Призма Сердца

Девушка поднялась, чувствуя необычайную силу во всем своем теле: «Но я только что была в храме и видела…».

– Да, – Хоп развёл руками, ты видела свой труп, ну, и что с того?

– Нет, – вспыхнув, крикнула девушка, – там был мой отец, который…

– Не раз говорил тебе, что стоит относиться к окружающим так, как ты хочешь, чтобы они относились к тебе, разве не знакомая фразочка? – закончил за нее старец.

– Я! Ой… – упав обратно, впала в задумчивость Гелла. Эти простые слова перевернули её разум, весь мусор тут же выпал из её головы, и знание, такое же древнее, как мир, предстало без прикрас во всём своём великолепии и простоте. – Мы ведь все – один человек.

– Только не человек, – качнул головой Хоп. – И это значит, что ты ничего не поняла.

– Но ведь отец говорил про это! Я… – Гелла набралась мужества, чтобы сказать это, – я сама боюсь смерти! Потому что уже умирала, и не хочу, чтобы это повторялось раз за разом, раз за…

– Ты слишком зациклилась на этом видении, да так, что даже уже забыла свой страх насчет того, что твоя жизнь пронеслась в этих стенах всего за пару минут, а не добивалась тяжёлым трудом годами лишений и мучений. Я всё правильно сформулировал?

– Вы не можете так просто … – Тут девушка замолчала, первый раз в жизни поймав за лапу того, кто всю жизнь строил козни богине внутри неё, – да, вы правы, и отец был прав, сейчас действительно то время, когда я встретила вас. – С этими словами она расправила свои крылья вселенной, сдув ту реальность, что окружала шамана и молодую ученицу. – Времени действительно нет, и, о, Богиня, – улыбнулась Гелла, – папа, мы действительно вместе, встретились.

Хоп вскинул бровь и увидел маленькую девочку-бабочку, ручку которой сжимала большая мужская рука.

– Что ж, – вздохнул старик – если ты так хочешь вечно шататься без дела с ним, то тогда, пожалуй, всё действительно было зря.

– Почему вы так говорите? Неужели успели забыть моего отца?! Вы же сами говорили, что давно знаете его и… Папа, да что с этим старикашкой? Он разве не рад нас видеть?

– Конечно, рад, – раздался оглушительный гул сверху, журналистка вскинула голову вверх и замерла от ужаса, лицо её отца, которого она держала за руку, превратилось в водоворот, по краям которого выросли тысячи длинных когтистых лап, манящих девочку нырнуть в него.

– Боюсь, бабочка снова угодила в сети паука, – Хоп грустно постучал трубкой, высыпая из неё пепел, о деревянную поверхность пола.

– Помогите! – прокричала Гелла, хватая его за одежду. Но тело Хопа, откинувшись назад, испарилось в лохмотьях одежды, за которые отчаянно хваталась девочка, проваливаясь в круговерть жизни.

45. В любой даже самой странной ситуации необходимо помнить о том, кем являешься ты сам, и о том, что тебя окружает, однако неизбежно наступает момент, когда эти два понятия уступают место друг другу или вообще сливаются. Именно в такой ситуации и оказалась Гелла, расплывшись своим сознанием до размеров вселенной, в тот же миг осознав, насколько мало? было все, о чём она только могла подумать. Это ощущение пересекалось вместе с радостным чувством возвращения домой. Когда эта мысль появилась, возник дисбаланс, вытеснивший позитивный опыт, и снёс его в разряд негативного. Мир тут же распахнулся в огромную чёрную дыру, стенки, воронки которой были покрыты миллиардами лапок, которые, быстро двигаясь, создавали узор, паутину жизни с запутавшимися в ней частями сознания Богини. Они отделялись от неё, и она видела, как энергетические волокна, создавая для каждой её части голографический мирок, дают пищу каждой из частей и те, в свою очередь, начинают размножаться сами внутри себя. Но как бы они ни старались выйти за пределы своей ограниченности и раздельности острейших нитей, которые порезали крылья богини-бабочки и приклеили к себе её маленькие чешуйки, они не могли преодолеть свою зацикленность и, вместо того, чтобы собраться вновь в единую материю, продолжали развиваться внутри своих собственных вселенных. Гелла не видела в этом ничего плохого, тем более крылья в этом пространстве ей и не были нужны, однако всё происходящее вокруг неё несколько озадачило. Решив разобраться в феномене разделения, она, сжавшись в крохотную точку, прыгнула в один из воображаемых миров своих чешуек и к удивлению обнаружила себя в том же пространстве сети, из которого вынырнула ранее.

– Нет, нет, – ласково шепнул ей голос – пока ты остаёшься в полном раскрытии себя, ты не сможешь пережить опыт частности, а значит, ты…

– Знаю, знаю, – прервала его Богиня, не желая слышать очевидные вещи. С этими словами она испарилась, не оставив ничего после себя, после чего одна из ближайших зелёных чешуек, в которую она превратилась, закрутилась в спираль, а затем, начав сильно вибрировать, пустила волну, которая разрушила паутину. На самом же деле она просто исказила пространство вокруг себя и перестала замечать узор, сковавший её и неизмеримое количество соседних миров. В этот момент вселенский глаз распахнулся и смог увидеть нечто за своими пределами, поверив, что он и является конечной истиной и местом сосредоточения всего знания. Постепенно создавая в себе всё новые отделы, он спускался все ниже и ниже через фрактальные пространства, которые уже формировались в его, а точнее – в её теле. Этот новый организм теперь плыл через вязкую чёрную жидкость, которая отдавала фиолетовым оттенком. В этом потоке тело путешественницы трогали тысячи лапок, напоминающих паучьи, трансформировавшиеся затем в чёрные как смоль руки существ, умоляющих её спасти их. Но чем дальше она неслась по этому потоку, тем яснее понимала, что ничего не могла с этим поделать. Через какое-то время в мозгу сформировавшегося тела возникла формула, описывающая пространство, в котором она находилась. Это было жидкое состояние эфира, покоящегося в толщах подземной коры планеты. Тут до Геллы, которой стала пустая оболочка, дошло, что то, что она видела и чувствовала вокруг, было энергией этого элемента. Это были судьбы людей, стёртые этим элементом, точнее – отношением к нему. В конце тоннеля, который теперь проходил далеко наверху, оказался золотой трон, к которому вели трубки, по ним струилась фиолетовая жижа. Вместе с ней по ним перемалывались люди, молодые и старые, умные и глупые, различной расы, судьбы и вероисповеданий, которых вместе сплело воронкой войны и ненависти, закрутившей их в спирали чёрной массы, чьи волны омывали кровью золотой трон повелителей планеты. Гелла, сумев на секунду отстраниться от ужаса, который творился вокруг неё, вдруг осознала одну простую истину – если бы ни эти люди были в водовороте страдания, то в нём тут же оказались бы те невидимые судьбы, что парили возле трона. И она сама не делала ничего, абсолютно ничего, чтобы это изменить. В сущности, она была такой же, как и те, кто сейчас восседал на троне. Единственные, кто хоть что-то пытался изменить в мироустройстве, были отважные смельчаки, изучавшие мир вокруг себя, не боясь плевать в лицо парадигмам и изучать всё новые и всё более совершенные способы улучшения жизни человечества как вида. Остальные же были паразитами, которые в различные столетия либо восседали на троне, либо же валялись у него. И те, и другие не пытались создать что-то новое, а лишь пытались присосаться к уже созданным открытиям, чтобы разжиреть до размеров всей планеты. А так как жадность людей всегда перегоняет открытия, то людям всегда было мало, поэтому между ними произошел разлом на тех, кто был умнее и сильнее, и тех, кто не успевал за жизнь направить поток густой крови эфира на себя. Гелла же чувствовала себя виноватой, она была журналисткой и ничего не создавала. По сути, она была тем же ничтожным большинством, что паразитировал на открытиях бесстрашных исследователей внутреннего и внешнего пространства, создающих новые приспособления и открывающих ранее неизведанные грани Вселенной и разума человека. Ещё противнее девушке казалось то, что она была в лагере аутсайдеров и своими писульками пыталась скинуть с трона тех, кто боролся, как и все остальные, за своё счастье. Но стоп. Что такое это самое мистическое счастье? Тут журналистка призадумалась насчет правомерности их желания. А также как оно коррелирует с чаяниями тех, кто «внизу». Возможно, что она сама создала эту черту, ведь если бы она отправилась в путешествие по свету, то однозначно сказать, что вот этот победитель – проигравший, не представлялось возможным, ибо слишком сложны были обстоятельства жизни каждого индивида, и каждая секунда существования любого человека несла совершенно отличный от других заряд энергии, который мог быть либо губительным, либо целительным только в контексте конкретных событий и допущения времени-пространства как категории, которая приравнивала всех участников гонки за счастье. Но может оно заключалось в чем-то совсем ином? Разве вечная погоня за удовольствием и возможностями, что давал эфир, было единственным, что имело значение? Нет, пожалуй, самым важным были дети. Но тут девушка одёрнула себя, да, она была матерью, но понимала, что это было безумным оправданием тех людей, которые говорили, что живут своими детьми. Такие личности становились чрезвычайно опасными, в первую очередь, по отношению к себе, забывая, что, несмотря на то, что их дети и смогут превзойти их, как все надеялись, и смогут пронести их кровь и волю через столетия, тем не менее, жизнь у каждого человека своя, и глупо думать, что кто-то реализует за тебя то, что ты можешь и должен сделать сам в отпущенное время на планете. С этим утвердившимся чувством Гелла устремилась к золотому трону в надежде разбить его на части и перестать надеяться на случай, на сына, на любовника, на кого бы то ни было, кто мог бы что-то изменить в её жизни или мире вокруг. Она сама была творцом, и выражение её воли как художника самой Вселенной имело самую, да и, пожалуй, единственно важную роль во всем мироздании. С этим пылающим чувством, которое наполнило её до краев восторгом, она превратилась в пурпурную стрелу, пронзившую трон, являющийся ложным светом для большей части населения планеты.

46. Несясь через бесконечное пространство вариантов, Гелла задумалась на секунду, кем же она была на самом деле? И правда, миллионы вариантов, пришедших в её разогнавшийся до сверхсветовых скоростей ум, по-своему были правдивы и точно так же были абсолютно ложными. Из этого следовал вывод, что пока у неё ещё есть такая роскошь – воспринимать себя как человека и выбрать свою роль в спектакле неизбежных совпадений, то стоит подойти к выбору со всей ответственностью, чтобы уклон в сторону какой-то из надеваемых масок запрограммировал окружающий мир в благоприятном ключе. После ряда раздумий Богиня решила оставить на время роль матери космических и земных детей, роль борца за справедливость, роль искателя истины во внешнем и внутреннем мирах и перевоплотиться в одну из мощнейших энергий, что скрепляют мир людей, не давая им впасть в уныние и скуку на своём плане реальности. Этой поистине колоссальной энергией оказалась любовь, притяжение субъектов, которое существовало не для чего-то и даже не вопреки, оно являло само по себе сферу, очень редко впускающую в себя людей, однако всегда делающее это в самое нужное время в самом нужном месте. Всё случилось именно так и в этот раз. Осколки золотого трона, расплавившись от космической скорости, стали сливаться в золотую субстанцию, которая, отражаясь от света Богини, стала сиять всеми возможными цветами, зарождая внутри себя очередную проекцию грядущих событий, чей сценарий был сыгран на проигрывателе мира сотни тысяч раз. Прыгнув вовнутрь пестроты цветов луча, Богиня передала этому жидкому эфиру упорядоченность и геометрическую выверенность, что вновь отстроила дворец, в котором проходила ежегодная церемония награждения за выдающиеся достижения в журналистике.

– И-и-и… самым отважным профессионалом признан… о, пардон, дамы и господа! Признана миссис Фландерс!

Гелла никак не ожидала, что «золотое сердце» получит именно она, речь соответственно тоже готова не была, поскольку не было даже прозрачного намёка на то, что его получит именно она. Несмотря на то, что по надёжным данным от своих старых друзей, которые участвовали в этой имперской церемонии-фарсе, все призы и победители определялись за несколько месяцев до церемонии, были оповещены и соответственно подготовлены для выступления. В этом же случае совершенно ошарашенная журналистка стояла перед многотысячным залом, пытаясь собрать воедино свои чувства и мысли.

– Друзья… Это совершеннейшее открытие не только для меня, но и для вас – боже, что я несу?! – И я думаю, что… мы все должны проявить мужество и человечность перед лицом угрозы, которая нависла над нашей страной. Огонь ненависти, который сжёг не только наши дома, но и сердца, не должен обратить в пыль и наши души. Если мы все хотим уцелеть и построить будущее для наших детей, мы должны показать им… – господи, Гелла, разве это то, что ты хочешь сказать сейчас?! Перед всеми этими камерами и людьми?! Выплюнь в них всю правду, и пускай хоть что-то изменится! Не в их умах, на это нет надежды, но хотя бы новое поколение сможет изменить, повернуть механизмы сломанных часов и вновь заставить время, в которое довелось нам всем жить идти, поэтому…

– Стивен Харт!.. Лично прибыл, чтобы вручить вам почётнейшую награду Империи! – захлебываясь слюной, проорал ведущий.

47. – Пожалуй, сильнейшего унижения я не испытывала со времён той церемонии, – сжав кулаки, процедила Гелла.

– О? Простите, – улыбнулся Харт, – но я не понимаю, о чём это вы…

– Убийца, – пристально глядя на подошедшего, ровным тоном проговорила журналистка.

– Гелла! – смутился Император, – невежливо так обращаться к нашему многоуважаемому гостю!

– Все в порядке, Стивен, – улыбнулся Стальной Орел, – девушка много пережила. Вот и рассудок немного того…

– Как ты смеешь вообще открывать рот после всего, что произошло?! – вспыхнула Гелла.

Прежде чем нырнуть в поток ада страны Золотого Утконоса, фрагментарная память журналистки вновь прыгнула обратно в имперский дворец.

Публика встретила Императора на ура. Был спет гимн, Гелла с отсутствующим взглядом слушала пожелания Харта. Гул одобрения и ликования окутал их с Императором и не отпускал до тех самых пор, пока она не выбралась из толпы друзей, знакомых, и тех, чьи лица журналистка видела в самый первый раз. Всё это, однако, было неважно – все они слились в единую мерзкую гримасу, пародию на лицо человека, который злорадствовал над ней, злорадствовал над самой профессией журналиста и чего кривить душой – жизнью. Помпезные фанфары, золотые статуэтки, денежные бонусы за них в виде вознаграждения, всеобщее признание были липой, фасадом, за которым скрывалась кровь, смешавшаяся с деньгами и жидким эфиром, который, подобно яду, заражал землю, тела живущих на ней людей и, как пораженные болезнью клетки организма, которыми становились алчные люди, убивал Большого Человека под именем Империя.

Вырвавшись на внутренний балкон дворца, Гелла, облокотившись на перила, разрыдалась, в очередной раз не в силах поменять что-либо в этом мире ни делом, ни даже словом. А какая возможность у неё только что была! Гелла вся горела, продумывая в голове десятки вариантов того, что она могла выкрикнуть со сцены в отпущенное ей время. Но она спасовала, спасовала перед Императором, перед улыбающейся публикой, перед самой собой. Разве не может она спасти народ, не имея веры в него? Нет. Но как же она может получить её? Как? Её сердце разрывалось, когда она видела трупы обугленных огнём детей, женщин, разрывалось, когда она выслушивала о зверствах войны, о невосполнимых потерях, о тех жизнях, что ушли навсегда и оставили зияющие дыры в других людях, невосполнимые, с корнем вырванные пустые места. И вот она, героиня дня, получающая награду за мужество! ЗА МУЖЕСТВО! – Да будь я проклята! – думала Гелла, – ты дура, трусливая Дура! – проорала она, вслух задохнувшись собственной злобой, которая стучала в висках, жгла щёки и стирала в пыль зубы.

– Миссис Фландерс, – раздался спокойный голос сзади.

Журналистка, резко обернувшись, встретилась взглядом с молодым человеком.

– Я Майкл Роуз, – протянул руку человек, – я агент отряда Сердца.

Гелла стояла, чувствуя, что ещё слово, и она бросится на него и удушит.

– И ещё я ваш киллер.

Гелла тут же расслабилась, представляя, как уже валяется бездыханная на этом балконе.

– Идём, – кратко бросил Майкл. Гелла стояла в оцеплении пару секунд, подумав даже, что это какая-то злая шутка, но затем сама, не осознавая для чего, пошла за этим человеком через чёрные ходы, минуя толпу праздных светских персонажей Империи. Выйдя на улицу, Майкл и Гелла вслед за ним, прошмыгнули к тонированному автомобилю и расположились на передних сиденьях. Агент завёл автомобиль, и через несколько минут огни Дворца остались далеко позади. Гелла сидела чуть согнувшись и практически невидимо тряслась.

– Всё в порядке?.. – бросив беглый взгляд на свою спутницу, спросил Майкл и смутился, когда девушка громко рассмеялась.

– В порядке? – передразнила его Гелла. – Всё просто великолепно, как там тебя? А! Майки! Знаешь, это просто а*******й день! Сначала меня награждает убийца тысяч людей за то, что я якобы способствую раскрытию его преступлений! Но это только полдела! Знаете, ребята, у вас нет абсолютно никакой логики! Раз после награждения ты приезжаешь, чтобы сразу убрать меня! Просто блеск! Или я чего-то не понимаю?! – Гелла перешла на крик. – Может это очередная ваша махинация?! Вот, ну, какой менеджер будет «увольнять» лучшего сотрудника? Так что ли? И под шумок… ПУМ! И нет продавца дерьма месяца! А?! Или ты сейчас проследишь, как я благополучно доберусь до дома, и спалишь его к чертям собачьим, сказав, что это шаманы наколдовали?! Или, или… – Гелла зарыдала, – ты хочешь сказать, что мой сын тоже уже где-то… Где он?! А?! Останови машину!! – набросилась на агента девушка. Тот, резко срулив к обочине, схватил женщину за запястья и, скрутив её, обездвижил. – Успокойся, пожалуйста, твой сын в порядке, – прошептал Майкл, – и тебе я ничего не сделаю. Если бы хотел – мы бы с тобой уже не разговаривали, – отпустив девушку, Майкл отстранился. Та вжалась в сиденье и не смотрела на своего «похитителя».

– Как я могу тебе верить? Как я могу сейчас хоть кому-то верить?

– Никак, – отозвался Майкл, – положив на руль руки и упершись в них подбородком. Верить ты можешь только себе, да и то не всегда. Если честно, то и я до конца не понимаю, за что сейчас можно держаться. И оснований у меня для неверия куда больше, чем у тебя, поверь.

– Ты долго текст этот учил? – безразлично бросила Гелла.

– Импровизирую – в отряде иначе никак, долго не проживешь, – грустно улыбнулся Майкл.

– Говоришь, что ты – мой киллер, – после неловкой паузы продолжила журналистка, – но разве это профессионально – вот так говорить своей жертве о таких рисках?

– Я в этой области не профессионал, – ответил Майкл, – ты моё первое задание, и как видишь, я его провалил.

– С чего бы? Чем же ты раньше занимался? Бумажки разгребал в министерстве отряда?

– Если бы. Боролся с преступностью, настоящей преступностью.

– Да? И как же? Закатывал в асфальт конкурентов Харта?