Снимать штаны и бегать

– Шла б ты, бабушка домой, внуков нянчить!

Октябрина Александровна охнула и начала хватать ртом воздух.

– Как ты смеешь, сопляк! Да я… Да я член партии с 69-го года – ошалело закудахтала она.

– Вот и топай на лавку, семечки грызи! – Снова шумно выдохнул лже-кандидат. – А то, неровен час, придет за тобой Костлявая, а ты митинговать ушла. А у нее же ноги тоже, чай, не казенные – взад-назад за тобой вхолостую бегать!

– Да как он смеет? Товарищи! Вы ж мужчины! Поставьте на место этого хама! – затряслась заслуженная оппозиционерка.

– Во-во. Разговор здесь мущщинский. А ты иди по-хорошему. Не старушечьего ума это дело! – парировал дядя Пёдыр и улыбнулся вполне дружелюбно. Он искренне не понимал, почему взбеленилась эта чокнутая старушка.

– Если в вас есть хоть капля чести, вы должны извиниться и покинуть помещение! – напыщенно бросил в сторону своего политического близнеца кандидат Болдырев.

– Вы позорите это собрание! – категорично затряс подбородками Дрисвятов.

– Вон! – взвизгнула Хохловцева.

– А вы мне про честь не рассказывайте! – неожиданно трезво и тихо сказал лже-кандидат. – Я по этому предмету экзамен в восемьдесят шестом году под Джелалабадом держал, в воздушно-десантных войсках.

Он обвел присутствующих недобрым взглядом. Всем, включая телеоператоров и осветителей, стало не по себе.

– Что же, люди добрые! Вы пошутили – я посмеялся. Хотел ведь по-человечески, раз по телевизору покажут. Ну а коли уж вы лаяться начали, то и мне не грех подвыть!

Дядя Пёдыр медленно поднялся во весь свой трехметровый рост и хрустнул кулаками.

– Пётр э-э-э Степанович! У нас прямой эфир! – испуганно взвизгнула Алена Белоконь.

– Ну и чего? Эфир прямой, а я – кривой. Пусть под вас те гнуться, у кого спина без хребта, – тягуче пробасил дядя Пёдыр, – а мы – люди простые. Неча нас уму-разуму учить. Разве ж мы вам мешаем? Хотите – заседайте, хотите – сразу воровать идите, без заседаний. А мы, как жили в говне, так в говне и будем жить. Не потому что судьба такая или хочется нам. А потому что говно кругом. Ясно, вам, морды холеные?

На лице дяди Пёдыра отразилась мучительная борьба с самими собой. Он поиграл желваками, прикрыл на несколько секунд глаза и глубоко вздохнул. Потом поднял голову, снова посмотрел на своих оппонентов с непонятным выражением и махнул рукой:

– Дать бы вам по загривку, господа-товарищи… Да мне хороший человек не велел. И мамка расстроится, если по телевизору увидит. В общем… я себе четыре пары сапог запас, а вы – как знаете!

Лже-кандидат выбрался из-за стола и направился к выходу. Его проводили полным молчанием.

– Ну что же! – с фальшивой бодростью воскликнула Алена Белоконь, снова показывая камере ядреные зубы. – Каждый кандидат имеет право на свое мнение. В сегодняшней горячей дискуссии пока не принимал участие лишь один гость. Харитон Ильич, нам было бы крайне интересно услышать и вашу оценку положения дел в Славине…

Харитон Ильич, который на протяжении всех дебатов сидел, ни жив, ни мертв, нервно поправил галстук и откашлялся. Он суетливо подхватил кипу бумаг, лежавших перед ним на столе, пробежал по шпаргалкам глазами, но, к сожалению, от волнения так и не смог разобрать собственный почерк. Он издал нервный смешок и, сам не понимая своей откровенности, сказал:

– Я-то?! А я вот тут подумал – помолчу, за умного сойду…

Алена Белоконь профессионально хохотнула, отдавая должное чувству юмора кандидата. Приличествующий смешок пробежал и по рядам журналистов. Никита Монстырный черкнул в блокноте: «Молчит – умный! Шутка», Ярослав Дусин выбил в своем мозгу пламенными буквами заголовок завтрашней передовицы: «Молчание – золото!».

– Минутку, у нас звонок! – радостно сообщила ведущая Белоконь. – Здравствуйте! Говорите, вы в эфире!

– Здравствуйте! – зазвучал в студии искаженный телефоном и усилителем, но вполне узнаваемый голос Голомёдова. – Меня зовут Кирилл, я живу и работаю в Славине. У меня вопрос к Харитону Ильичу.

– Говорите!

– Мне кажется, предыдущий оратор очень верно определил нашу главную общую беду. Это даже не плохие дороги и ветхая канализация, а равнодушие и гражданская апатия. Вы согласны с этим?

– Д-да… – промямлил Харитон Ильич.

– Насколько я знаю, только ваша программа ставит эту проблему во главу угла. Только вы заявили о своем намерении кардинально изменить отношение славинцев к себе и своему городу.

– Да! – уже более уверенно ответил Харитон Ильич и улыбнулся в усы. – Совершенно верно.

– Спасибо вам, Харитон Ильич! – с задушевной искренностью сказал голос Голомёдова. – Спасибо за неравнодушие. Спасибо за ваше корректное поведение во время предвыборной кампании. От всех славинцев. Мы очень устали от грязи, которую льют друг на друга кандидаты в последнее время. Сегодняшние дебаты, кстати, не исключение. Приятно видеть, что хотя бы один человек оказался выше этого.

– Ну, что вы… – Харитон Ильич скромно потупился. – Это моя обязанность перед людьми, ядрен-ба…

– Спасибо вам за заботу о нашей истории! – воодушевленно перебил голос. – Возможно, до выборов вы услышите немало обвинений в свой адрес. В том числе, и на этой встрече. Наше пожелание – оставайтесь и в дальнейшем выше всех этих беспочвенных упреков и клеветы!

В студии зазвучали короткие гудки. Харитон Ильич важно распушил пальцами усы и обвел конкурентов высокомерным взглядом. Дебаты продолжились и довольно бурно. Но, увы, заразившись сварливостью во время перебранки с дядей Пёдыром, кандидаты так и не нашли в себе сил говорить веско и по существу. А потому дебаты плавно перетекли в затяжную склоку сродни базарной перебранки, которая нередко вызывает у праздного прохожего нездоровое любопытство, но никогда – сочувствия и уважения.

К чести Харитона Ильича стоит отметить, что установку Голомёдова быть выше происходящего он выполнил на все сто процентов. Он искоса смотрел на ссорящихся, изредка с сожалением покачивал головой, а иногда прикрывал глаза, словно ему было невыразимо стыдно за своих оппонентов.

Уже за полночь Кирилл, Василий и дядя Пёдыр, все еще не снявший костюм, но уже украсивший его жирными пятнами неясного происхождения, в очередной раз сдвинули кружки.

– Удачный денек! – хмельно пробормотал Раздайбедин. – Мецената за жабры взяли, кандидатам по рейтингу стукнули! Теперь только памятник где-нибудь найти и место под него!

– Найдешь? – с сомнением прищурил один глаз Голомёдов.

– За брыковские деньги – найду! – счастливо засмеялся Василий.

– Если не найдешь, я тебе идейку подкину… – хмельно и как-то отрешенно пробормотал Голомёдов.

Глаза Кирилла слипались. Перед ними плыли то важная мина Харитона Ильича, то ядреные зубы дикторши Белоконь, то резиновые сапоги дяди Пёдыра. На секунду выдернул его сна странный диалог:

– А чего – и правда по телевизору покажут?

– Угу…

– Даже после, как я на их ругнулся?

– Угу…

– Чевой-то я это…

– Боишься?

– С чего б мне бояться? Так, мандражирую малость! Вдруг мамка заругает?!

– А ты не мандражируй.

– А ты налей, чтоб не мандражировал!!!

– С «газом»?