Работорговцы

–Большинство вещей, которые я делал, я делал без веских причин, – последовал ответ. – И вот к чему это привело меня.

–Как так вышло, что образованный человек, настоящий английский джентльмен, оказался охотником за беглыми рабами на затерянном карибском острове?

–Быть образованным не значит быть джентльменом. И даже не обязательно англичанином, – возразил другой. – По крайней мере, это не гарантирует быть им вечно. Когда плебей начинает падать, он останавливается довольно быстро, ведь путь, который ему нужно пройти, обычно короток. Однако когда джентльмен падает в пропасть, он, как правило, падает дальше всех.

–Понимаю… Вы найдёте людей, которых просила моя дочь?

Другой кивнул:

–Я их найду.

–Вы думаете, такие люди существуют?

–Это зависит от того, что от них требуется. Сегодня на Ямайке многие не представляют, каким может быть их будущее. Если, как утверждает полковник Бьюкенен, это место перестало быть убежищем, а пиратство, азартные игры и проституция больше не считаются «честными способами заработка», а стали чем-то порицаемым, мы перешли от ночи к дню без всякого перехода. Для большинства перемена оказалась слишком резкой, чрезмерной. Как летучие мыши, они будут ослеплены солнечным светом.

–И можно будет доверять таким людям?

–Я научился много лет назад никому не доверять. Почему теперь что-то должно измениться?

На мгновение оба молча наблюдали за шумной семьёй попугаев, которые ссорились на ветке близлежащего самана. Наконец сам Мигель Эредиа прокомментировал, словно говорил больше с самим собой, чем с собеседником:

–Меня беспокоит моя дочь. Смерть её брата, кажется, свела её с ума. В детстве она его обожала, годами верила, что найдёт его, а когда наконец нашла, потеряла окончательно.

–Потеря тех, кого мы любим больше всего, – это суровая кузница, в которой обычно формируется наш характер, – спокойно ответил англичанин. – Я знаю это по собственному опыту. Боль – это единственный огонь, способный раскалить душу добела, и самое печальное, что мы никогда не знаем, какой формы она примет, если ударить по ней в этот момент. Я выбрал путь деградации, в то время как ваша дочь, похоже, выбирает приключение, неподобающее ни её возрасту, ни её полу. – Он повернулся и посмотрел на него. – Чего она, собственно, добивается?

–Я не уверен.

–Зачем вам эти люди?

Другой взглянул ему прямо в глаза, казалось, то, что он увидел, его убедило, и, наконец, он спросил:

–Сможете хранить секрет?

–Даю вам слово того, что осталось во мне от джентльмена.

–Этого достаточно. —Мигель Эредиа сделал небольшую паузу, но, не раздумывая долго, добавил: – Она намеревается снарядить корабль для борьбы с работорговлей.

Тот очень медленно поднялся на ноги, дважды прошёлся по свободному от зарослей пространству перед сараем и, обдумав услышанное, вынес вердикт:

–Не сомневаюсь, что она ещё более сумасшедшая, чем я думал. Работорговля стала главной движущей силой этого времени, ведь без чёрных эти земли никогда не будут процветать, и их бесконечные богатства будут потеряны навсегда. Транспортировка рабов из Африки подобна реке, более полноводной, чем Амазонка, и пытаться её остановить – всё равно что мечтать о том, чтобы перегородить Амазонку, имея на помощь только дырявое ведро.

–И всё же она намерена попробовать.

–Она погибнет в этой авантюре.

–К несчастью, я уже давно чувствую, что жизнь – это не то, к чему я питаю особую привязанность.

–Эта болезнь пройдёт со временем, – заметил Гаспар Ройтер. – Как ни парадоксально, но чем старее кожа, тем больше мы её ценим. Старуха, у которой едва ли осталось пару лет жизни, боится смерти больше, чем двадцать юношей, перед которыми долгие годы существования.

–Не похоже, чтобы вы, несмотря на возраст, чего-то боялись.

–Есть кое-что, чего я боюсь, – признался другой. – Продолжать погружаться в гниль этого отвратительного ремесла. Когда я бродил по горам, выискивая следы, я чувствовал себя как охотничья собака, которую продали в публичный дом. Иногда мне приходилось копаться в экскрементах, чтобы узнать, насколько далеко убежал беглец, и уверяю вас, в такие моменты меня охватывало почти непреодолимое желание достать оружие и пустить себе пулю в лоб.

–Сейчас у вас есть возможность сменить занятие. Присоединяйтесь к нам.

Его собеседник выглядел озадаченным, вернулся и сел рядом, спросив, как будто не веря своим ушам:

–Вы предлагаете мне перестать быть охотником за рабами и в одночасье стать их освободителем? Понимаете ли вы всю абсурдность вашего предложения?

–Более абсурдно, на мой взгляд, что английский джентльмен бродит по горам, копаясь в дерьме.

–В ваших словах есть доля правды.

–Так что?

Вопрос остался висеть в воздухе, поскольку, не решившись ответить, рыжий с выдающейся челюстью направился к своему коню, который ждал на другом конце поляны, вскочил на него без видимого усилия и на прощание лишь заметил:

–Я вас проинформирую.

Он исчез в кустарнике так, словно его чёрная кобыла обладала способностью проходить сквозь самую густую чащу, не потревожив ни единой ветки. А Мигель Эредиа ещё несколько минут оставался на месте, прежде чем решился прочитать короткую молитву за душу покойного капитана Тирадентеса.

Когда он приблизился к порогу дома, его дочь выбежала ему навстречу, звонко поцеловав в щёку и радостно воскликнув:

–У нас есть корабль!

–Ты уверена?

–Де Грааф сообщил мне своё предложение, и я его приняла. – Она триумфально показала чёрный дырявый флаг, который прятала за спиной. – Он прислал его мне, чтобы я сшила из него подушку.

–Хотел бы я сказать, что так же счастлив, как и ты, но я совсем не уверен. По-прежнему считаю это безумием.

–Когда Себастьян был жив, ты думал иначе: тогда тебе это казалось великолепной идеей.

–Себастьян был моряком; настоящим капитаном, способным держать в узде целую команду бывалых пиратов или вести свой корабль туда, куда нужно, без малейших колебаний… Но что ты знаешь о морском деле? И как мы найдём хорошего капитана или хотя бы штурмана, который не разобьёт нас о скалы в первый же переход?

В ответ девушка подошла к огромному комоду, занимавшему почти всю стену в глубине комнаты, открыла один из ящиков, показав, что он набит изумрудами.

–Вот с этим! – ответила она. – И с кредитными письмами и всем золотом, которое мы закопали вокруг. Мы богаты, отец. Невероятно богаты! И первое, чему я научилась ещё в детстве – с деньгами можно купить всё, что пожелаешь. Помни, что даже моя мать продала себя.

–Я никогда не хотел об этом помнить и жалею, что ты так упорно напоминаешь. Твоя мать продала себя, но не все такие.

–Это ещё предстоит доказать, – отрезала она. – А пока мне нужно купить хороших моряков.

В то время на Ямайке не было недостатка в хороших моряках, и стоило лишь разнестись слуху, что роскошный галеон Лорана де Граафа обзавёлся новым владельцем и ищет команду, как на пляже собрались десятки людей, дожидаясь разрешения подняться на борт.

Однако их удивлению не было предела, когда, переступив порог огромной капитанской каюты – которую предыдущий владелец обставил с таким вкусом, что это больше напоминало роскошный парижский бордель, чем пиратский корабль – они сталкивались с фактом, что на гигантском кресле из чёрного дерева и слоновой кости, украшенном фигурами полуобнажённых нимф, сидела привлекательная девушка с огромными проницательными глазами и суровым выражением лица, ставшая известной тем, что смогла извлечь из полузатонувшего судна невероятное богатство в виде огромных серебряных слитков.

Селеста Эредиа, по правую руку от которой обычно сидел её отец, а по левую иногда Гаспар Ройтер, лишь жестом предлагала новоприбывшему сесть на стул по другую сторону широкого стола и, немного понаблюдав за ним в тишине, обычно начинала расспрашивать о его прошлой деятельности.