Алька. Второе пришествие

– Алек Владимирович, я бы хотел съездить в Лабинск, познакомиться с директором, посмотреть производство.

Это было нормально, поставленные условия ребята выполнили, желание напрямую завязать отношения с производителем было правильным и вполне справедливым.

– Вы имеете в виду, на денёк, посмотреть, переговорить? Я думаю, дня в Лабинске хватит за глаза.

– Ну да.

– Можно самолётом два часа до Краснодара, там четыре часа на автобусе до Лабинска, получится два дня, но угваздаемся. Я бы предпочёл паровозом, получится три дня, день туда, день обратно, день там.

– Давайте поездом.

– На какой день?

– Послезавтра.

Встретили нас в Лабинске как дорогих гостей, на директорской «Волге» отвезли в частный дом, который служил для приёма почётных гостей. Главный инженер с каким-то шустрым мужиком заселили нас, сказав, что скоро будут, куда-то смылись. Явились минут через сорок, притащив огромную, литров на десять, кастрюлю, полную только что сваренных пельменей, груду какой-то закуски, домашних консервов, домашних колбас и прочего. Притащили, конечно, и алкоголь, преимущественно водку и каких-то местных наливок и настоек. Главный инженер сказал:

– Вы подкрепитесь пока, отдохните с дороги, часа через два Александр Николаевич подойдёт, посидим, поговорим.

Саша спросил:

– А может, мы пока на завод сходим, поглядим производство?

– Да куда он денется, завод-то? Вдруг Николаич раньше освободится. Отдыхайте, завтра всё вам покажем.

Александр смирился, мы перекусили, поговорили и задремали. Разбудил нас Петренко с коллегами, сели за стол, беседовали и, конечно, отмечали наш приезд. Заводчане – народ крепкий, привычный, наливали и опрокидывали в хорошем темпе. Александр по молодости решил не отставать, но после третьего тоста сник, прекратил пить и обмяк. Заводчане переглядывались, посмеиваясь, предложили перенести разговор на завтра, на том и порешили.

В три дня, похоже, мы не укладывались, после ухода заводчан, чтобы привести Сашу в чувство, я натянул на него пальто, нахлобучил шапку и повёл на прогулку. Зима в тот год в Лабинске была снежная, домик, в котором мы расположились, похоже, был в дачном посёлке – людей не было видно вовсе, дорожки не чищены. Сашу мотало от забора к забору, он падал в сугробы, я вытаскивал его, отряхивал пальто, выискивал в снегу шапку, и мы шли дальше. За пару часов Александр пришёл в более-менее приемлемое состояние, можно было надеяться, что он не заблюёт наше пристанище, и мы отправились спать.

На следующий день мы проползли по цеху, Саша пытался понять мои рассуждения о технологии производства оснастки, потом мы побеседовали с Петренко. Предложения пообедать привели Александра в паническое настроение, поэтому его отвезли спать в домик, а я поехал обедать с мужиками. Вечерним поездом отбыли в Москву.

Позвонила тёща:

– Алик! А вам с Милкой ещё мебель нужна?

– Вы, Лидия Ивановна, что, мебелью стали приторговывать, ключ, что ли, нашли от мебельного склада? Откуда у вас мебель?

– Да позвонили из мебельного магазина, спросили, получал дед мебель или нет. Я сказала, что нет.

– А с какого перепуга дед мебель должен был получать?

– А ему, как участнику войны, положено.

– Так вы ж уже получали, Татьяне с Лёшкой отдали.

– Ну и что, магазин что-то напутал и снова предлагает, чего отказываться?

– А какая мебель?

– Румынская.

– Румынская, ладно, мы подумаем.

Подумав, мы решили поменять мебель, что делать со старой, не очень представляли, продажей мне заниматься было некогда. Выручил нас Вовка Гусев, ему как раз нужна была мебель, и он увёз нашу старую, простоявшую у нас около года. Денег у него не было, я на них и не очень-то рассчитывал, но Вовка решил хоть как-то отдариться и приволок женскую дублёнку большого размера, которую мы подарили моей двоюродной сестре.

Бочаров свозил нас на Тушинский завод, мы напрямую познакомились со своими заводскими кураторами, это была инженерная группа, которая занималась расчётами математической модели поверхности планера.

Вся поверхность «Бурана» была защищена от термического воздействия керамическими плитками. Поверхность каждой плитки, которая впоследствии клеилась на свои места на фюзеляже и крыльях «Бурана», была описана программой, позволяющей обработать её на станке и установить на предназначенное для неё место, без последующей подгонки и обработки.

Все специалисты, работающие с нами по части программного продукта, были профессиональными программистами и технологии знали постольку-поскольку. Были осведомлены, когда эти технологии касались того физического объекта, поверхность которого они описывали, – керамических пластинок. Знаний об обработке металлов давлением у них не было никаких, и следовательно, точного понимания, нужна ли их производству система автоматизированного проектирования технологического процесса холодной объёмной штамповки болтов, у них не было.

Но поскольку парни были молоды и их ещё не покинул юношеский максимализм, они приветствовали проникновение любых САПРов на их производство, и этот этап согласований мы прошли. Однако через неделю на очередном совещании, происходящем уже с нашим участием, какой-то толковый заводчанин с удивлением произнёс:

– А на кой хрен нам этот САПР с болтами, у нас же не массовое производство, пока всего одна машина слетала. Неизвестно ещё, полетит ли вторая вообще.

Ведущий совещание, не помню, в каком ранге он был, оглядел наш длиннющий стол и произнёс:

– А у нас где-то должен руководитель темы сидеть, пусть он нам объяснит, заодно представится.

Я встал:

– Алек Рейн, МГТУ имени Баумана, доцент, к. т. н., – повернулся к выступающему. – Вы правы, наибольшее преимущество такая программа даёт в массовом производстве, но это не единственное её преимущество. Вы ведь все свои метизы изготавливаете сами, используя механообработку?

– Да.

– А штампованные изделия обладают более высокой прочностью, за счёт чего могу разъяснить в частном порядке, чтобы у остальных время не отнимать. Следовательно, при меньшем весе изделий можно обеспечивать ту же прочность, а у вас, насколько я понимаю, борьба с весом идёт за каждый грамм. Затраты стартовые, конечно, выше, кроме покупки САПРа, придётся несколько штампов изготовить, но впоследствии, если у вас крепёж унифицирован, от механообработки в этой части можно будет вообще отказаться.

– Ну если так, то конечно, отчего не попробовать.

В целом так оно и было, но определённое лукавство в моих речах присутствовало. С другой стороны, это были какие-то начала рыночной экономики, мы предложили товар, хочешь – бери, хочешь – нет. Но с тех пор я ходил на все такие совещания, происходящие не менее чем раз в месяц, и всегда находилась какая-нибудь умная зараза с этим самым вопросом: «А на кой хрен нам этот САПР с болтами…»

В декабре меня избрали доцентом по конкурсу, то, чем бы я гордился и чему бы обрадовался лет пять назад, не произвело на меня никакого впечатления, мне было всё равно. Всё стремительно менялось, того, что произойдёт позже, не предполагал никто, но вал изменений накатывался, возрастая ежедневно.

В 1975 году, когда я пришёл в МВТУ, должность доцента вуза была весьма престижна. Интересная работа сочеталась с весьма высокой зарплатой – заработки доцента МВТУ, совмещающего преподавательскую деятельность с работой по НИС (научно-исследовательский сектор), составляли 450 рублей в месяц. Это была очень высокая зарплата по тем временам, средняя зарплата в СССР в том году составляла 133,54 рубля. И главное, во всяком случае для меня, было в том, что можно было заниматься наукой, выбирать интересующую тебя тематику, находить предприятия, которые готовы были финансировать твои разработки и внедрять, по возможности, на производстве.

И вдруг всё это стало рассыпаться на глазах, мало того, что всем стало не до научных изысканий и внедрений, предприятия стали отказывать в проведении студенческой практики. Стало невозможно показать будущему инженеру те места, где он, возможно, будет трудиться в будущем. А как учить студентов? Преподаватель, просвещающий студентов в технических дисциплинах, просто по определению должен заниматься техническими науками. В противном случае чему он, собственно, сможет обучить студента: тому, что он прочитал в книжке двадцать лет назад? Да хоть и вчера, студент и сам прочтёт это.

Ползли цены, пропадали продукты, менялись статусы и приоритеты. Я всё это видел, плыл в этом течении, ощущая себя вполне комфортно, но мало задумывался о сути происходящего, из-за чего впоследствии не раз меня больно припечатало. А тогда я ввязывался во всевозможные дела, зачастую авантюрного плана, нёсся вместе с этим бурным потоком, и мне всё это было страшно интересно. Вдобавок я стал зарабатывать в разы больше, что было очень приятно.

Зашёл Серёга, потрепались, решили в четверг пойти в баню, договорились пойти в Доброслободские, всё поближе. Про свой неприятный инцидент в этой бане с кражей верхней одежды я как-то уже не вспомнил. Да и что вспоминать, париться всё равно надо, сам я просто стал тщательней прятать деньги и документы в сумке, а номерок от гардероба всегда держал в руке. Ходил с ним в парную, мылся.

Раздеваясь, я сказал Серёге:

– Серёж, я номерок с собой всегда ношу, так надёжнее.

– Да я его так притыриваю, что сам потом с трудом нахожу.

Всё было как обычно, попарились, помылись, но, когда стали одеваться, номерка он не нашёл – видно, уж очень хорошо притырил. А вот после того, как мы не обнаружили его дублёнку в гардеробной, стало понятно: дело не в том, что он хорошо умеет прятать, а в том, что кто-то умеет искать лучше. Серёга очень расстроился, я, как мог, успокоил его: