Не потеряй себя

Скажи ему в любую минуту, не говоря уже о приказе, что кровь из носа, но требуется выполнить задание партии и «народного» правительства: взять в руки оружие и идти кого-то, где-то уби- вать, – он, ни на секунду не впадёт в сомнения. В ту же минуту, с огромным желанием, сменит свои мокасины на солдатские са- поги, а брюки с клёшем на галифе; гитару на автомат – АКМ, а лучше бы маузер, о котором с детства мечтал. Надел бы кожан- ку и портупею, как атрибут советской власти. К кожанке водру- зил бы на голову картуз с сияющей звездой и пошёл бы туда – куда указательный палец партии укажет и этим всё исчерпыва- ется в нём. Со стороны Костя, как и миллионы ему подобных,

порой смотрелись в глазах обычных граждан не совсем по-

советски, – стиляги! – так о них отзывались. Но, то была мишура: как мода на запонки или у парня на шее красивая девичья ко-

сынка завязанная узлом – внутри они были другие – до мозга костей пропитанные пропагандой коммунистического учения. К примеру: о страшном периоде правления Сталина знали

настолько —поскольку – то всё негативное, что доходило до их ушей, списывали на войну, разруху и голод – временную труд- ность в стране. В первые три года начала шестидесятых, когда

вопрос встал ребром не только о сливочном масле и мясе – хле- ба не стало! Виноваты были империалисты и Хрущёв: «Не надо было ему к ним в Америку ездить!.. Там – этому, козлу – безро-

гому, мозги и задурили, потому-то он и привлёк нацменов к рас- стрелу мирных жителей в соседнем городе Новочеркасске!..».

Ничто в этом мире не вечно: недалёк тот день, когда Костя и ты- сячи подобных ему прозреют, как снутри, так и снаружи: сползёт вся та мишура, как шкура со змеи во время линьки. Но в эту ми- нуту сидя за столом, если бы в репродукторе заиграл и запел

«Интернационал» – он встал бы на ноги за столом, вытянулся бы в струнку, как и все остальные и, скорее всего, вслед повторил

бы слова этой песни. Застолье затянулось. Не заметили, как за окном и ночь наступила; Тамара после двух выпитых штрафных кружек крепкого вина вскоре отключилась, и женщина, сидев- шая сбоку от Кости, вполголоса стала рассказывать соседке:

«…Уграло, Томочку вино – будь здоров! – эта кошечка-мышечка сейчас в полном ажуре, а то бы от парня не отстала… – по слу- хам, я вам скажу честно, токо никому, никому! Эта, пройдоха, ещё та!.. возьмёт всё, что есть в мотне у парня, для другой ни капли не оставит. Говорят, она уже со всеми пэтэушниками пе-

респала, и с этими тоже, которые за столом щас сидят; осталось вот этого новенького обгулять…». Костя был рад, что избавился от дальнейших посягательств, ибо это ему напомнило Лиду: только с разницей, что здесь обставлено более культурно и с

изысканностью подхода к дальнейшему постельному вопросу. Тамара пробралась к кровати, проползла за спиной у подруги

Верки, сняв по очереди туфли, расшвыряла их в разные стороны; через минуту, пуская слюни по подушке и всем показалось, —

уснула, кажись! Но неожиданно, резко и круто опустила голову до пола и в ту же минуту: тосты штрафные вперемешку с закус- кой изрыгнула назад. Верка – в доску подруга своя – брезгливо посмотрев на Тамару – сказала ворчливо, без злобы в словах:

– Ничего себе!.. этого мне только не хватало!.. Не та уже, по- друженька ты стала – не та!.. взлохматило тебя, как мокрую ку- рицу, а может не в то горло пошло?.. но главное – не впрок. Ну ладно. Эй, Маруся!.. иди-ка, неси в ведре воды и половую тряп- ку. Хоть ты Томка и сладкая баба – бываешь, но нюхать ту гадость не для меня.

Казалось, что могло быть общего между Тамарой и тётей Ве- рой, ведь возрастом они разнились на целый десяток лет. Ко всему прочему, они никогда не сорились, а если это и случалось, то об этом никто не знал. Вероятней всего, объединяло обеих увлечённость мужским сословием, к тому же – эти юнцы пэтэуш- ники: вопрос о которых даже между собой старались не обсуж- дать. Сам собой напрашивается вывод, что эта бодяга тянулась

не первый год: одни отучившись уходили, освобождая место другим. Молодая свежая плоть всегда слаще, чем старая, кост- лявая и занудная. За совращение несовершеннолетних мальчи- ков, даже козе понятно, что по головке не погладят: на страже нравственности стоит коммунистическая мораль. Это простому люду этим заниматься вредно и возбраняется на каждом шагу – вплоть до уголовного преследования. Впрочем, тем, кто в обко- мах и рангом пониже: райкомах партии и комсомола, тому пер- соналу – тихо, тайно, не показывая это на людях, можно и поба- ловаться. На это дело есть и комсомольские активистки, пио-

нервожатые, секретари первичек – комсомольских. Туда, кого

попало, не берут – мордашка должна быть смазливая и соответ- ствовать партийно-комсомольской направленности. Зато, в

ближайшее будущее, протекция в высшее учебное заведение, без особых на то проблем, для особо «одарённых», лежит на руках. Для Веры Ивановны – её подруга Томка – необходима бы-

ла как воздух: от всех неожиданных напастей и непредвиденных случайностей. Мама у Томы была большим начальником, и не

где-то, на какой-то там захудалой фабрике, или в такой же кон- торе – она работала при должности: одной из главных бухгалте- ров-экономистов в Управлении областной торговли. В обычном понимании всех без исключения граждан страны – это похлеще всяких секретарей райкомовских. Кругом блат и блатом прикры- вается, без этого – ходи и глотай сопли – на уровне немногим выше бомжа. Для Тамары тот высший свет – бомонд торговой

сети и общепита города – всегда был в тягость. В тех кругах надо было безропотно играть роль, перевоплощаться как актриса на сцене: лебезить, подхалимничать, порой большой важной шиш-

ке заднее место лизать и потрошить себя всю наизнанку, а здесь

– в этой халупе, у подруги Верки – она могла быть всегда сама

собой. Хотелось хотя бы, какое-то время побыть простым обыва- телем с улицы или коммуналки, наконец, и подворотня сойдёт. Стройная и элегантная брюнетка Томочка: одевалась по высше- му разряду моды, представляя для окружающих эталон ядови- той зависти. На ней всё до мелочёвки – исчислить представля- лось невозможным – эти побрякушки так изысканно блестели и к месту были присобачены, что слепили глаза: вплоть до послед- ней шпильки в волосах – и все изделия импортного производ-

ства. Простота, а к ней душевная щедрость, – и чтобы там не вя- кали злые языки, – распутства в корне Тома была лишена. Так: флирт, улыбки и заигрывание, а тот, кто запал ей в душу, – с ним не грех улечься и в постель: с таким молодцом кто же откажет-

ся?!.. И пила она в меру, а то, что штрафные две кружки не в

пользу пошли, так тому могло быть объясненье: возможно, ка- кая-то, сука – глаза завидущие – плеснула в вино неизвестно че- го: хотя бы той водки паршивой, сделав ерша. Когда возникал

злободневный вопрос, к примеру: Ганса вызволить из ментовки, или по случаю – кого-то нечайно чуть во дворе не прибили и

«Дело» собираются заводить; даже, иной раз казалось – нераз- решимая задача стоит, но Тамаре всегда удавалось решить и с большой положительной пользой. За всё про что, просила толь- ко её в щёчку поцеловать, при этом лукаво всегда говорила:

«Пока жива и здорова ваша покровительница – пока и вы по во- ле бегаете, покинете меня, тогда не знаю… – а, в общем-то, я вам не завидую…». Раскрепощённость внутреннего самосознания, вседозволенность вечного в душе желания: ублажить, удовле- творить, как можно полнее и быстрее, а оно – это желание, вслед за предыдущим сменяется всё новым и новым. Под этой властью желаний, будто в железных тисках она предпочитала

иметь в своём окружении тех, за кого очень часто переносила упрёки от своих близких родственников. В обществе сугубо

прагматичном, зацикленном на сугубо материальном достатке, на фоне маленького отдельно взятого человека видится боль-

шее, присуще отдельной личности, и если это отрицательное для всех явление, которое ярко отражает и показывает разность полюсов – это общество мириться с такими людьми не станет. Одному богу известно, как удавалось Тамаре сосуществовать,

благоденствовать и вопросы решать среди разных, порой враж- дебных двух классов социальной лестницы. Для этого надо или гением быть, или на голову отмороженным. Как к первым, так и ко вторым Тамару причислить было нельзя: она была особенная

– из особой муки и сдобного теста выпеченная – шедевр кули- нарного искусства…

На квартиру в ту ночь вернулась четвёрка друзей уже за-

полночь: еле волоча ноги, и друг друга, подпирая плечом. Про- ходя мимо дверей Петра Леонтьевича, который в это позднее время почему-то не спал и стоял у своего порога, Костя, проходя мимо, зачем-то ещё раз поздоровался, на что старик ответил

поклоном и сказал:

– Бывает… – когда не знаешь, что сказать. А я думал, вы по до- мам разъехались. Спокойной ночи вам и утром не хворать…

Через леса и болота поскакал зайчишка в свой стан.

На следующее утро, часа на полтора проспав к началу занятий, что являлось давным давно в порядке вещей, причепурились:

помочив на голове свои длинные патлы водой и сполоснув

опухшие лица, отправились в училище устраивать своего ново- явленного друга на учёбу. В кабинет к завучу вошли все вчетве- ром. Выяснив, по какому поводу в кабинет вломилась вся ком- пания – лишних персонажей завуч попросил удалиться за дверь.

Косте предложил стул напротив себя, взял из его рук документы: паспорт, атестат об окончании восьми классов, приписное сви- детельство из военкомата, комсомольскую учётную карточку с

билетом, а сверху справка из училища №-41-го города Новошах- тинска. По порядку стал изучать документы. На школьном атте- стате немного задержал внимание: откашлявшись, сказал, что оценки на удивление высокие и с такими обычно оценками к

нам не поступают. Завуч повертел в руках листочек справки, где и было-то отпечатано на машинке всего две строчки «Констан- тинов К.А. прослушал 1-й курс, двухгодичного обучения, по спе- циальности – каменщик-монтажник железобетонных конструк- ций в училище №-41 города Новошахтинска». Внизу стояла пе- чать и подпись неизвестно кого. Справка, по-видимому, завучу доверия не внушала. Несколько раз смотрел то в справку, то в аттестат, пожал плечами, подозрительно посмотрел на Костю,

сложил документы снова в стопку и продвинув их по столу в сторону парня, после чего сказал: «Слушай, Константинов, ка- кую-то странную тебе справку выдали, будто тебя из колонии