Алька. Технилище

– Что случилось, где эти гады?

Бабка еле хрипит – голос-то сел, на ванную показывает. Ну, они в ванную, кран закрыли и снова:

– Так что произошло, бабуля?

– Ой, внучки, спасибо. Кран не могу закрыть.

– Аааа, да не за что, обращайся, если кто обидит, – и пошли доигрывать.

Позвонил матери, рассказал ей, она договорилась на заводе, вечером дверь сняли и отвезли в столярный цех на ремонт. Дверной проём завесили байковым одеялом и так прожили три дня, пока дверь ремонтировали и она просыхала после склейки. По ночам я на всякий случай спал в коридоре перед дверью.

Баба Настя переживала, да ведь дело житейское, что поделаешь, мы с матерью пытались успокоить её, поддержать, её, по сути, против её воли выдернули из привычного быта, уклада, попросту развели, а человек немолодой, нужно время, чтобы обвыкнуться.

Потихоньку крёстная привыкла, как все женщины, любила посплетничать – рассказывала мне по секрету нюансы истории моего появления на свет, про то, как мама попала на фронт, про моего отца.

Бабка она была норовистая, и у нас иногда возникало недопонимание от того, что мы просто не представляли, что для неё хорошо. Бабусе было под восемьдесят, мы сглупа решили, что ей нужно диетическое питание, и Милка варила специально для неё бульоны, готовила какие-то обезжиренные блюда, но однажды крёстная во время обеда схватила тарелку с бульоном, вылила его в помойное ведро и закатила лёгкий скандальчик, заявив:

– Ишь какие, на моём маслице жарите, парите, а меня водой кормите.

Милка вздохнула свободнее – у неё пропала нужда напрягаться с бабкой в части персональной готовки, разобрались, престали готовить ей отдельно.

Через пару дней, вернувшись вечером с работы, выходя из лифта, обнаружил какого-то старика, сидящего на ведре для пищевых отходов. В те годы была такая практика – пищевые отходы выбрасывали в ведро, стоящее на площадке межэтажной лестничной клетки. Раз в день уборщица забирала их, свозила на лифте вниз, где их принимала специальная машина. Говорят, что их отвозили в подмосковные комплексы для откорма свиней. Присмотревшись, узнал дядю Пашу, мужа крёстной, я видел его, когда гостил в деревне у своей бабушки.

– Дядь Паш, ты чего здесь сидишь, почему в квартиру не зашёл?

– Да мне нормально, Настьку позови.

– Давай вставай, пошли.

Помог ему подняться, почти силком затащил его в квартиру.

– Баб Насть, смотри, какой у нас гость, давайте чай пить.

Дядя Паша был удивительно красивым стариком: рослым, широкоплечим хорошо сложённым, видно было, что, несмотря на некоторую возрастную негибкость, в нём ещё играла силёнка. Сначала я любовался ими – баба Настя ворчала на мужа: как так, он наносит визиты без согласования с ней, но и видно было, что она рада видеть его, и он глядел на неё, не отрываясь, какой-то свет появился от их случайных прикосновений, когда он принимал из её рук чашку чая или вазочку с вареньем, оставив их беседовать на кухне, я ушёл, меня переполняли, душили гнев и возмущение – зачем надо было разрушать нормальный деревенский быт, двух ещё вполне крепких стариков, да ещё по физическим кондициям не стариков, а пожилых людей, разъединять их, проживших семьдесят лет бок о бок. Меня гневило всё в этой истории, и то, что моя мать, пусть опосредованно, но тоже как-то участвовала в этом, меня просто прибивало. Вечером я всё это ей и высказал.

Всё оказалось хуже, чем я себе представлял. Дочка их приёмная была запойно пьющей, пропив деньги за дом, она поняла, что старик родитель мешает ей жить так, как она хочет, отвезла его на родину и там сдала его в дом престарелых, поскольку более жить ему было негде. Баба Настя, узнав это, затребовала, чтобы её отвезли к её мужу в дом престарелых, что дочка их и сделала, где они угасли года за два.

***

Следующие полгода на работе я проектировал узлы каких-то устройств, редукторы, спроектировал шиберную подачу, точнее, посмотрел в альбоме типовых устройств, что это такое, и срисовал фактически один в один с небольшими изменениями.

Я успокоился, ходил со счастливой мордой, это кому-то не понравилось, не помню кто, но меня заложили – сообщили, что у меня совсем нет общественной работы, а, как назло, Вовка Александров, бывший комсоргом, соскочил с этой должности, и меня запихнули на его место. Работа комсорга мне показалось пустой, не наполненной смыслом, всю коммунистическую мишуру я воспринимал как звук погремушек, поэтому, когда в отдел пришёл новый пацан – Мишка Кислаков, я спихнул должность комсорга на него, а сам отполз в Совет молодых специалистов института.

Через год меня избрали председателем этого самого Совета, после избрания я пришёл к главному конструктору и сказал, что у нас каждый год проходит конкурс на лучшего среди молодых спецов, но проходит он вяленько, сам конкурс неинтересный и всё, что с ним связано, просто пустая болтовня. Главный спросил:

– А что не нравится в организации и что Вы предлагаете?

Я рассказал, что на данный момент конкурс проводится следующим образом: конкурсант должен был за определённое время начертить деталь или общий вид определённой сложности. Задание это идиотское по сути – в конкурсе участвуют специалисты разных направлений. Литейщик наврёт, рисуя сварную сборку, и наоборот, что при этом нарисует специалист по гидравлике, совсем непонятно. И конкурс всё же не самоцель, нужно, чтобы предполагаемое участие в нём пробуждало интерес у ребят браться за более сложные работы и побуждало их руководство давать молодёжи сложные проекты.

– И что же Вы предлагаете?

– А ничего не рисовать – пустая трата времени. Конкурс же ежегодный, пусть ГИПы отделов, чьи ребята участвуют в конкурсе, предоставят их лучшие работы за год, но чтобы в них чётко видна была доля участия каждого, а лучшего пусть сами ГИПы и назначат, у них тогда стимул будет в следующий раз ребятам работы поинтересней давать. Победа молодого специалиста подсветит его руководителя, у них тоже стимул возникнет.

– Интересная идея. А какая награда, стимул-то какой?

– Один шаг по служебной лестнице: был старший техник – стал инженером-конструктором третьей категории, и так далее.

– Ну что ж, давайте попробуем, расшевелим народ немножко.

Я попрощался, собираясь уходить, но главный вдруг спросил:

– Ну как, вы с друзьями ходите по-прежнему в ту забегаловку?

– Ходим, но только на второй этаж.

– А что на втором этаже?

– Там можно.

Главный улыбнулся, махнул рукой.

– Упёртый ты парень, ну, давай, беги уже.

На конкурсе, произошедшем через месяц после нашего разговора, победителем стал Мишка Кислаков из нашего отдела, он рисовал у меня питатель транспортёра – устройство для подачи заготовок в рабочую зону технологических машин, его-то мы и представили. Хороших работ было много, но его работа получила статус изобретения – было оформлено авторское свидетельство, в нём было четыре соавтора: я, Мишка, Розен и Миньков. И народ в отделах шустрил будь здоров, желающих поучаствовать в конкурсе было хоть отбавляй – приз был весомым, Мишку из старших техников повысили до третьей категории.

Работа в совете молодых специалистов не была идеологизирована, в ней был смысл, иногда мы организовывали посещение различных технических выставок. Один раз за организацию такого «турпохода» мне чуть не прилетело по тыкве.

В Сокольниках проходила крупная техническая выставка, в которой принимал участие наш институт. Мы договорились с руководством, и после обеда молодняк из отделов – не все, конечно, а тот, кто мог, – пошёл на выставку. Меня отправили старшим. Приехав на выставку, первым делом пошли смотреть экспозицию нашего института, там мужики, узнав, что мы сотрудники НИИТавтопрома, детально ознакомили нас с тем, что представил наш институт на выставке, показав и рассказав, как работает каждый экспонат. Затем мы разбрелись по выставке, каждый пошёл смотреть свой технологический раздел, встретились, как договорились, часа через два, после чего кто-то отправился по своим делам, кто-то поехал домой, а часть пошла в «Сирень», было такое заведение в Сокольниках, там частенько было в продаже чешское пиво «Старопрамен». Только что закончился рабочий день, зал был полупустым, сидели у огромных, в пол, стеклянных витрин, глядели на падающую осеннюю листву, разговаривали, ну и пивка, конечно, отведали.

На следующий день на работе разразился жуткий скандал – кто-то сообщил, что ни на какую выставку мы не ходили, а просто Рейн организовал коллективную пьянку – снял по собственной инициативе всю молодёжь с работы, отвёл их в пивную и упоил в хлам. Видно, кто-то сильно позавидовал, что не попал, – снова было чешское пиво. Нина Витальевна, услышав, что я опять накосячил, заявила, что такого подлеца, повторно замаравшего честь отдела, пора гнать взашей. Тут же собрали комиссию – любили тогда всякие комиссии, я обратил внимание, что в них, как правило, принимали участие самые бестолковые сотрудники, главным, по традиции, был замшелый дед-ветеран, предложивший меня просто утопить в сортире, не слушая, поскольку слушать меня ему уже невмоготу с прошлого раза, но слово мне всё же дали. Я рассказал, что на выставке мы были и это может засвидетельствовать представитель института, работающий на выставке, а то, что по окончании мы зашли в кафе, – это наше личное дело, как людей совершеннолетних. Градус обсуждения вырос ещё больше, так как никто из ушедших вчера доверия не вызывал – наверняка сговорились сопляки, это ж очевидно, пошли узнавать, когда появится наш представитель на выставке, оказалось, что должен подъехать, стали ждать. Сидели, о чём-то шептались, я попытался отпроситься немного поработать – не пустили, мало ли я чего ещё удумаю, опять кого-нибудь напою или ещё чего хуже.

Дождались – появившись в дверях, представитель института на выставке, явно не поняв, что происходит, и не разобравшись с политическим моментом, с порога заявил:

– Уже обсуждаете, это правильно. Мы каждый год в разных выставках участвуем, а молодёжь сроду не приглашали, вот ребята молодцы из Совета молодых специалистов, организовали посещение. Ну, я им часа за полтора всё показал, они же тоже в работах участвуют.

Комиссия, явно растерявшись от такого напора и поворота обсуждения в неправильную сторону, сидела, моргая, только спохватившийся ветеран произнёс со значением:

– Так они же пиво ходили пить.

– Когда?

– После посещения выставки.

– А это при чём? Ребята все самостоятельные, несовершеннолетних нет, после работы имеют право.

Тут он повернулся ко мне.

– А куда ходили?