изд. подгот. Г.Ф. Карпов // СИРИО. – С.-Пб., 1882. – T.XXXV. – № 2, 7.], с ее крымской тарной керамикой и денежной единицей, эквивалентной кафской[233 - Векслер А., Мельникова А. Московские клады. – М.: Моек, рабочий, 1973. —С.72.].
Движение товара с Севера, как позволяют заключить специальные исследования западнорусского, московского и кыпчацкого материала[234 - Фехнер М В. Торговля Русского государства со странами Востока в XVI в. // ТГИМ. – М., 1952. – Вып. ХХТ – С. 3–139; Сыроечковский В.Е. Пути и условия сношений Москвы с Крымом на рубеже XVI в. // Изв. АН СССР. Отд. общ. наук. – М., 1932. – № 3. – С. 193–237; Тихомиров М.Н. Пути из России в Византию в XIV–XV вв. // ВО. – М., 1961; Котляр Н.Ф. Левантийская торговля Львова XIV–XV вв. // НЭ. – Киев, 1966. – T.VI. – С. 135–148; Костакэл В. Русско-украинско-молдавские связи в XIV–XV вв. // Феодальная Россия во всемирно-историческом процессе. – М., 1972; Котляр Н.Ф. Левантийская торговля Львова XIV–XV вв. // НЭ. – Киев, 1966. – T.VI. – С. 135–148; Ernst N. Beziehungen Moskaus zu den Krim-tataren unter Iwan III. – B., 1911; Nistor J. Die ausw?rtigen Handelsbeziehungen der Moldau im XIV, XV und XVI Jh. – Gotha: F. A. Perthes, 1911; Panaitescu P. La route commerciale de la Pologne ? la Mer Noire au Moyen ?ge // Rivista istorica Romana. – Bucure?ti, 1933. – N3. – P. 172–193; Malowist M. Les routes du commerce et les marchandises du Levant dans la vie de la Pologne au bas Moyen ?ge // Travaux du VI colloque internationale d’histoire maritime. – P.: S.E.V.P., 1970. – P. 157–175.], могло осуществляться по нескольким направлениям: “via tartarica sive moldavica” («татарскому или молдавскому пути»), днепровскому, донскому и волжскому.
Однако, применяемый мною метод нумизматического топографирования позволяет внести определенные коррективы в сложившиеся представления. Прежде всего, «виа тартарика» служила не только горизонтальному обмену Запад – Восток[235 - Cp.: Успенский Ф.И. Движение из Центральной Азии в Европу и обратно в XIII–XV вв. // ВВ. – М., 1949. – Т.II. – С. 257–275; Dubiecki M. Kaffa, osada genuenska i ej stosunek do Polski w XV wieku // Przeglad Powszechny. – 1886. – T.XII. – N34. – P. 56–64, 216–227; Kutrzeba S. Handel polski ze wschodem w wiekach srednich // PP. – 1903. – T.XXXVII. – N4. – P. 190–219, 462–496; 1903. – T.XXXVIII. – N1. – P. 512–537; Levicki S. Les marches de Lwow du XIV au XVIII si?cles. – Lwow, 1921; Charewiczowa L. Handel sredniowieznego Lwowa. – Lwow, 1925.], но и вертикальному, то есть обмену между северными и южными землями. Лежавшие к Северу земли Беларуси, Смоленщины и Прибалтики, входившие тогда в состав Великого княжества Литовского, несомненно, имели выход на «татарский путь» через Владимир Волынский и Каменец Подольский. Эта коммуникация находит отражение в особенностях денежного обращения этих областей, отличавшегося включениями акче и аспров Кафы, флоринов и венецианских дукатов, серебряных денариев Венеции и Южной Италии XIII–XV вв. [236 - АИИМК. ФЛ.Оп.1. – Д № 82; Археологическая карта Волынской губернии / Сост. В.Б. Антонович // Труды XI археологического съезда. – М., 1901. – T.I. – С.22, 58, 74, 81; Археологическая карта Подольской губернии / Сост. Е.Н. Сецинский // Труды XI археологического съезда. – М., 1901. – T.I. – С.207, 273,321.] Еще более примечательно вторичное обращение в обозначенных землях кафских аспров, контрамаркированных штемпелем литовского князя, возможно, Витовта (1392–1430)[237 - Numizmatyka Litewska wiekоw srednich / Ed. M. Gumowski. – Krakow, 1920. – № 50; Soboleva N. Nalezy prazsky grosu na u zemi SSR // Sbornik narodniho muzea w Praze. – P., 1970. – T.XXIV. – N3-4. – № 142.].
«Виа тартарика» проходила через Львов, имевший стабильные связи с Кафой[238 - Котляр Н.Ф. Левантийская торговля Львова XIV–XV вв. // НЭ. – Киев, 1966. – T.VI. – С. 135–148; Charewiczowa L. Handel sredniowieznego Lwowa. – Lwow, 1925; Malowist М. Kaffa – kolonia genuenska na Krymie i problem wschodni w latach 1453–1475. – Warszawa, 1947; Andreescu S. Autor de la derniere phase des rapports entre Moldavie et G?nes // RRH. – Bucarest, 1982. – N2. – P. 257–282.], Черновцы, Сучаву, Яссы; далее «татарская дорога» шла либо через Килию[239 - Notai genovesi in Oltremare. Atti rogati a Chilia da Antonio di Ponzo (1360–1361) / A cura di G. Pistarino. – Genova; Bordighera, 1971; G?nes et l’ Outre-Mer. T.II. Actes de Kilia du notaire Antonio di Ponzo (1360) / Ed. par M. Balard. – P.; La Haye: Mouton & C°, 1980; Papacostea S. De Vicina ? Kilia: byzantins et gеnois aux bouches du Danube au XIV si?cle // RESEE. – Bucarest, 1978. – An.XVI. – N1. – P. 65–79.] в устье Дуная, либо через Монкастро [240 - Nistor J. Die ausw?rtigen Handelsbeziehungen der Moldau im XIV, XV und XVI Jh. – Gotha: F.A. Perthes, 1911; Nistor J. Handel und Wandel in der Moldau bis zum Ende des XVI Jh. – Tschernowitz, 1912. Vicina. T.EL Contributions ? l’ histoire de Cetatea-Alba aux XIII et XIV si?cles / Ed. par G. Bratianu // BSHAR. – Bucarest, 1927. – T.XIII. – P. 1–7; Bratianu G. Recherches sur Vicina et Cetatea Alba. – Cluj: Universitе de Cluj, 1935; G?nes et l’ Outre-Mer. T.I. Les actes de Caffa du notaire Lamberto di Sambuceto 1289–1290 / Ed. par M. Balard. – P.; La Haye: Mouton & C°, 1973. —№ 569.], называвшийся еще Аккерманом (ныне Белгород на Днестре). И в Килии, и в Монкастро существовали генуэзские колонии во главе с консулами, которые поддерживали регулярное морское сообщение с Кафой. Эти связи подтверждаются как нотариальными актами[241 - Notai genovesi in Oltremare. Atti rogati a Chilia da Antonio di Ponzo (1360–1361)/A cura di G. Pistarino. – Genova; Bordighera, 1971; G?nes et l’ Outre-Mer. Т.II. Actes de Kilia du notaire Antonio di Ponzo (1360) / Ed. par M. Balard. – P.; La Haye: Mouton & C°, 1980.], так и находками крымских и кафских монет в Дунайской дельте и в Белгороде Днестровском[242 - АИИМК. ФЛ.Оп.1. – Д.№ 9. – Л.63; Григорьев В. Монеты джучидов, генуэзцев и Гиреев, битые на Таврическом полуострове // ЗООИД. – Одесса, 1844. – T.I. – С.301; Iliescu О. Monede tatare?ti din secolele XIII–XV // Studi §i cercetari de numismatica. – Bucure?ti, 1960. – Vol.III. – № 13.]; определенно, следствием подобных контактов выступает эмблема генуэзского официала и перстень-печать с гербом Лигурийской республики, найденные в археологических раскопках Белгородской экспедиции[243 - Кравченко А. А. Средневековый Белгород-на-Днестре (конец XIII–XIV вв.). – Киев: Наукова думка, 1986. – С.89.].
Днепровским путем пользовались торговые люди Новгородской и Псковской республик, Смоленска и Брянска. Одновременно к нему обращались купцы Московского княжества, несмотря на существование более короткого маршрута по Дону. Через Чернигов, округа которого отмечена находками аспров Кафы[244 - Znaleziska monet z XIV–XVIII w. na obsarze Ukrainskiej SRR / Ed. N. Kotlar. – Wroclaw: Ossolineum, 1975. – № 85.], он выходил на Киев; еврейская община этого центра выделялась прочными связями с иудеями Кафы[245 - Произведения западного художественного ремесла в Восточной Европе (X–XIV вв.): [свод археологических памятников] / Сост. В.П. Даркевич. —М.: Наука, 1966. – С.69; Огородников В.И. Иван III и зарубежные евреи // Сборник статей в честь Д.А. Корсакова. – Казань, 1913. – С. 52–75.]; свидетельством контактов между Киевом и Кафой выступают также находки кладов с генуэзскими и кафскими монетами [246 - Монетные клады Киевской губернии до первой четверти XV в. / Сост. B. С. Данилевич / / Труды IX археологического съезда. – М., 1897. – T.I. – C. 260–265; Znaleziska monet z XIV–XVIII w. na obsarze Ukrainskiej SRR / Ed. N. Kotlar. – Wroclaw: Ossolineum, 1975. – № 98.]. Далее к югу этот путь шел на Черкассы, Таванский перевоз, потом либо – вниз по Днепру до Илличе (Олешье), где были генуэзский замок[247 - Барабанов O.H. Судебное дело Бруноро Сальваиго (Каффа, 1454 г.): опыт историко-юридического исследования // Причерноморье в Средние века. – М.: МГУ, 1995. – Вып. И. – С. 20–36.]и фондако, связанный морской коммуникацией с Кафой[248 - Notes et extraits pour servir ? l’ histoire des croisades au XV si?cle / Pub. par N. Jorga // ROL. – P., 1900. – T.V. – P.38.], либо – посуху на Перекоп и далее – через Карасу-Базар (Белогорск) и Солкат до Кафы. Этим маршрутом следовали товарищи Афанасия Никитина, доставившие записки о его путешествии в Москву[249 - Семенов Л. C. Путешествие Афанасия Никитина. – M.: Наука, 1980. – С.4.], и «жидовин» Захарий Скарья, поставлявший московскому государю драгоценности, права которого охранялись «златопечатной грамотой» Ивана III (1462–1505)[250 - Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымскою и Ногайскою ордами и с Турцией (1474–1505) / Изд. подгот. Г.Ф. Карпов / / СИРИО. – С.-Пб., 1884. – T.XLI. – № 10, 19; Голейзовский Н. Дионисий и его современники // Искусство. – М., 1980. – № 6. – С. 57–60.]. Этой, по словам Михалона Литвина, «древней, давно проложенной дорогой»[251 - Lituanus, Martinus. De moribus tartarorum. – Basiliae, 1515. – P.35; cp.: Литвин Михалон. О нравах татар, литовцев и москвитян / Пер. В. И. Матузовой. – М., 1994. – С. 99–100: «Киев изобилует также и заморскими товарами. Ведь каких только каменьев, шелковых [одежд], вытканных золотом, шелков, курений, благовоний, шафрана, перца и прочих пряностей ни доставляют из Азии, Персии, Индии, Аравии, Сирии на север, в Московию, Псков, Новгород, Швецию, Данию, не каким иным более надежным, более прямым и более проторенным путем, но именно этим, древним и весьма наезженным, ведущим из Понта Эвксинского, то есть от города Каффы, через ворота Таврики и Тованский перевоз на Борисфене, а оттуда в Киев. Ведь имеют обыкновение ходить туда чужеземные купцы, большей частью в тысячу числом, собравшись в группы, называемые караваны (korovani), со многими нагруженными повозками и навьюченными верблюдами».] пользовались, отправляясь не только в Московию или Новгород, но и еще дальше – в Данию и Швецию.
Донской путь, при всем скепсисе некоторых ученых, преувеличивавших фактор татарского риска[252 - Эрнст Н.Л. Конфликт Ивана III с генуэзской Каффой // ИТУАК. – Симферополь, 1927. – T.I(LVIII). – С. 167–181; Скржинская Е.Ч. Кто были Ралевы, послы Ивана III в Италии: (к истории итало-русских связей в XV в.) // Проблемы истории международных отношений. – Л., 1972. – С. 267–287; Беляева С.А. Южнорусские земли во второй половине XIII–XIV вв. – Киев: Наукова думка, 1982; Егоров В.Л. Историческая география Золотой Орды в XIII–XIV вв. – М.: Наука, 1985; Ernst N. Beziehungen Moskaus zu den Krimtataren unter Iwan III. – B., 1911.], был определяющим для торговой активности Москвы и самым коротким; для его преодоления требовалось 34–38 дней [253 - Majeska G. Russian Travelers to Constantinople in the Forteenth and Fifteenth Centuries. – Washington, 1984. – P. 402–403.]. Он шел через Коломну, Рязань и Михайлов до Красивой Мечи, где купцы «клались в суда»; затем Доном спускались до Таны (Азов) и потом морем плыли до Кафы. Этим маршрутом в 1378 г. следовал небезызвестный Митяй, претендент на митрополичью кафедру; он «… поиде… с Москвы на Коломну, а с Коломны за Оку реку перевезеся к Рязани… и проидоша всю землю Рязанскую и приидоша в места Половечскаа, в пределы татарскиа и перешдше землю Татарскую, приидоша к морю Кафинскому и ту в корабль вседоша»[254 - ПСРЛ. – M., 1965. – T.VIII. – C.30–32; Там же. – T.XI–XII. – C.39.]. Впрочем, разыгравшаяся морская стихия не позволила продолжить путешествие до тех пор, пока изнуренный Митяй не умер и, подобно принесенному в жертву Ионе, не был снесен с корабля и предан погребению. Дальнейшее плавание до Константинополя поставило во главе миссии Пимена, вместо Митяя рукоположенного в митрополиты, но не признанного Дмитрием Донским[255 - Там же.]. Известно, что он взял взаймы у генуэзцев Кафы 20000 соммо, потом долго выплачивавшихся московским князем в рублях[256 - ПСРЛ. – M., 1965. – Т.ХХШ. – С.123.]. В массариях Кафы сохранилась запись 1382 г. о выдаче денег на приобретение вина, фруктов, сладостей, сахара по случаю приема Пимена, возвращавшегося из византийской столицы в Москву уже в качестве митрополита[257 - Notes et extraits pour servir ? l’ histoire des croisades au XV si?cle / Pub. par N. Jorga // ROL. – P., 1896–1900. – T.V. – P.39.]. Пережив княжескую опалу, в 1389 г. он вновь прошел донским путем, а затем морем из «Кафинского лимена» до Константинополя[258 - Черменский П. H. «Хождение» митрополита Пимена (XIV в.) как источник по исторической географии Подонья // Известия АН СССР. Серия географическая. – М., 1970. – № 5. – С. 95–99; Цыбин М. В. Археологический комментарий к «Пименову хождению в Царьград» // Средневековая археология Поволжья: материалы и исследования по археологии Поволжья: сб. статей. – Йошкар-Ола, 2009. – Вып.4.], добиваясь восстановления митрополичьего сана. Не выплаченный к тому времени долг вызвал инцидент с итальянцами: «… въкладшеся въ корабль на устьи Дону под Оваком (Азаком – А.Е., современный Азов). И отступихом в море и бысть о полнощи кораблю стоящу на якорц и нъкотори оклеветаша ны в градъ и догнаша ны фрагове (итальянцы – А.Е.) въ сандалцехъ (на судах – А.Е.), и наскакаша корабль…»[259 - ПСРЛ. – М., 1965. – T.XI–XII. – С. 96–97; Хождение Игнатия Смолнянина //ПС. – С.-Пб., 1887. – T.IV. – Вып. III. – С.4.].
Тот же путь был избран миссией иерусалимского патриарха в 1464 г. с тою же остановкой в Кафе, оказавшейся для патриарха последней: заболев дорогой, он умер в этом генуэзском городе [260 - Сыроечковский В.Е. Пути и условия сношений Москвы с Крымом на рубеже XVI в. // Изв. АН СССР. Отд. общ. наук. – М., 1932. – № 3. – С.207.].
Подлинным же нервом движения «из варяг в греки» стал в XIII–XV вв. волжский путь. Его наибольшая интенсивность в отличие от существующих оценок в историографии[261 - Там же. – С. 194, 197; Семенов Л.С. Путешествие Афанасия Никитина. – М.: Наука, 1980.– С. 19–20.] надежно подтверждается данными нумизматического топографирования[262 - Лебедев В. П., Клоков В. Б. Иноземные монеты XII–XV вв. на золотоордынских городищах Поволжья // Великий Волжский путь: история формирования и развития. Материалы круглого стола «Великий Волжский путь и Волжская Булгария» и международ. науч. – практ. конф. «Великий Волжский путь» (Казань – Астрахань – Казань, 6-16 августа 2001 г.). – Казань, 2002. – Ч.П. – С. 263–276.]. Возросшая значимость волжского пути должна находить объяснение, с одной стороны, в возникновении на Волге новых городов: прежде всего, вызывавшей изумление европейца столицы Золотой Орды – Сарая[263 - Rubruk, Wilelmus. Itinerarium // RVM. – P., 1839. – T.IV. – P.249; Якубовский А.Ю. Столица Золотой Орды – Сарай Берке. – Л., 1932. Местоположение г. Сарай («Дворец»), о котором пишет Рубрук, неизвестно. Археологам известен более поздний г. Сарай (Селитернное городище в Астраханской области), основанный ханом Узбеком (1312–1341). Начало городской жизни в нем фиксируется нумизматическими материалами: самые ранние массовые серебряные монеты городского денежного обращения – данга хана Узбека; массовое же обращение медных монет здесь началось с 30-х гг. XIV в., см.: Лебедев В. П. Судьба города Сарая XIII в. Факты, вопросы, версии, гипотезы // Труды Международных нумизматических конференций. Монеты и денежное обращение в Монгольских государствах XIII–XV веков. М., 2005. С. 17. Дискуссию, см.: Пачкалов А. В. О местоположении Сарая (первой столицы Золотой Орды) // Археологiя та Єтнологiя Схiдноi Європи: Матерiали i дослiдження. Мiжнародний конгрес. Крок молодi у XXI столiття (24–27 квiтня 2002 р.). – Одеса, 2002. – Т.З. – С.177; Он же. К вопросу об имени золотоордынского города, находившегося на месте Красноярского городища в дельте Волги // Археология Нижнего Поволжья: проблемы, поиски, открытия: материалы III Междунар. Нижневолжской археологии, конф. (Астрахань, 18–21 октября 2010 г.). – Астрахань, 2010. – С. 332–340; Васильев Д. В. К вопросу о локализации первой столицы Золотой Орды на Красноярском городище // Вопросы истории и археологии Западного Казахстана. – Уральск, 2009. – Вып.9. – № 1. —. 165–176; Он же. К вопросу о местоположении первой столицы Золотой Орды // Золотоордынское наследие. Материалы международ. науч. конф. «Политическая и социально-экономическая история Золотой Орды (XIII–XV вв.)» (17 марта 2009 г.). – Казань, 2009. – Вып.1. – С. 436–444.] (низовья Волги), кроме того, Казани и Хаджитар-хана (современная Астрахань), возвысившихся в XV в. в центры ханств, с другой стороны, в открывшихся возможностях выхода в новый торгово-экономический домен – Сибирь.
В самом верховье Волги Ярославль стягивал к себе интересы Заонежья, Белозерья и Устюжанского края. Нижний Новгород, колония своего, более северного двойника, привлекал московское и новгородское купечество. Южнее лежала Казань, отмеченная находками аспров Кафы[264 - АИИМК. Ф.1. Оп.1. – 1893. – Д.№ 170. – Л.4–5; Клады джучидских монет / Сост. Г.А. Федоров-Давыдов // НЭ. – М., 1960. – T.I. – № 195.].
Еще ниже размещалась столица Волжской Булгарии – Булгар, откуда тамошние купцы ездили на собачьих упряжках, по словам Ибн-Баттуты [265 - Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды: извлечения из сочинений арабских / Пер. с араб. В.Г. Тизенеаузена. – М., 1884. – T.I. – С.297.], в «страну мрака», то есть в почти неведомую Сибирь. Приехав на границу «мрака», купцы вели с местными жителями «немую торговлю», совершая обмен без контакта. «Югорский дорожник» конца XV в. называл множество путей через Уральские горы в Югру, как через центр Пермской епархии, так и через приполярные области[266 - Герберштейн, Сигизмунд. Записки о Московии. – М.: МГУ, 1988. – С. 156–161; Герберштейн, Сигизмунд. Записки о Московии / лат. и нем. тексты, рус. пер. с лат. А.И. Малеина и А.В. Назаренко, с ранненововерхненем. А.В. Назаренко: в 2-х т. – М.: Памятники исторической мысли, 2008. – Т.1. – С. 365–377; Т.2. – С. 431–432, примеч. 622–623.].
Далее к югу располагались золотоордынские города Гюлистан (Царевское городище около с. Царевского Волгоградской области), Старый и Hoвый Сараи (Селитренное городище Астраханской области)[267 - О локализации золотоордынских городов, см.: Евстратов И. В. О золотоордынских городах, находившихся на местах Селитренного и Царевского городищ: Опыт использования монетного материала для локализации средневековых городов Поволжья // Эпоха бронзы и раннего железного века в истории древних племен южнорусских степей. Материалы международ. науч. конф., посвящ. 100-летию со дня рождения П. Д. Рау (1897–1997). – Саратов, 1997. – 4.2. – С. 88–118; Варваровский Ю. Е. К вопросу о «теории двух Сараев» и локализации города Гюлистана // Археологические вести. – СПб., 2000. – № 7. – С. 251–265; Рудаков B. Г. Вопрос о существовании двух Сараев и проблема локализации Гюлистана // Ученые записки («Гыйльми язмалар») Татарского гос. гуманитарного института. – Казань, 1999. – Вып.7. – С. 92–120; Он же. К вопросу о двух столицах в Золотой Орде и местоположении города Гюлистана // Научное наследие А. П. Смирнова и современные проблемы археологии Волго-Камья: материалы науч. конф. / Труды ГИМ. – Вып.122. – М., 2000. – С. 305–323; Гончаров Е. Ю. Старый и Новый Сарай – столица Золотой Орды (новый взгляд на известные источники) // Степи Европы в эпоху средневековья: Сб. науч. статей. – Донецк, 2000. – Т.1. – С. 345–350; Крамаровский М. Г. Город, дворец и городские доминанты в Золотой Орде // Золотая Орда. История и культура. Каталог выставки. – СПб., 2005. – С. 111; Григорьев А. П. Историческая география Золотой Орды: местоположение городов, их наименования // Тюркологический сборник 2006. – М., 2007. – С. 153–165; Пигарёв Е. М. Красноярское городище (или снова о двух золотоордынских столицах) // Археология восточно-европейской степи. – Саратов, 2013. – Вып.10. – C. 428–433; Волков И. В. Столицы Золотой Орды во внешних источниках // Научное наследие А. П. Смирнова и современные проблемы археологии Волго-Камья. Труды ГИМ. – Вып.122. – М., 2000. – С. 324–339; Волков И. В. Источники о двух столицах Золотой Орды // Город и степь в контактной евро-азиатской зоне: тез. докл. III Международ. науч. конф., посвящ. 75-летию со дня рождения Г. А. Федорова-Давыдова. – М., 2006. – С. 119–120.], неподалеку от которого была налажена знаменитая Переволока на Дон [268 - Annali di geografia / A cura di G. Gr?berg // Scureria la vecchia. – Genova, 1802. – T.II. – NLXXXIV. – P.289; Rubruk, Wilelmus. Itinerarium // RVM. – P., 1839. – T.IV. – P.249; Егоров B.JI. Историческая география Золотой Орды в XIII–XIV вв. – М.: Наука, 1985. – С.53.].
Наконец, в самом низовье лежал Хаджитархан, откуда совершался переход по Кубанской долине через Маджар (ныне Прикумск)[269 - Там же. – С.122.], отмеченный монетными находками[270 - Находки джучидских монет / Пуб. Г.А. Федорова-Давыдова // НЭ. – М., 1963. – T.IV. – № 522.], к Матреге (Тамань), либо Мапе (Анапа), либо Копе (станица Голубицкая в устье р. Кубани[271 - Волков И.В. О возможностях локализации Копы (Копарио – Ло Konna) // Древности Кубани. – Краснодар, 1998. – Вып.12. – С. 14–42.]), генуэзским факториям, подчиненным Кафе и теснейшим образом с ней связанным.
То был излюбленный путь дипломатов различных вер и наречий[272 - Ramusio, Gian-Battista. Delle navigazioni e viaggi. – Venetiis, 1558. – Vol. II. – Р.126–131; Барбаро, Иосафат. [Путешествие в Тану] // Барбаро и Контарини о России: к истории итало-русских связей в XV в. / Пер. со староит., ввод. статьи, коммент. Е. Ч. Скржинской. – Л.: Наука, 1971. – С.113–187; Контарини, Амброджо. Путешествие в Персию // Там же. – С.188–234.]. К ним охотно присоединялись купеческие компании, так называемые «котлы», доходившие до Крыма, о чем упоминалось в древнерусских документах: «… а как в Кафу придут, будет русаков пять – шесть в одном котле»[273 - Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымскою и Ногайскою ордами и с Турцией (1474–1505) / Изд. подгот. Г.Ф. Карпов // СИРИО. – С.-Пб., 1884. – Т.XLI. – С.155, 162.]. Им пользовался имевший торговые дела в Крыму татарин Некомат, богатый и влиятельный настолько, что мог добиться лишения ярлыка на великое княжение самого Дмитрия Донского[274 - Васильевский В.Г. Житие Стефана Сурожского // Труды. – Пг., 1915. – Т.III. – С.CCII.]. Им ходил скандально известный аферист фра Лодовико да Болонья; оставь он свои записки, историки располагали бы уникальными сведениями о передвижениях от Эфиопии до Москвы[275 - Nuovi documenti su fr. Lodovico da Bologna / A cura di A. Bargellesi Severi // AFH. – Firenze, 1976. – T.LXIX. – P.3–22.].
Подобно «варягам» и «греки» как общее обозначение Юга должны были получить в XIII–XV вв. иное осмысление. Это было не только пространство Византии, но и представлявшая ее в 1204–1261 гг. Никея, а также возникшая в начале XIII в. Трапезундская империя, и, кроме того, сиропалестинские и египетские земли, входившие в 1250–1517 гг. в состав мамлюкского султаната, и даже больше – вся зона, примыкавшая с Востока к Средиземному морю, то есть то, что обозначалось тогда “Ultramare”, или «Заморье».
I. 2. Структура северного экспорта
2.1. Торговля мехами
Чем располагал Север, что могло бы вызвать интерес традиционно богатого Юга? Прежде всего, редкой пушниной, почти не известной античной цивилизации. Только средневековое общество, во многом, благодаря тем самым «варягам», проложившим путь «в греки», открыло исключительную ценность мехов и придало им способность символически выражать особое благородство, отмечать военную доблесть и вообще принадлежность к той, или иной элитарной группе, разработав этикетные принципы использования мехов в одеяниях, в тогдашней моде вообще, в аристократической эмблематике и геральдике в соответствии с иерархическим положением и родовой, или квазиродовой принадлежностью.
Говоря о Кафе, изумленный испанский путешественник первой половины XV в. отмечал, что в этом городе «встречаются все известные в мире виды мехов и самого лучшего качества»[276 - Tafur, Pero. Andancas е viajes рог diversas partes del mondo avidos (1435–1439) // Libros raros. – Madrid, 1874. – T.VIII. – P.I. – P.163; cp.: «… а на самой этой земле есть все виды мехов, самые дешевые в мире», см.: Перо Тафур. Странствия и путешествия / Пер., предисл. и коммент. Л. К. Масиэля Санчеса. – М.,2006. – С. 163.].
Высшее место здесь занимал, конечно же, мех соболя, особенно черный, с блестящим отливом, сравнимый по гладкости и нежности с шелком. Столь же высоко превозносился мех песца, «полярной лисицы», отличавшийся белоснежным тоном и еще более редким, голубоватым оттенком. Это был самый дорогой мех, ценившийся порой больше золота. Некоторые шкурки-одинцы с хвостами и лапками, с позолоченными и унизанными жемчугом коготками[277 - Памятники дипломатических сношений Московского государства с Польско-Литовским государством (1487–1533) / Изд. подгот. Г.Ф. Карпов // СИРИО. – С.-Пб., 1882. – T.XXXV. – С.333.] составляли целое сокровище. Такой мех подобал только коронованным особам и высшим иерархам. Он использовался для украшения ритуальных одежд и торжественных головных уборов, составлял орнамент фамильных щитов и играл особую роль в церемониях как знак благополучия и богатства. Признаваясь природным олицетворением Сатурна, соболий мех занял привилегированное положение в геральдике как обозначение черного цвета[278 - Tribolati F. Grammatica araldica. – Milano: Hoepli, 1887. – P.23.]. Не случайно, соболь упоминался, как правило, в качестве дара дипломатических миссий, как например, к египетским султанам и турецким эмирам[279 - Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымскою и Ногайскою ордами и с Турцией (1474–1505) / Изд. подгот. Г.Ф. Карпов // СИРИО. – С.-Пб., 1884. – T.XLI. – С.105, 106, 121, 194, 219, 220, 420; Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды: извлечения из сочинений арабских / Пер. с араб. В.Г. Тизенгаузена. – М., 1884. – T.I. – С.264; Карпов С.П. Итальянские морские республики и Южное Причерноморье в XIII–XV вв.: проблемы торговли. – М.: МГУ, 1990. – С. 153.], миланскому герцогу и венецианскому дожу[280 - Барбаро, Иосафат. [Путешествие в Тану] // Барбаро и Контарини о России: к истории итало-русских связей в XV в. / Пер. со староит., ввод, статьи, коммент. Е.Ч. Скржинской. – Л.: Наука, 1971. – С. 15; Barbiеri G. Milano е Mosca nel politica del Rinascimento. – Bari: Adriatica, 1957. – P. 19–21.], римскому папе[281 - Джовио, Паоло. Книга о московитском посольстве / Пер. со староит. А.И. Малеина // Все народы едины суть. – М., 1987. – С.487.] и другим правителям, и крайне редко встречается в частно-правовых актах горожан[282 - Notai genovesi in Oltremare. Atti rogati a Caffa e a Licostomo (sec. XIV) / A cura di G. P. Balbi e 5. Raiteri. – Genova; Bordighera, 1973. – № 40; Genova. Mediterraneo. Mar Nero (sec. XIII–XV) / A cura di L. Balletto. – Genova; Bordighera, 1976. – P.217; Documenti per la storia economica dei secoli XIII–XVI / A cura di F. Melis. – Firenze: L. Olschki, 1972. – P. 190.].
Самое раннее обозначение соболя, если не считать туманного “????? ??” Аристотеля, связанного с «Черным царством» Сатурна, или Кроноса, на Крайнем Севере, встречается в стихах рыцарей-певцов XII в., пораженных роскошью константинопольского двора, пышными одеяниями знати и щитами, украшенными изысканными орнаментами из мехов[283 - Tribolati F. Grammatica araldica. – Milano: Hoepli, 1887. – P.23. Cp. «Роман о Трое» Бенуа де Сент-Моро, где в горностаевые и собольи меха облачен мифический греческий король, отец Медеи, см.: Матузова В. И. Английские средневековые источники, IX–XIII вв.: Тексты, перевод, комментарий. – М., 1979. – С. 235, 241.]. Последний прием, определенно, позаимствован у варягов, использовавших отличающиеся по цвету шкуры и меха как различительный признак принадлежности к роду. Под термином “safireon” соболь описан Альбертом Великим († 1280), из-за чего соболий мех часто назывался «сапфировым»[284 - Житков Б.М. О происхождении слова «соболь» // Бюллетень Московского общества использования природы. Отд. биол. – М., 1940. – T.XIX. – № 3–4. – С. 131–136. Перепечатано: Житков Б. М. О происхождении слова «соболь» // Избр. труды. – Т.2: Промысловые животные. – Киров, 2012. – С. 449–454.]. Сам этот термин, на мой взгляд, восходит к этнониму «сабир» и его инозвучаниям – «сапыр», «савир», «сибыр» и другим, которым обозначались родственные уграм древнейшие обитатели Западной Сибири[285 - Новосельцев А.П. Хазарское государство и его роль в истории Восточной Европы и Кавказа. – М.: Наука, 1990. – С. 81–82.]; именно там, в таежной зоне между Северным Уралом, Тавдой и Обью велся промысел на соболя[286 - Герберштейн, Сигизмунд. Записки о Московии. – М.: МГУ, 1988. – С.157, сл.; Герберштейн, Сигизмунд. Записки о Московии / лат. и нем. тексты, рус. пер. с лат. А.И. Малеина и А.В. Назаренко, с ранненововерхненем. А.В. Назаренко: в 2-х т. – М.: Памятники исторической мысли, 2008. – Т.1. – С. 366–369 (zabellini; Z?bl).]. К тому же региону заставляет обратиться и другой термин, служивший для обозначения соболя, а именно: "zibillino”; он встречается в документах Кафы[287 - Еманов А.Г. Русско-итальянские экономические связи в XIII–XV вв. // Общественно-политическая жизнь дореволюционной России. – Тюмень, 1990. – С. 37–39.] и является ни чем иным, как итальянской огласовкой топонима «Сибирь»[288 - Migliorini В., Duro A. Prontuario etimologico della lingua italiana. – Torino; Paravia, 1950. – P. 627–628.].
Не много уступал соболю и песцу горностаевый мех. Несмотря на почти повсеместное распространение, горностай не стал общедоступным. Он оставался атрибутом принадлежности к высшей знати. Белый мех горностая с характерным черным пучком на хвосте служил традиционным украшением императорских порфир и царственных шляп, окаймлением рукавов и воротов одежд, широко использовался в аллегорике гербов. Ассоциируясь с обладанием сеньориальной властью и внутренним духовным восхождением, равно воспеваемый европейскими трубадурами и арабскими шаирами, мех горностая послужил основой для особой геральдической фигуры – “ermellino”[289 - Tribolati F. Grammatica araldica.]; она имела вид черного креста с шариками на его верхних концах и трехчастным основанием, который узнается на коронах и диадемах, распятиях и даже таро.
Особенно ценным почитался горностаевый мех северных областей – двинских земель, Печоры и Сибири[290 - Polo, Marco. II Millione / A cura di M. Malvano. – Torino: G. Einaudi, 1982. —§CCXVI.]; он был пушистее, глаже и более чистых тонов. Такие шкурки подносились поштучно в качестве почетного дара, но были шкурки и в связках на десятки и сотни. Так, в 1289 г. некий итальянец, Тоби де Терпи, намеревался вести из Кафы в Геную более 400 шкурок “ermerini”[291 - G?nes et l’ Outre-Mer. T.I. Ees actes de Caffa du notaire Eamberto di Sambuceto 1289–1290 / Ed. par M. Balard. – P.; La Haye: Mouton & C°, 1973. – № 357.]. Позднее, Бернардо де Манцодео, оставивший завещание в Кафе в 1344 г., участвовал в торговой сделке, связанной с реализацией на Кипре 625 горностаевых шкурок[292 - Notai genovesi in Oltremare. Atti rogati a Caffa e a Licostomo (sec. XIV) / A cura di G.P. Balbi e S. Raiteri. – Genova; Bordighera, 1973. – № 15.]. Вообще, частные акты XIII–XV вв. заставляют думать, что горностаевые меха использовались не только в аристократической среде, но и в городской, не чуждой стремлению аноблироваться и обладать привилегиями нобиля в качестве члена муниципального совета или городского суда. В эпоху Ренессанса горностаевые меха получили более широкое признание в тогдашней моде как знак утонченного вкуса: меха даже вытеснили украшения из драгоценных металлов и камней, ставших казаться «варварскими».
Достаточно высокое место занимал беличий мех, при всех значительных масштабах его промысла и вывоза. Беличьи шкурки, особо искусной выделки с сохраненными головками и кисточкообразными ушками, с драгоценными камнями в глазницах и пышными хвостами были привилегией нобилитета. Они использовались для украшения рыцарских плащей и шлемов, орнаментирования штандартов и щитов. Известен беличий мотив в искусстве герольдов[293 - Tribolati F. Grammatica araldica. – P.22.]. Вместе с тем, белка с ее мистическими свойствами содействовать сохранению и умножению богатства особо почиталась среди представителей наиболее мобильных групп населения, возвышавшихся благодаря новым добродетелям, которым было суждено получить сакрализацию в реформаторских учениях. Поэтому беличья пушнина получила широкое распространение у горожан, как Запада, так и Востока. В самой Кафе, судя по документам XIV–XV вв.[294 - Due lettere inеdite sugli eventi del Cembalo e di Sorchati in Crimea nel 1434 / A cura di A. Agosto // ASLSP. NS. – Genova, 1976. – Vol.XVII. – Fasc.IL – № 22; Genova. Mediterraneo. Mar Nero (sec. XIII–XV) / A cura di L. Balletto. – Genova; Bordighera, 1976. – P. 215–219, 225–226; Карпов С.П. Итальянские морские республики и Южное Причерноморье в XIII–XV вв.: проблемы торговли. – М.: МГУ, 1990.– С. 152–154.], горожане широко пользовались одеждами, подбитыми беличьим мехом, с беличьим орнаментом на вороте, рукавах и подоле. Спрос на белку в городской среде нужно непременно учитывать, говоря о колоссальных объемах торговли подобным видом товара.
Белка промышлялась почти повсюду в Северо-Восточной Европе[295 - Polo, Marco. Il Millione / A cura di M. Malvano. – Torino: G. Einaudi, 1982. – §CCXVII; Rubruk, Wilelmus. Itinerarium // RVM. – P., 1839. – T.IV. – P.215, 231.]. Различались смоленская белка с ярко-рыжей окраской, что служило отличным индикатором в тогдашнем товароведении; белка североевропейских областей серого цвета; белка Поволжья и Печорского края с характерной черной спинкой; сибирская белка с длинным мехом, дававшая самые широкие шкурки[296 - Еманов А.Г. Система торговых связей Кафы в XIII–XV вв.: дисс….к.и.н. – Л.: ЛГУ, 1986. – С. 77–79.].
В 1289 г. Пьетро де Савиньон занял 25000 аспров с намерением купить в Кафе беличьи шкурки по цене 2,4 аспра за каждую и потом продать в Генуе[297 - G?nes et l’ Outre-Mer. TJ, Les actes de Caffa du notaire Lamberto di Sambuceto 1289–1290 / Ed. par M. Balard. – P.; La Haye: Mouton & C°, 1973. – № 53.] со 100 % прибылью[298 - Balard M. La Romanie Gеnoise (XII – dеbut du XV si?cle). – G?nes; Rome, 1978. – Vol.IL – P.740 (vai).]. Другой представитель Савиньонов тогда же заключил сделку на 1 миллиарий, то есть на одну тысячу беличьих шкурок, намереваясь реализовать их в Генуе[299 - G?nes et l’ Outre-Mer. T.I. Les actes de Caffa du notaire Lamberto di Sambuceto 1289–1290 / Ed. par M. Balard. – P.; La Haye: Mouton & C°, 1973. – № 132.]. В обоих случаях речь шла о белке с черной спинкой, каковое качество передавалось итальянским словом “vaio”, по аналогии с цветом спелой оливы[300 - Prati A. Etimologie venete. – Venezia, 1968. – P. 1025.].
В 1340–1341 гг. венецианец Николетто Гатта, действовавший в Тане и Кафе, отправлял в Венецию черных белок и меховые изделия из серых беличьих шкурок, покупавшихся в Копе и на Руси[301 - Lettere di mercanti a Pignol Zucchello (1336–1350) / A cura di R. Morozzo della Rocca. – Venezia: Il comitato ed., 1957. – № 3–6 (veri; varnaca de sgrixa; veri de la Colpe; veri de la Ruga).]. В Кафу беличий мех поступал также из Россо (устье реки Миус), получившего в венецианских документах искаженное написание “Tosso”, и других пунктов Газарии[302 - Notizie da Caffa / A cura di R. Morozzo della Rocca / / Studi in onore di A. Fanfani. – Milano, 1962. – Vol.III. – P.291.]. Кроме того, он привозился на кафский рынок через Солкат[303 - Imposicio Officii Gazariae / A cura di L. Sauli / / HPM. – Torino, 1838. – T.II. – Col. 305.]. “Vai volgari” и “vai bulgari”, то есть «булгарскую белку», определенно, везли волжским путем из Волжской Булгарии[304 - La pratica della mercatura scritta da Giovanni di Antonio da Uzzano nel 1442 / A cura di G. Pagnini della Ventura // Della Dеcima a delle altre gravezze imposte dal commune di Firenze. – Lisbona; Lucca, 1766. – Vol.IV. – P.60.].
Рис. 1. Галея.