Призма Сердца

– Работали во благо Империи, это стандартная речёвка, – перебила его Гелла, – и всё же, беззаконие, что творят ваши же непосредственные слуги – ваша прямая ответственность, от которой, как бы вам ни хотелось, не уйти. Иначе просто не было смысла провозглашать себя Императором. Наш государь – это в первую очередь тот…

– Кто готов пожертвовать жизнью ради благополучия своего народа, я читал Кодекс, Гел, – немного оттаял Кенолд, – однако, поверь мне, я сделал гораздо больше живым, чем, если бы пытался что-то сделать в ином мире, ты меня понимаешь?

– Вас хотели убить? Кто? – моментально среагировала Гелла.

– Никто не хотел меня убить, я такого не сказал, – ушёл от прямого ответа Император, – я просто говорю, что, если не соблюдать особых субординаций, то кто знает, что случилось бы со мной, да и не только…

– То есть вы признаёте, что ваше назначение – всего лишь номинальное, и реальной власти вы не имели?

– Не совсем так. Понимаешь же сама, что Империя – это огромный механизм, и даже самая важная часть может быть в любой момент заменена, если из-за неё не могут нормально функционировать шестерёнки, что окружают её и…

– Тогда нужно заменить и их, – с вызовом бросила Гелла.

– И до каких пор ты бы стала менять все части целого? Пока не осталось бы ничего? Проще уж тогда купить новую машину, которая будет работать как нужно.

– Вы же понимаете, что народ – это не бездушный механизм, который…

– Да? – чуть ли не рявкнул Кенолд ,– а где был этот «небездушный народ», когда посадили твою Майю? Где он был, когда спалили Колизей? Ты хоть представляешь себе, что это значит? Если бы начались хотя бы какие-то волнения, тогда я бы смог пролоббировать законы и поправки в Кодексе, которые позволили бы снизить влияние советников и отряда…

– Так всё-таки они вам угрожали?

Кенолд опомнился и слегка смутился, чувствуя, что сболтнул лишнего.

– Всё, что я хочу сказать – на самом деле очень и очень простая вещь: можно долго, долго терпеть и сетовать на несправедливость и не показывать этого, а можно, как я, пытаться подняться и хоть чуточку повлиять на сковавший империю летаргический сон.

– Но вы всё-таки не смогли вытащить её оттуда.

– Конечно, потому что я один.

– Не драматизируйте.

– Могу тебе по пальцам пересчитать моих настоящих сторонников, людей, которым я безоговорочно доверяю, но от этого суть не изменится. Когда до массового сознания дойдёт простая мысль о своём положении, что их честь и достоинство, как людей, зависит только от них самих, то даже я, находясь на самом верху, не смогу ничего поделать.

– Лучше бы вы тогда позволили себя убить, – отрезала Гелла, – и этим подвигли бы людей на решительный шаг.

– Я тебя умоляю, моя дорогая, ты молода и импульсивна, темпераментна и… тебе не всё равно. Это хорошо, даже очень, я сам молодею, когда вижу тебя. Честно! Однако учти, что не все разделяют твою тягу к правде и самой жизни. И в конечном итоге эта страсть может сыграть с тобой злую шутку.

– Я не боюсь. Смерть – это не больно.

– Не попробуешь – не узнаешь, – устало вздохнул Кенолд, – но в данный момент речь не о тебе. Если уж называть всё своими именами – Кранк и монополия эфира смогут использовать твою, да и не только, гибель в своих корыстных интересах. И это нанесет людям ещё больше вреда, чем пользы, в конечном итоге. Поэтому ты должна взвешивать каждый свой шаг, каждую фразу, чтобы балансировать между тем, чтобы продолжать борьбу и не лежать в земле, и тем, чтобы не забыть ради чего ты начала всё это.

– А вы сами-то помните об этом?

Кенолд уставился поверх головы собеседницы, та обернулась и вместо традиционного портрета Императора в золотой рамке обнаружила совсем другое изображение.

– Да, вот так, просто, – улыбнулся Кенолд, – я не могу позволить, чтобы с моей семьёй что-то произошло, даже если мне будет иногда стыдно за то, что происходит по моей слабости. А возможно это и не слабость, а лишь попытка защитить то, что мне дорого. А ты, Гелла? У тебя есть то, что ты хочешь защитить?

89. – А ты привезешь мне какой-нибудь сувенир?

– Кого-кого? – в пол-уха слушая сына, переспросила Гелла.

– Ну… Сувенир, скальп там какой-нибудь или…

– Гелла мгновенно замерла в абсолютном ступоре, – что тебе привезти? – проговорила она.

– Скальпы. Туземцы, а особенно шаманы делают их из своих поверженных врагов.

– Правда? – стараясь взять над собой самообладание, переспросила девушка, – и зачем же им это нужно?

– Они же монстры! Ар! – оскалившись, начал прыгать мальчик, – кровожадные монстры, которые срывают кожу со своих жертв!

– Кто тебе такое сказал? – отложив сбор сумки, обратилась мать к сыну.

– Да весь мир об этом знает! Все визоры на нашем острове только и заполнили рассказы об этих чудовищах!

– Зачем ты вообще смотришь эти ужасные передачи?

– Как же! Я пытаюсь не попасться этим краснокожим дикарям! Поэтому я соблюдаю безопасность!

– Безопасность? О чём ты?

– Ребята позвали меня на новый фильм, но я остался дома, кто знает, может, они своей магией поджарят там и нас?

Руки Геллы затряслись, и она выдавила из себя: «Это не… не…».

– Мама? – мгновенно почувствовав, как ей плохо, мальчик подпрыгнул, поддержав её, – с тобой всё в порядке?! – готовый сам впасть в истерику, нервно выпалил он.

– Да, да, – начав плакать, обняла его мама, – я… я просто не могу защитить даже твой ум, пока что я… – девушка навзрыд выплёскивала из себя слова, – как, как я смогу … КАК я смогу защитить тебя, находясь так далеко от тебя?!

– Ты не волнуйся, мам, – обнял её сын в ответ, – тебе не нужно меня защищать, я сам тебя защищу ото всех! Пусть только попробуют сунуться сюда эти шаманы или кто они ещё! Да я их на раз-раз всех !… Но ты … ТЫ будь там поосторожнее, ладно, ладно? Я ведь тоже буду далеко и вдруг я не успею…

– Конечно успеешь, спасибо, спасибо, – тихо плакала мама с зарывшимся в её груди мальчиком, который не хотел, чтобы кто-то видел и его слезы, ведь ему надлежало быть защитником, который никогда не проронит и слезинки и сможет во что бы то ни стало защитить своего самого дорогого человека, – и ещё кое что, – улыбнулась в слезах Гелла, снимая с шеи золотую цепочку, на которой была закреплена маленькая фигурка, и, вкладывая её в руку своего сына, произнесла – это передал мне твой дедушка, и взял с меня слово, что я отдам её самому достойному из мужчин, и я уверена, что ты больше чем кто-либо подходишь под это описание.

Мальчик уверенно закивал.

– И пусть, – успела вымолвить Гелла, прежде чем снова заключила своего сына в объятия, – он хранит тебя, так же как берёг меня, чтобы ты смог отдать его достойному человеку.

90. – Твою мать! – в пьяном угаре вырыгнул комманданте, поднимая за уцелевшие на затылке волосы убитого солдата.

Гелла ничего не смогла поделать с собой – она уже видела обугленные тела и чувствовала их запах, но это зрелище было слишком даже для неё – перед ней, распластавшись на земле, лежало с дюжину солдат Империи, все со слизанными ножами головами, вместо кожи и волос на которых теперь красовалось настоящее месиво из крови. Сначала девушку бросило в пот, затем её тело, видимо в защитной реакции, покрылось мурашками и, наконец, её согнуло пополам и начало рвать. Не в силах успокоить желудок, она упала на колени и со слезами на глазах пыталась хоть чуточку умерить спазмы, что сотрясали её тело.

– Видела, а?! Видела? – повернувшись к ней даже немного торжественно, проорал солдат, – и ты ещё защищаешь этих дикарей? Этих шаманов? Лиловозадые – не люди, теперь ты убедилась?! Я знал этих ребят, и поверь, их кровь будет стоить этим тварям ещё большей! Помяни моё слово! И хочу, чтобы ты была рядом, когда это случится!

– … или, – кряхтя, выдавила из себя Гелла.

– Что? Ты согласна со мной? – переспросил её солдат, – хотя бы тут ты проявила благоразумие…

– Заслужили все вы, нет, мы…. Это заслужили.