– Не мешают, ну, конечно, боятся, но ведь и не помогают.
– Ну почему, бывает, и помогают.
Поняв, что интересный для него материал – какой-нибудь скандал или что-то в этом роде – из общения со мной не выйдет, борец потерял интерес и перепасовал меня к какому-то усталому мужику, который, глянув в свой блокнот, поинтересовался:
– У вас есть какой-нибудь материал по Вашей теме?
– Конечно.
Я положил на стол договор о сотрудничестве, заключённый между советами молодых учёных и специалистов МВТУ, НИИТавтопрома и АЗЛК. Корреспондент бегло пробежал его глазами.
– Это копия?
– Да.
– На следующей неделе в понедельник я могу к вам подъехать часам к двенадцати?
– Конечно.
Я заказал ему пропуск, заранее предупредил Сашку Тележникова. Корреспондент прибыл ровно в двенадцать – ему нужно было только сделать снимок, текст статьи он уже набросал. Войдя деловито в лабораторию, он осмотрелся и сказал мне и Сашке:
– Вы давайте-ка к этому прессу встаньте поближе, а Вы сядьте за этот стол, как будто что-то пишете.
Посмотрев на нас через глазок видоискателя фотоаппарата, сказал:
– Надо для композиции третьего участника в кадр, и на стол желательно какие-нибудь приборы поставить. У вас какие-либо приборы найдутся?
Спросил! Да у нас этих приборов – как говна за баней, приволокли и поставили на стол осциллограф, усилитель и ещё что-то, попавшееся под руку. Попросили Юрку Хациева, проводившего в это время занятия, принять участие в съёмке. Корреспондент, осмотрев нас, сделал ещё замечание:
– Вы, – обращаясь к Юрке, – возьмите в руки какую-нибудь деталь и измеряйте её чем-нибудь. Вы, – сказал мне, – наблюдайте за измерениями, а Вы, – обращаясь к Сашке, – глядите на показания приборов.
Отщёлкав несколько кадров, он сказал:
– До свиданья, ждите, будете в газете.
– А когда?
– Не знаю, не от меня зависит.
Не обманул, 20 мая 1978 года на первой странице «Московской правды» в правой колонке с заголовком «Горизонты содружества» была информация о договоре и прочем и приведена фотография, на которой красовались наши сосредоточенные физиономии – всё как будто по правде. Начальство наше и общественные лидеры были довольны и забыли обо мне на какое-то время.
Весной на майские праздники наша группа ПСМ решила отметить Первомай, по графику выпало отмечать у нас – хорошо не зимой. Увидев отсутствие мебели в прихожей, народ мог бы опешить. Я предупредил, что живём мы, мягко говоря, скромно, но мне ответили:
– Стол и стулья есть?
– Найдём.
– Тарелки, рюмки, вилки?
– Разнокалиберные, но найдём.
– А больше ничего не нужно, всё остальное купим.
Так и произошло, скинулись, Милка по принятому распорядку должна была приготовить горячее – она подала мясо по-французски, остальное принесли гости. На нашу обстановку внимания никто не обратил.
Произошёл один эпизод, удививший и развеселивший всех. Первые этажи в нашем доме занимали магазины, наш подъезд располагался над продуктовым, и со стороны двора у магазина были загрузочные пандус и окно, и маленькое окошко размером с форточку, расположенное на высоте метр с небольшим от тротуара, наверно, для оформления документов. Вход в подъезд тоже был со двора, поскольку вход с проспекта Мира был закрыт по настоянию жильцов – чтоб алкаши не распивали. Утром первого мая это маленькое окошко магазина открыли, прикнопили тетрадный лист с надписью «Икра» и стали торговать красной икрой. В те годы это был дефицит страшенный, но очереди не было, кто поймёт даже с пяти метров, что там происходит? Но входящий в подъезд видел всё вблизи – метров с двух, и все или почти все, идущие к нам в гости, прикупив икорки, спрашивали:
– А вы в курсе, что у вас рядом с подъездом красной икрой торгуют?
Когда мне сказали об этом Николай Иванович с женой, приехавшие первыми, я понятия не имел, тем не менее я с невозмутимым видом произнёс:
– Да, а что вас удивляет?
– А что, у вас это часто происходит?
– Нет, только по выходным дням и по праздникам.
Так я дурачил всех приходящих.
* * *
Илья Кременский заканчивал диссертацию – пахал как вол, доработался до того, что его в метро не пустили – сказали: «Вы пьяны», – а у него от перенапряжения болезнь развилась – вегетодистония, или вегетососудистая дистония. Сейчас говорят, что такой болезни нет и не было, мол, врачи ставили такой диагноз тогда, когда не знали, что происходит с человеком. Просто пахал как трактор, устал, перенапрягся, и какой тут диагноз? Не суть, справился, у нас на секции доложился, прежде чем выходить на шестёрку, работа мне понравилась – всё логично, стройно, доказательно сформулировано и подтверждено.
Шли домой после его доклада до метро с Юркой Хациевым, он сказал:
– Илья совершил подвиг.
– Это в каком смысле?
– Слушай, он практически за два года такую классную работу сделал, это подвиг.
Я задумался: подвиг не подвиг – я понимал, какие смыслы вкладывал Юрка – Илюха – молодец, трудяга.
* * *
Ходить мне на работу стало просто не в чем – нужен был пиджак, чтобы можно было положить в карманы документы, деньги, авторучку и прочее. Поехал в магазин мужской одежды на Трифоновскую – главное, рядом, понимал, что ничего такого, что мне может понравиться, не найду, но хоть что-то, может быть, подберу, а если нет, тоже не беда – времени много не потеряю – езды пять минут на трамвае.
Ассортимент был никакой, я ходил, с тоской перебирая весь этот хлам, пошитый фабрикой «Большевичка», но делать было нечего – подобрал себе какой-то нескладный пиджачишко и пошёл в примерочную. Примерил, глянул – просто беда, снял, собираясь оставить его в примерочной, и обратил внимание на пиджак, висевший там на вешалке. Пиджак этот булыжного цвета тоже не радовал ни фасоном, ни цветом, но у него была интересная кожаная оторочка по сгибу лацкана. Я такого никогда не видел и подумал: «Ну, хоть чем-то приукрасили», – и потянул пиджак к себе, чтобы рассмотреть получше. К своему изумлению, я понял, что в кабинке висело два пиджака – прекрасный во всех отношениях пиджак из натуральной кожи, на который сверху напялили серое бесформенное говно Могилёв-Подольской швейной фабрики.
Не сомневаясь ни секунды, я надел кожаный пиджак – пусть попробуют стащить его с меня – и, сверкая радостной белозубой улыбкой – ещё бы, сто тридцать рублей за такую вещь, у фарцы такой ниже чем за триста пятьдесят не найдёшь, – подошёл к кассе. Кассир, глядя на меня, пришёл в предынфарктное состояние, а я нахально заявил:
– Вот пиджачок себе у вас в примерочной приглядел, продаётся?
Он, глядя на меня глазами, полными слёз и ненависти, ответил:
– Но вы же его уже на себя надели.
Пиджак был мне маловат, чтобы застегнуть его, мне нужно было втянуть живот, но что за беда? В те годы подобрать вещь строго по размеру вообще было непросто, и домой в трамвае пятёрочке я летел как на крыльях. Потом знал – за лето вес сброшу непременно, а там, глядишь, и пиджачок застёгиваться будет полегче.