ЗАГОВОР ПРОТИВ ЗАГОВОРА: ГКЧП-3. КНИГА ПЕРВАЯ

С невероятной для своей комплекции энергичностью Ельцин развернулся к батарее телефонных аппаратов.

– Гена? Какого хрена ты отрываешь от дел моего секретаря?!.. Знаю! Так, вот: бери их – и вместе с ними ко мне! Чтобы одна нога – там, а другая – здесь!

Ельцин бросил трубку на рычаги – и «вернулся» к Коржакову.

– Саша, пока они там ползут – дозвонись до Кобца…

– Кобеца, Борис Николаевич.

– Один хрен!.. Так, вот: дозвонись до него – и пусть он немедленно дует сюда! Обеспечь также явку Полторанина, Хасбулатова и Руцкого! Всё!

– Будет сделано, Борис Николаевич!

Коржаков бросился исполнять поведение хозяина – а тот погрузился в мысли. Глубоко погружаться не пришлось: мыслей были немного, и все они «залегали вблизи поверхности». Но характер залегания не влиял на их значимость: мысли были о «текущем моменте». Моменту нельзя было позволить «утечь», а для этого требовалась решительность и действия на упреждение.

По счастью, думалось не на пустом месте: дело информации было поставлено, как «на хорошую ногу», так и на поток. В итоге – а заодно и в процессе – Борис Николаевич знал всё то, что знал и «Михал Сергеич», и даже больше. Начало этому доброму делу было положено ещё в июне, когда шеф КГБ Крючков передал ему информацию «top secret», только что полученную людьми Баршина, начальника ПГУ.

Согласно ней, в окружении Буша сочли роль Горбачёва исчерпанной, а «безальтернативной альтернативой» ему отныне стал Ельцин. Якобы «Америке жаль было терять Горбачёва: он податлив и предсказуем – но в политике нет места эмоциям». С того времени Ельцин получал те же материалы, что и Горбачёв, в том числе, и «оперативку» Первого Главного управления КГБ.

Крючков оказался весьма полезным «слугой двух господ». Не отказываясь от службы первоначальному хозяину – Горбачёву – он предложил свои услуги и его противнику. Сам предложил. Случилось это ещё в марте, на следующий день после заседания Совета Обороны, на котором был создан пресловутый ГКЧП. Крючков мгновенно распознал всю опасность этого начинания консерваторов как для Горбачёва, так и для Ельцина – и тут же напросился на рандеву с Борисом Николаевичем.

Ельцин принял обоих: и Крючкова, и его услуги. Да и почему было не принять: информация шла не просто добротная – первостатейной важности, да ещё из первых рук! Сейчас в дело годился любой «фрайерок» – а Крючков был много выше по статусу. Тем более что сам генерал не просил ни о каком вознаграждении: «радел за Отечество». То есть, всего лишь «столбил участок». На будущее. Всего лишь намекал на то, чтобы не забыли потом, и не обошли своими милостями. Намёки освобождали Бориса Николаевича от конкретных гарантий – зато давали возможность «неназойливо попросить истинного патриота радеть за Отечество и впредь». «В переводе с русского на русский»: своевременно информировать российского лидера обо всех телодвижениях ГКЧП… и самого Горбачёва.

И Владимир Александрович старался. По просьбе – де-факто приказу Ельцина – он передал Горбачёву записку о готовящемся демократами перевороте. Передача состоялась в рамках выполнения задания «демократов» по энергичному подталкиванию к энергичным же действиям ГКЧП, а буде возможно – и самого Горбачёва.

Насчёт «Откровения от Горбачёва» в вопросе информирования Ельцина о замыслах ГКЧП Михаил Сергеевич тешил себя иллюзиями. Он ошибался – и сильно. Его «секрет» был классическим «секретом Полишинеля» – хотя Ельцин и постарался изобразить заинтересованность, заодно скрывая от собеседника давнишнюю осведомлённость в этом вопросе. Его не нужно было просвещать: он сам мог просветить, кого угодно. Горбачёва – в том числе. И – даже в тех подробностях, о которых тот и понятия не имел. Ведь уже с марта для Бориса Николаевича не было ничего тайного, что не стало бы явным.

И это касалось не только планов ГКЧП: не стал исключением и сам Михаил Сергеевич. Со всеми своими секретами не стал. Хорошо зная Генсека-президента – и не с лучшей для себя стороны – Борис Николаевич не имел никаких оснований для благодушия в адрес Михаила Сергеевича. Они с Горбачёвым окончили разные вузы – но прошли одну школу. Это позволило им обоим, как «Отче наш» (или «Вставай, проклятьем заклеймённый») на всю дальнейшую жизнь затвердить установку: «двум медведям в одной берлоге не бывать!». И не только затвердить: следовать ей неукоснительно.

Поэтому Борис Николаевич решил подстраховаться – и заставить ГКЧП (а получится – и Горбачёва) «выйти из окопов». «Заговорщики» должны были раскрыться – и предстать «перед народом» во всей наготе своих «отвратительных антидемократических замыслов». На полумеры Ельцин был не согласен: или всё (пан) – или ничего (пропал)! В таком деле никакая мера предосторожности не могла быть лишней или чрезмерной.

И для такого дела Крючков оказался – и продолжал оказываться – незаменимым человеком. Именно ему, занимавшемуся «идеологическим обеспечением деятельности ГКЧП», было поручено сгруппировать материалы Комитета для их публикации в печати так, чтобы готовящееся – а Ельцин достоверно знал об этом – заявление Председателя Верховного Совета Лукьянова против заготовленного проекта Союзного договора шло в одном пакете с документами собственно ГКЧП. Больше того: чтобы оно предваряло документы ГКЧП! Лукьянова, человека явно консервативных взглядов, опасно авторитетного и совсем не дурака, как одну из ветвей законной власти, следовало безжалостно отсечь за компанию с теми, в чью компанию он и не входил.

Отсекать Лукьянова и его несостоявшихся ещё подельников следовало не только политически, но и «хирургически»: военными средствами. В этом плане контакты с высшим генералитетом приобретали особое значение. Силам ГКЧП нужно было противопоставить силы «демократии». И, желательно – не равные, а большие, как по количеству, так и по качеству. Поэтому Борис Николаевич не забывал делать реверансы в сторону армии: громили её другие люди – вроде покойного уже академика Сахарова и ныне здравствующего писаки Евтушенко.

Как до, так и во время контактов Ельцин вынужден был с горечью констатировать: верхушка армии по своим взглядами на демократию оставалась верным оплотом консерваторов. Поэтому своими он мог считать лишь отдельных представителей генералитета. Их было немного – и все они были разными по степени «эксплуатационной ценности» и практической отдачи. Так, если от политического брехуна генерал-полковника Волкогонова толку было, как от козла молока, то начальник войск связи генерал-полковник Кобец стал истинной находкой. В руках этого человека оказались ключи от всех секретов Министерства обороны – и не только. Благодаря доступу генерала ко всей армейской связи никакие телодвижения руководства МО и этого ГКЧП не составляли больше секрета для Ельцина. Дополнительную «информацию непосредственно с мест» в «Белый дом» регулярно поставляли «наши с потрохами» генералы Грачёв и Громов.

Наибольший интерес представлял Грачёв. Даже не в плане информации: он сам. Этот генерал-лейтенант – простоватый, без семи пядей, почти герой анекдотов «про армию» – недавно сменил «насквозь красного» генерал-полковника Ачалова в должности командующего ВДВ. В свете необходимости быстрого реагирования на вызовы консерваторов эта должность приобретала не просто ключевое: бесценное значение.

На Грачёва внимание Ельцина обратил Кобец, одним из первых в руководстве МО «принявший демократическую веру». Именно он посоветовал Борису Николаевичу «приласкать» этого «перспективного хлопца». Внимая совету, в конце июля Ельцин «посетил с дружественным визитом» придворную Тульскую дивизию ВДВ. «В прогулке по хозяйству» сопровождал его лично командующий ВДВ Грачёв: так полагалось этикетом. За столом, во время обеда «в честь высокого гостя», хорошо уже «нагостившийся» Ельцин без обиняков спросил Грачёва, за кого тот: «за белых – али за красных?».

Командующий ВДВ не ожидал лобового вопроса – и начал что-то блеять насчёт верности долгу, уставу и Конституции. Но с Борисом Николаевичем такие номера не проходили – особенно на подпитии – и он без всякого этикета развернул генерала лицом к вопросу: «за белых – али за красных»? После этого командующему ВДВ не оставалось ничего другого, как заверить российского президента в том, что он всю жизнь мечтал посвятить служению делу демократии и «лично товарища» – правда, теперь уже всё больше господина – Бориса Николаевича Ельцина.

После этого генерал был «поставлен на довольствие» и «зачислен в штат» как «наш человек в Гаване» и «свой среди чужих – чужой среди своих». Второе было много ближе к истине: Грачёв неожиданно оказался своим среди людей, чужих ему по духу, воспитанию и целям. А, вот, среди своих, армейских, он оказался «засланным казачком». Будучи «завербованным» – никакой идейностью в данном случае и не пахло – он честно информировал Ельцина обо всех телодвижениях руководства МО. Правда, на всякий случай, хитроумудрый Паша не забывал и маршала Язова сотоварищи: как оно ещё всё обернётся?!..

– Все – в приёмной, Борис Николаевич! – просунул голову в дверь Коржаков. – Заводить?

– Давай!

Ельцин «выбрался из себя» – и пошёл взглядом на распахнутые двери, в которых уже появилась «демократическая гвардия»: Кобец, Руцкой, Хасбулатов, Полторанин, Бурбулис. Замыкал процессию Коржаков, чем вызвал явное неудовольствие Председателя Верховного Совета РСФСР: всего лишь охранник посягал на место не по чину. Не Боярская Дума – но всё-таки! Но, поскольку Ельцин не изгнал нарушителя обратно в приёмную, косым молчаливым взглядом «спикер» и ограничился.

– Прошу садиться! – буркнул Ельцин, но сам встал. Дождавшись, пока не перестал елозить стулом последний из облечённых доверием – Коржаков – Борис Николаевич художественно поджал губы.

– Мне только что звонил Горбачёв.

«Высокое собрание» тут же уменьшилось в размерах: все ждали развития событий со дня на день – и при этом никто не был уверен в том, что они будут развиваться по планам «демократии». Разумеется, очередной выброс политического малодушия не ускользнул от внимания Бориса Николаевича – и он отреагировал адекватной ухмылкой.

– Во исполнение наших договорённостей «Михал Сергеич» доложил мне о том, что «профилактическую работу» среди членов так называемого «ГКЧП» он провёл. Горбачёв заверил меня в том, что события развиваются в верном направлении – и под его строгим контролем.

– Ничего серьёзного, Борис Николаевич? – первым дрогнул голосом Бурбулис – не самый мужественный человек в окружении российского президента.

– Кажется, ничего, – не стал осмеивать верного холуя Ельцин. – Консерваторы всё ещё надеются на то, что Горбачев возглавит их заговор – и «восстановит конституционный порядок». Иначе говоря: сметёт Ельцина и его команду, после чего примется наводить порядок в союзных республиках. По счастью для нас, у этой затеи – много недостатков. И главный из них – отсутствие вождя, который мог бы спокойно приставить дуло пистолета к виску Ельцина – и так же спокойно нажать на спусковой крючок.

После этих «анестезирующих заявлений» руководителя соратники дружно выдохнули – и не исключено, что не только ротовыми отверстиями.

– Все эти люди абсолютно неспособны на поступок. Все они, как огня, боятся проявить инициативу. Ни один из них не готов взять ответственность на себя. А всё потому, что все они – исполнители. Такими их сформировала номенклатура – и лишь такими они и нужны Горбачёву. Но это не значит, что мы теперь можем дожидаться их выступления, «лёжа на печи». Всякое может случиться. Вон, незаряженное ружьё – и то раз в году стреляет.

«Народ», впавший было в благодушие, вновь подтянулся.

По достоинству оценив понятливость команды – кривой щекой и парой хмыков – Ельцин, наконец, опустил чресла на стул.

– Кобец, что, там, у тебя?

Единственный из присутствующих человек в форме проворно вскочил на ноги. Ельцин поморщился – и махнул рукой.

– Сиди – не в строю!

Генерал вернулся на место, и звучно щёлкнул папкой.

– Своими словами! – ещё раз поморщился Ельцин. – Не надо мне этих демонстраций готовности! Сам ведь понимаешь: обманывать меня – себе дороже. И не потому, что я взыщу: потому что с нас обоих взыщут… У одной стенки…

Кобец вздрогнул – и старательно прочистил горло.

– Борис Николаевич, информация проверена и перепроверена. Мы, так сказать, «подключились» – а потом всё это перепроверили, как сейчас принято говорить, «из независимых источников». Иначе говоря: непосредственно из войск.

– Хорошо, – кивнул головой Ельцин. – Но – ближе к делу.

– Слушаюсь, Борис Николаевич. Итак, мы располагаем точными данными о силах противника… то есть… ну…

– Противника, противника! – «утвердил» Ельцин. – Дальше!

– Мы знаем, какие именно части ГКЧП планирует задействовать после объявления о введении чрезвычайного положения.

– В Москве? – приподнял бровь Ельцин.

– Не только: в Ленинграде, в Европейской части России вплоть до Урала, в Закавказье, на Украине, в Белоруссии, в Молдавии и Прибалтике.

– Широко размахнулись! – удивлённо покачал головой Руцкой.