Алька. Вольные хлеба

– Схожу. Я тебе перезвоню, как и что, но это пустышка.

Так и произошло – никто не пришёл. Поначалу ходили раз в неделю, потом через неделю, потом раз в месяц, и какие-то невзрачные. Я перестал даже звонить Семёнову, встречу им назначал, но не парился – знал, что не придут. Даже скучно стало.

***

К концу года у меня возникло ощущение, что весь последний квартал года, все его три месяца звучали у меня в ушах звуки похоронного марша Шопена. Заключительный его аккорд прогремел 28 декабря – умер тесть. У него был рак предстательной железы, вырезали, всё вроде было ничего, но потом болезнь вернулась и догрызла его. Он ходил до последнего момента, с утра съездил в онкоцентр на Каширку, пришёл домой, лёг отдохнуть и умер. Деда я любил, отца у меня не было, и относился я к нему как к отцу, да и звал его батей. Он был хорошим, добрым, душевным человеком.

Кончина его прибила меня окончательно – четыре смерти близких людей за три месяца. Меня это как-то выжгло изнутри, была дикая усталость, но надо было заниматься похоронами деда. У тёщи было место на Пятницком кладбище, прямо напротив их дома, через проспект Мира. Организовать всё было просто: гроб, катафалк, венки. Хоронили его 30 декабря, поминали в семейном кругу, дома у тёщи. Он был на пенсии, по с прежней работы пришли проводить несколько его товарищей.

***

Новый год, к которому всегда неизбежно подвёрстывается моя днюха, мы традиционно отметили дома. Был сын с женой и четырёхмесячным внуком, тёща и Татьяна, свояченица, прилетевшая из Берлина на похороны отца.

***

В первых числах января позвонил Мишка Цимес:

– Алик, привет, с Новым годом!

– Спасибо, Мишань.

– Чем занимаешься?

– Да так, лежу пузом вверх, отдыхаю.

– А нет желания шампанского французского попить? Ты ж сказал налить, за новогодний отдых я готов.

– Французского? Неплохо бы.

– Ну, приезжайте с Людмилой, у тебя же здесь второй люкс пустует, как я вижу.

– Когда?

– Как сможете, мы здесь до конца праздников.

– Завтра будем.

История началась так: где-то перед Новым годом Мишка спросил меня:

– Слушай, ты рассказывал, что у тебя два люксовых номера в доме отдыха «Сенеж» имеются.

– Есть такое дело.

– А как они на Новый год, заняты?

– Да нет, что-то желающих не нашлось, оба номера пустуют.

– Слушай, пусти нас на праздники с Маринкой и Машенькой, скажи, сколько стоит, я заплачу.

– Да ладно, всё равно пустуют. Езжайте, отдыхайте, сколько надо. Нальёшь при встрече.

Это было кстати – как-то отдохнуть душой, и мы на следующий день свалили в «Сенеж». Мишка не обманул – наливал чего-то очень вкусного, но на бутылках не было этикеток. Я, признаться, французского шампанского до этого не пил, и я запросил объяснить отсутствие этикеток:

– Мишаня, что за гонево? Нет, напиток, конечно, пенится, похож на шампанское, но почему нет этикеток?

– Алек, что за базар, откуда это недоверие? Тебе надо этикеток – таки я дам тебе их сколько захочешь.

Цимес нагнулся, пошарил рукой в сумке, набитой бутылками, извлёк оттуда горсть этикеток французского шампанского и высыпал их на стол.

– А почему они отдельно от бутылок?

– Тебе ехать или шашечки? Не сомневайтесь, клиент, шампанское натуральное. Вам налить?

– Странный вопрос. Конечно.

Мы выпили ещё, потом ещё, и так многократно. Миша раскололся:

– У меня партнёр Вася, ты его видел?

– Видел.

– У него друг – директор «Ингосстраха». У «Ингосстраха» договор с французским партнёрством, страхует то-сё, имущество и прочее. Оплата при порче стопроцентная, испорченное имущество передаётся страховщику. При желании. В посольстве затопило подвал, а в подвале среди прочего – вина. Этикетки смыло, такое вино на стол не подашь. Цепочка ясна?

– Ясна, а где вы в этой цепочке?

– А у нас договор с «Ингосстрахом».

Хорошо отдохнули, но в номер я ушёл на своих ногах.

Бизнес наш как-то подсыхал, моя концепция его выстраивания с опорой на советские предприятия оказалась ошибочной – промышленность куда-то исчезала. Уже потом я понял, что это были плоды планомерной политики младореформаторов Гайдара и Чубайса по уничтожению производства чего бы то ни было в России.

Были, конечно, и мои собственные ошибки: я не выстроил чёткую структуру организации с системой контроля исполнения на каждой позиции. Формально было известно, сколько товара поступило на склад, и это фиксировалось бухгалтерией. Водитель с дилером приезжали, забирали продукцию со склада, поставляли её в магазин на реализацию, после чего сдавали бумаги в бухгалтерию. Но склад не сообщал в бухгалтерию точное количество взятой продукции, и, как выяснилось в финале, цифры эти расходились. Иногда водители приезжали, получали продукцию на складе и вывозили её в неизвестном направлении. Все без исключения дилеры, а также и ведущие сотрудники, работающие с магазинами, сдавая товар на реализацию, требовали от директоров личный откат от пяти до десяти процентов и получали его. Директора платили, а чего не заплатить, товар-то на складе, но в итоге за всеми магазинами образовалась задолженность в размере тех самых десяти процентов, которые они и не думали отдавать. Вернуть её по тем временам было делом невозможным.

Впоследствии я учёл этот печальный опыт своей первой фирмы – она была обречена, но тогда я ещё этого не знал, всё казалось вполне приемлемым.

***

Предложение взять на реализацию партию резины показалось вполне органичным, собственно, оно не выпадало из общей канвы деятельности нашей конторы. Товар был для нас новым, но что за беда, подумал я, разберёмся. Взять на реализацию эти, будь они неладны, автошины у крупной, энергичной, располагающей к себе дамы, предложил кто-то из членов нашей команды, не буду называть его имени, поскольку, как известно, нечего на зеркало пенять, коли рожа крива.

Это было ещё одним щелчком мне по носу, сигналом о том, что разбираться-то с товаром, как и с любым действием, касающимся товара, организацией торговли и прочего, надо до подписания договора. Восстановленные автошины – тогда эта тема была популярной в среде автолюбителей, существовали, да и поныне существуют, компании, которые собирают изношенные, в смысле протёртые, чуть не до дыр покрышки, наваривают на рабочую поверхность резину с нанесением протектора. Такая резина пользовалась спросом из-за своей дешевизны, но у ней был большой недостаток – нельзя было быть уверенным в полной безопасности. Наварной пласт, бывало, отслаивался при резком торможении, что приводило, естественно, к аварийным ситуациям. Поэтому обязательным условием при приёме на реализацию такой продукции было наличие сертификата от производителя, какового не было у дамы. А я ввязался в это дело, не разобравшись, подписал договор на реализацию, по которому должны были перечислить деньги в течение месяца. Мы забрали резину на свой склад и приступили к поставке оной в магазины.

Вот тут-то мои архаровцы и натолкнулись на то, что товар без сертификата брать отказывались. Кое-что удавалось спихнуть, это были крохи, а дама по истечении срока, указанного в договоре, стала требовать перечисления оплаты в соответствии с договором. Мои объяснения, что она подсунула нам несертифицированную продукцию, её только забавляли. Общий язык мы не нашли, в итоге я перестал отвечать на её звонки.

Через пару недель нас посетила пара крепких парней в спортивных костюмах. Один рослый, полноватый, потел, опасливо поглядывал на Серёгу Чикова, снисходительно наблюдающего за происходящим с высоты своих двух метров. Второй был с меня ростом, плечистый, хладнокровный, вежливый, спокойно выслушал мои объяснения.

– Вы относительно сертификата правы, конечно, но договор подписан. Придётся выполнять, тут вам остаётся только одно – ускоряться. В какие сроки планируете расплатиться окончательно?

– За месяц, я думаю, справимся.