– Его, – кивнула Маша. – У меня в детстве книжка была про Кощея Бессмертного, так на картинке такой же урод был нарисован. Особенно взгляд – точь-в-точь. Дежавю какое-то…
Волохов, улыбаясь, разогнул манекену палец и легко снял обручальное кольцо.
– У него, как видишь, уже и без подачи биотоков суставы начинают работать… Хорошая модель. Надеюсь, что я не ошибся в своих расчётах и предположениях.
Маша, пряча коробку с кольцами в сумочку, бросила, прежде чем попрощаться:
– Милая, в общем-то, кукла. Этакий Кен с фигурой терминатора. Только, профессор… – Маша сделала шаг назад и оценивающе окинула фигуру «Вовы №2», – умоляю: сделайте ему человеческое лицо, пожалуйста. Лицо нормального мужчины.
Она с опаской взглянула на палец, который так запросто разогнул профессор и погрозила манекену своим розовым пальчиком.
– Кощей! Особенно загорающиеся глаза…Как с книжной картинки из моего детства.
Игорь Васильевич, уже приготовивший инструмент для демонтажа головы с искусственного человеческого тела, спросил, включая в сеть портативный лазер.
– Красавчика сделать?
Мария покачала головой.
– Зачем красавчика? Просто настоящего мужчину. С лицом, ну, как у моего Володи, к примеру.
Волохову явно понравилась, что без пяти минут невестка сказала «как у моего Володи». «Если это не женское лицемерие, – подумал профессор, – значит, это любовь».
– Бу сделано! – неожиданно для себя ответил Игорь Васильевич, копируя интонацией Сашу Чуркина. Он шутливо козырнул девушке, как это делают солдаты в несмешных военных комедиях, и добавил:
– Два Володи в хозяйстве не помешают… Не так ли, душа моя?
Мария рассмеялась:
– Мой отец в таких случая всегда говорил: «Запас свой карман не оттягивает».
Старик приподнял шляпу, которую так и не снял в квартире, задумчиво поскрёб длинным худым пальцем жидкую шевелюру.
– М-да… – протянул он. – Бергман бы сказал в таком случае, что неэтично проводить научный эксперимент с точной копией близкого родственника…
Мария тут же замахала руками:
– Что вы, что вы, профессор!.. Это всё предрассудки старых формалистов и, как их там в Библии называют?.. фарисеев.
Девушка сделала паузу и заглянула в глаза отцу человека, которого она полюбила всей душой.
– Ведь ваш эксперимент – добрый? – тихо спросила она.
– Гуманный, во всяком случае, – ответил Игорь Васильевич. И добавил так же тихо:
– Очень надеюсь, душа моя, что он не прибавит мировой скорби…
– Вот и ладушки! – захлопала в ладоши Маша. – Значит, этический вопрос мы решили.
Мария, уже подпортившая свой лексикон расхожими журналистскими штампами, заключила своё импровизированное интервью с тестем:
– Остаётся получить разрешение у оригинала этого Кена, и вперёд, к новым научным вершинам!.. Я всегда была уверена, что российские геронтологи ещё утрут нос своим американским и западно-европейским коллегам в деле продления жизни человека…
Профессор, слушая эту высокопарную тираду, всё больше округлял глаза, карикатурно изображая крайнюю степень мимического восхищения.
– Мария, – не удержался и перебил девушку Волохов, – никогда не говори красиво. Этому ещё Базаров учил.
– Базаров? – спросила Маша. – Какой Базаров? Это с канала НТВ?
Профессор театрально снял шляпу, что называется, «обнажил голову» и воскликнул, надев теперь на лицо печальную маску трагика:
– Передо мной типичная жертва российской образовательной реформы. Господа, снимите, шляпы. И почтите её минутой молчания…
И тут же, будто переменив роль на сцене, с лёгкой, родственной, укоризной:
– Тургенева читала, голубушка?
– А-а, – протянула Мария. – Это из «Записок охотника».
Морщинки вокруг глаз старика стянулись в пучки, он вздохнул, водружая свой неизменный головной убор на законное и давно привычное для всех место. (Бергман как-то сказал Волохову в ресторане, что в русском языке есть такое присловье – два сапога пара, в научном мире давно знают, что две шляпы – пара; это, мол, шляпы актёра Боярского и профессора Волохова).
Услышав про «Записки охотника», профессор грустно улыбнулся:
– А уж не из записок ли сумасшедшего, госпожа писательница?
Он покачал головой.
– Сударыня, если подводит средняя школа и журфак, то их пробелы нужно устранять доморощенными, кустарными, так сказать, методами.
Он дружелюбно подмигнул девушке, явно провалившей экспресс-экзамен и смущённо опустившей глаза.
– Дело поправимое, голубушка.
И Волохов, растягивая слово по слогам, продиктовал «писательнице», как профессор назвал девушку, один из «кустарных методов»:
– Са-мо-об-ра-зо-ва-ние. У нас с тобой, надеюсь, ещё будет время, чтобы вывести и без химчистки эти досадные белые пятна в твоей творческой биографии.
В кармане Игоря Васильевича заверещал мобильный телефон. Он взглянул на отображение номера, включил кнопку горомкой связи и хмыкнул:
– Ну вот, на ловца и зверь бежит… Да, Владимир, слушаю тебя…
– Я за рулём, – хрипло и отрывисто послышалось из телефонного динамика, – я преследую его… Он на «Порше», но я не я, если не возьму американца!..
– Володя! Сынок! – закричал в трубку отец, медленно опускаясь на стул. – Кого ты преследуешь? Какого американца?
– Это он! – после паузы послышался хриплый голос Владимира. – Серый посланник. Я его у нашего отделения засёк. Сомнений нет, пап. Это – он! – И только треск эфира и какие-то посторонние шумы.
– Сынок! Володька! – рыкнул в трубку испуганный отец. – Сейчас же прекрати погоню! Ты меня слышишь? Алло!.. Прекрати немедленно. Слышишь?!. Это может всё очень плохо кончиться!