240. Примерно двести сорок с чем-то рассказов. Часть 1

Весело приближаясь по спящему вагону, шумит коробейник, шутки-прибаутки покрикивает.

Паша к проходу придвинулся, выглядывает, оценивает. Парень заглядывает по-свойски:

– Пиво берём мужики!..

– Чё у тебя там?, – Паша осматривает лоток, край сумки пальцем оттопырил к себе, – пожрать есть чё?..

– Всё есть, мужики!, – парень ставит сумку на пол, – и покушать, и выпить!..

– Прям-таки «всё»?.., – Паша, не глядя на парня, осматривает яркие упаковки.

– Всё!, – весело парирует продавец, расплываясь в улыбке.

Мужики замерли.

Паша кряхтит, спокойно в глаза смотрит, цедит негромко:

– Ну, раз «всё», тогда курочку бы нам… Жареную… Две?, – повернулся к Ваську, тот утвердительно кивнул.

– Вот курочки нету, – весело кричит парень, – кириешки, пиво, вобла, пожалуйста!.. Водочки можно организовать!.., – поднимает он глаза на встающего перед ним Пашу, – пирожки… остались. Штук пять…

Огромный, как слон, Паша кладёт парню на шею руку и рывком притягивает к своему лицу:

– Чё ж ты свистишь, что «всё» есть у тебя?..

И бьёт его лбом в нос…

Парень охает, роняя лоток, и закрывает лицо руками. Паша снизу кверху бьёт его огромными ладонями по голове, и тот стукается при каждом ударе о полки:

– Что ж… ты… ссыка… свистишь?.. А?..

Оглушённый парень, высоко задрав брови, размазывая кровь по лицу, пятится задом, наступая на сумки, и падает в проход на спину, и Паша, не сбавляя темпа, садится ему на грудь, и дубасит пудовыми кулаками, словно по столу, с каждым ударом пробивая и руки парня, и лицо, негромко цедя:

– Что же ты?.. А?.. Всё есть, говоришь?.. А?.. Всё, говоришь?..

Подняв глаза, я вижу, как Васёк с Серёгой спокойно допили водку, горько проглотив, аккуратно взяли со стола по кусочку колбасы, выдохнули тяжело и привычно, о чём-то негромко разговаривают.

Я вижу, как Володя, забыв убрать замершую улыбку с лица, не мигая смотрит, а Паша, ловко обшарив карманы притихшего продавца, вытряхнул из его бумажника пачку денег и снял с его руки часы. Оттерев их от крови об рукав парня, он небрежно кинул их Серёге, и тот поймал часы на лету, глазеет, слушает на ухо…

– Вали отсюда…, – Паша грузно встаёт, – Вали, говорю… Пока я нож не достал…

В проход выглянула женщина из тамбура, и тут же захлопнула дверь.

Растрёпанный парень, шатаясь и падая на колено, хватаясь руками за нижние полки, подвывая, побежал назад. Его ящик Паша поставил под стол, порылся в нём, вытащил пару бутылок и кулёк с пирожками. Серёга с Васьком, совершенно игнорируя только что происшедшее, о чём-то мирно шепчутся, налегая грудью на стол…

– Ну, чё, хлопцы… Давай, накатим.

На столе опять налитые до краёв стаканы…

– Так, чё?.. В Москву, говоришь?..

Виктор спрашивает не глядя. Спрашивает тихо и просто. Но все знают, что спрашивает он Володю. И Володя опять начинает тарахтеть. И опять давится водкой, допивая всё до капли, и у меня всё плывёт перед глазами, и становится жарко. Я понимаю, что не смогу уже встать. Такие дозы натощак мне не привычны. Я вижу, какой бледный Эдик сидит, еле-еле держит голову, чтобы не свалиться.

– Пошли, покурим?

Мой вопрос удивил всех. Так запросто спросить… Причём, обращаясь лично к одному Эдику.

Тот не успевает кивнуть, и я, помогая ему подняться, говорю мужикам:

– Покурим, мужики?

И не ожидая ответа, помогаю другу встать, придерживаю его, выводя в проход, посмеиваясь для вида:

– Во, накачали, мужики… Ох и накачали…

Улыбаюсь всем, за ранее показывая, что я понимаю, что меня услышали, и если хотят, пусть идут с нами. Ну, если хотят, конечно…

Краем глаза замечаю, как все посмотрели на Виктора, и тот чуть кивнул, разрешая нам выйти…

…В тамбуре, держась обеими руками за стенки, вумат пьяный Эдик шепчет мне жарко, тараща глаза:

– Валить надо отсюда!.. Алик… Валить надо!..

Тут же в тамбур заходит огромный Паша, за ним вваливается Володя, сигарета болтается на мокрой губе:

… – И, короче, говоря, как будешь у нас в Шевченко, Паш…

И Володя в пять минут объяснил Паше, что для нас – достать «ствол» или «плётку» – раз плюнуть!.. Тут же, вынув блокнот, он записывает Пашин телефон, и, вырвав листок, диктует свой, после чего подробно расспрашивает нас с Эдиком, записывая Паше наши адреса. А Паша терпит пока Володю. Он рассеянно кивает ему, не сводя с меня глаз…

…Какого чёрта я привлекаю к себе их внимание? С детства заметил, каждый возомнивший о себе хмырь сначала изо всех сил старается меня запугать, потом как-то впечатлить своей крутостью, а в заключении неминуемо считает, что я должен дорожить дружбой с ними. Так и этот ненормальный Паша какого-то чёрта ходит вокруг меня, приноравливаясь, и я трясусь от страха, что это пьяное чудище под сто пятьдесят килограммов весом, совершенно непредсказуемо вдруг может заподозрить меня в неуважении или (ещё хуже) в трусости. И вот Паша, начиная закипать от липкого присутствия Володи, приглядывается ко мне, словно выбирая место, откуда начать меня жрать.

– Вот-такие пацаны!.., – в который раз наступив на ногу, Володя дурашливо извиняется, виснет то на одном, то на другом, хватает за руки. Смотрит влюблённо, шатаясь в разные стороны, – А ты чё, братуха?..

Наклоняясь к согнувшемуся дугой Эдику, он хлопает его по тощей спине, кричит погромче:

– Пошли, накатим, братуха!.. Слышь?… Пошли!… Накатим!..

Я неприязненно убираю его руки. Эдику совсем плохо. Он в два раза слабее меня. Желудок пустой…

– Не трогай его. Сейчас мы придём…

– … Э-э-э!.. Братуха-а!…, – Володя звонко хлопает Эдика по спине, и я отталкиваю Володю, зло огрызаясь:

– Не трогай, говорю!.. Щас подышим и придём!..

С интересом наблюдавший за этим Паша замер, забыв, зачем пришёл. Володя тоже не маленький, а я так тявкаю, что тот аж руки поднял.

Непонятно откуда накатившей силой я хмуро, но вежливо бросаю им, словно даю указание: