49 оттенков индигово-сиреневенького

Почти не подрагивая и не притормаживая от презрения к себе, сходила в комнату и закинула в сумку подачку из милостыни убогой уродине и типа документ, её оправдывающий.

Размялась. Потянулась. Поработала ногами в воздух, громко думая, что – ему в челюсть.

Полегчало. Если можно назвать «полегчало», когда – смена ярости на стыд, что не сдержалась.

Вернулась к книжке. Без душа. Злобно нагло воняя.

Книжка – бесила.

Ну, знаете, бывает, мелкие в первом классе наслушаются мата. И начинают обезьянничать за взрослыми. Вообще без понимания, что значат эти слова. Положено обижаться на «хрюкозябра» – значит, будем его орать, чтобы обижать.

Ну вот и тут… автор где-то услышал, как кто-то разок поржал на игру слов. И взялся пытаться поиграть чуть не в каждом предложении. Очень криво. Пытаться. Не понимая, как вообще это делается.

Так что я – сорвалась. Начала на обороте листов писать, как надо в каждом случае, где оно уместно. Ну, а когда листов стало не хватать – пошла к принтеру за бумагой.

У принтера – встала… ну, под его взглядом. Подумала, что наверное, не надо брать из принтера специальную с дырочками и прострочкой для разрывов. Ткнула пальцем в бумагу, показала «дай».

И, в ярости, почти было кинула взгляд ему в глаза.

Он – встал. Подошёл к моему месту. Взял исписанный лист. Прочитал… точней, проглядел за десяток секунд, исходник. Начал читать мои заметки.

А я – стояла в ожидании. И меня – бесило. От осознания, что я – делаю правильно. И от предчувствия, что он сейчас мой порыв осадит. Ну, там, бумаги не даст и велит укладываться на обратную сторону.

Он – прочитал, сверяясь с исходником.

Подумал. Десяток очень бесивших секунд.

Ну, было понятно, что изображает обдумывание, хотя – решил сразу.

А потом спросил, вслух:

«Ты, случаем, на печатной машинке – умеешь?»

Я – не сдержалась. Взметнула взгляд. И почти было собралась было уже заорать, что нехрен спрашивать, раз знаешь.

Наткнулась на взгляд. Спокойный. Вообще без признаков игры. Искренний. Мастерский. Демонический.

И на лицо под капюшоном. Идеальное. Даже – без морщинки.

Поняла, что почти проиграла в зеркальный лабиринт. И почти наглухо потеряла лицо.

Уронила со стыда.

Потупила пару секунд.

Резко, через силу, кивнула.

Он повернулся к компу. Поклацал-потыкал. Потом махнул рукой.

Я – подошла-села. На его место. В его кресло.

Он, игнорируя, будто это вообще нормально всё, ткнул в экран и сказал:

«Просто правь. И не забывай делать вот так».

Зажал шифт и клацнул F12.

Потом показал, как стирать текст. И как гонять курсор стрелочками. И как – отменять. Откатывать.

А потом – ушёл. Оставив меня тупить от бешенства на то, как он притворяется, что не понимает, каково мне от того, что он тащит меня в демоны. Зеркалить демона. Быть им. Пытаться криво, уродливо вести себя так, как ведёт себя существо с идеальным лицом. И не только лицом.

Руки – дрожали. С трудом сдерживала желание расхерачить клавиатуру.

Потом всё-таки как-то успокоилась. Отодвинула его кресло. Поставила свой стул. Села на свой стул, посмотрела на экран. Там было начало книжки.

И я с тяжким трудом начала вспоминать, как печатать.

Печатная машинка, одна на деревню, была в школе. Дед настоял, чтобы я на ней умела. Договорился, что меня разок пустят попробовать. Потом велел сделать доску с буквами, как клавиши. И тренировал диктанты. Месяц по часу – русский. Месяц по часу – английский. Со второй недели – вслепую.

Великое счастье, что на клавиатуре буквы были там же, где на доске. Ну, почти. Правда, у меня ушёл очень нервный час на то, чтобы поймать силу нажатия.

Но потом я ощутила в полной мере, насколько экономит бумагу и время текстовый редактор. Ну и насколько экран жжёт глаза – тоже. Даже через защитку.

Кто не застал, защитка – это навесное стекло на древний монитор, якобы ловившее часть излучения. Хотя на самом деле, в основном, гасившее контрастность. Штука редкая. Висела на немногочисленных профмониторах те два года, пока мониторы не поменяли на менее глазорезные. Помниться, последний раз видела защитку лет десять назад в деревеньке у администратора центра связи.

Пуф.

Всё ж таки нервно об этом всем рассказывать в массы.

Ладно.

Через три часа я поймала себя на том, что тащусь от того, что делаю. Но больше – не могу. Глаза больше не могут смотреть на экран. Очень неудобно плавать в вонючем поту. И – аж подташнивает, как хочется прилечь.

Закрыла глаза. Погрустила, что – слабачка. Грустно вздохнула, ушла через душ в кровать.

Засыпалось плохо. Перед глазами сверкал экран текста.

А в эмоциях бурлило и шипело. Бешенство на эту тварь, которая издевается. Бешенство и презрение к себе, что не выдерживаю его игру и срываюсь, как дура, которой не место в жизни.

Хлопнула дверь.

Злобно решила не вставать, сделав вид, что сплю.

Через пять минут в комнату всунулась его рука, щёлкнула пальцем, махнула призывно. В очередной раз взбесило, что – не пытается…

Встала, оделась, пошла на кухню.

На кухне на столе стоял чайник с травами и кружка. Он – клацал за компом.