Царское прошлое чеченцев. Власть и общество

Исследователь В.С. Дякин в своих работах стремился идти за историческим материалом, а не подбирать ссылки для подкрепления собственных построений, никогда не пытался следовать чужим, особенно официально одобренным концепциям. В своём исследовании «Национальный вопрос во внутренней политике царизма (XIX – нач. ХХ в.)» он прямо заявляет, что только к Грузии можно без натяжек применить «навязшую в зубах» формулировку о добровольном присоединении к России

. Г.Н. Малахова разделяет Кавказ по способу присоединения к Российской империи на несколько частей. По её мнению добровольно в состав России вошли: Кабарда, Осетия, Ингушетия. В результате военной экспансии были присоединены Чечня и Западный Кавказ

.

С 90-х годов XX века начался новый этап изучения темы «истории народов России». В первую очередь это касается проблемы присоединения народов к России и последующего их существования в рамках империи. Отступает в сторону апологетический подход, активно развивается дискуссии вокруг актуальных проблем исторического исследования. Учёные стремятся объективно рассматривать военную сторону российской истории, учитывая как действительно добровольный характер присоединения, так и насильственный, сложный, противоречивый путь, когда в ходе этих процессов осуществлялись различные формы вхождения народов в состав России; существовали разные позиции и верхов и низов общества. Анализируется процесс складывания системы управления национальными окраинами России, которая имела не только противоречивый, насильственный, но и весьма гибкий, порой достаточно терпимый характер

. Историк В.В. Лапин в своей работе «Кавказская война – война взаимного непонимания», тем не менее, продолжал настаивать на выводе, что существующая «традиционная» хронология Кавказской войны (1817–1864 гг.) ущербна. Этому способствовало, по его мнению, замалчивание или искажение отдельных страниц истории отношений России с народами Кавказа

.

Применительно к истории российской империи, имперская перспектива оказалась достаточно новым подходом. Это объясняется господствовавшим в российской и западной историографии взглядам на российское прошлое как историю национального государства. Признание ошибочности такого подхода способствовало тому, что среди историков стали раздаваться обоснованные призывы к пересмотру российской истории под новым, имперским углом зрения. Ранее история России представлялась преимущественно как история её центра. Исследования же взаимоотношений с нерусскими подданными главным образом концентрировались вокруг проблемы экспансионизма: присоединения и завоевания. Серьёзной попыткой преодолеть «русоцентристскую оптику» и дать общую картину истории России как многонациональной державы, являются исследования конца 90-х годов XX века, а также многочисленные конференции и форумы, на которых открыто обсуждаются насущные проблемы исторических процессов

.

Анализ содержания работ и выводов М. Блиева и его коллег в научных кругах вызвал дискуссию, обсуждавшуюся на проведенной в Махачкале Всесоюзной научной конференции. На ней практически единодушно была осуждена позиция ученых, в работах и исследованиях которых отрицался тезис национально-освободительной борьбы горцев Кавказа против России, и содержалась более сдержанная (корректная) оценка военной политики России на Кавказе

.

А вот что отмечали участники военно-исторической конференции, посвященной 220-летию Азово-Моздокской укрепленной линии и 75-летию Краснознаменного Кавказского особого пограничного округа: «Цели, которые преследовались Россией при устройстве южной границы:

1. Предотвращать набеги на южные территории России; 2. Дать возможность подданным России калмыкам, ногайцам и туркменам безопасно кочевать в Предкавказье; 3. Под прикрытием линии осваивать земли Предкавказья, развивать здесь сельское хозяйство (хлебопашество, скотоводство, шелководство и т. п.); 4. Создание единых сообщающихся между собой рубежей против Турции и Ирана, чтобы в случае военной опасности быстро маневрировать на пространстве от Астрахани до Крыма; 5. Этим самым создать плацдарм для присоединения Северного Кавказа с выходом в Закавказье через Дарьял (Военно-Грузинская дорога); 6. Закрыть неконтролируемый ввоз товаров из Закавказья, Турции и Ирана. Установить здесь таможенный контроль для получения доходов в казну; 7. Получить доступ к рудам и минералам предгорий и гор Северного Кавказа; 8. Превращение Моздока в торговый, а не военный центр…»

.

В апреле 2005 года в Москве была проведена всероссийская научная конференция «Чеченская Республика и чеченцы: история и современность». Одним из актуальных тезисов, рассматриваемых на данной конференции, был вопрос о «добровольном вхождении» чеченцев в состав России. Доктор исторических наук, Ш.А. Гапуров в своём выступлении проанализировал некоторые работы М.М. Блиева и сделал доклад, освещавший правду и вымысел о набегах кавказских горцев. По мнению Ш.А. Гапурова, порожденные колониальной политикой царизма, взаимные набеги казаков и горцев во второй половине XVIII – начале XIX в. делали невыносимо тяжелой жизнь пограничного населения по обе стороны Кавказской военной линии.

Д.А. Милютин признавал еще в середине XIX века, очевидный факт, что Россия ставила целью покорить племена Северного Кавказа, отделявшие ее от Закавказья, входившего в состав русского государства

. Ф.А. Щербина, анализируя горские набеги, подчеркивал, что горцы угоняли скот, захватывали пленных, нападали на казачьи станицы, караулы и отряды и «вообще с ожесточением уступали каждую пядь своих владений, мстя колонизаторам края при всяком случае». Некоторые авторы XIX века понимали и суть борьбы горцев и методы их действий

.

В Заключительной резолюции участники конференции решительно осудили теорию о «добровольном вхождении Чечни в состав России»», развиваемую некоторыми историками и ведущую к развязыванию межнациональной розни на Кавказе. Появление статей М.М Блиева, В.Б. Виноградова и его учеников явилось, по мнению многих специалистов «реанимацией концепции о реакционной сущности борьбы северокавказских горцев в XIX веке». Данная концепция была воспроизведена в труде, вышедшем в 1994 году, в котором говорилось: «Расширяющееся во втор. пол. ХУШ века военное присутствие России на Северном Кавказе, с одной стороны, создавало препятствие на традиционных набеговых маршрутах, с другой – порождало новые соблазны в виде зажиточных станиц и укреплений по Кубани и Тереку, в результате чего постепенно возобладало северное направление в промысловых рейдах горцев»

.

11 апреля 2006 г. в Махачкале прошла Всероссийская научно – практическая конференция «Ислам на Северном Кавказе: история и современность». В работе Всероссийской конференции приняли участие более 250 человек. В докладах и выступлениях обсуждались сложные и злободневные проблемы истории и современное состояние ислама на Северном Кавказе: государственно – конфессиональные отношения и т. д. Конференция приняла конкретные научно обоснованные рекомендации и предложения, направленные на решение проблем сохранения межнационального мира, согласия и взаимопонимания между народами и конфессиями

.

В настоящее время у многих историков и исламоведов вызывает удивление точка зрения В.А. Матвеева и Б.В. Виноградова на проблему «мухаджирства», под которым в кавказоведческой литературе подразумевается, прежде всего, переселение народов Северного Кавказа на территорию Османской империи по «принципам веры». Данные исследователи предложили, как одну из его составляющих, рассматривать и случаи «добровольного переселения тех или иных групп туземного кавказского населения» в границы Кубанско-Терской линии, в среду и под защиту линейных казачьих станиц»

. В исторической литературе давно принято считать мухаджирство «религиозной эмиграцией», поэтому сложно себе представить что чеченцы – мусульмане переселялись в пределы казачьих православных станиц и крепостей из-за религиозных принципов. И.Е. Дунюшкин, в своей кандидатской диссертации «Терское казачество в межнациональных отношениях на Северном Кавказе» дошёл до того, что объявил казаков, проживавших на Тереке, «коренным населением» этих мест, хотя даже царские генералы во время Кавказской войны, на картах обозначали эти земли, как «чеченские»

.

Решить сразу же вопросы истории Кавказской войны оказалось чрезвычайно сложно. Часть учёных, увлекшись одной стороной вопроса, единственной причиной, вызвавшей эту борьбу, считали колониальную политику царизма. Другие, не критически заимствуя версии, доказывали, что война со стороны горцев велась для сохранения «набегового производства», которое горцы теряли с вхождением Северного Кавказа в состав России. Само собой понятно, что эта точка зрения, представляющая целые народы «разбойниками и грабителями», для которых набеги являлись хозяйственной схемой, «способом производства» была подвергнута резкой, но справедливой критике

.

Одним из болезненно-дискуссионных в современном кавказоведении остаётся вопрос о горском «хищничестве» или о набегах горцев. Особую позицию в вопросе о горских набегах занимает М.М. Блиев. Как и российские авторы и военачальники XIX века, он считает, что все жители Чечни и горной части Дагестана занимались в основном набегами. Для российских властей набеги горцев были основным официальным поводом для военных экспансий против горцев. Вопреки утверждениям М.М. Блиева, большинство чеченцев, жившие в бассейне Терека и Сунжи, не занимались набегами, более того, они оказывались фактически заложниками, т. к. были не в состоянии воспрепятствовать горцам, совершавшим набеги на русскую пограничную линию, и в тоже время первыми подвергались карательным акциям казаков и царской власти

.

Следует заметить, что далеко не всегда набеги казаков и регулярных российских войск на горские аулы, были «акциями возмездия». Нередко бывали случаи, когда они совершались без всякого повода со стороны жителей, ради добычи и наград, а то и просто ради своего корыстного интереса

. Неэффективность сети опорных пунктов и кордонных линий подталкивали кавказское командование к использованию стратегии набегов – экзекуционных и превентивных. Для того чтобы заготовить дрова, сено, пасти скот, доставлять провиант, солдаты должны были обеспечивать безопасность, так как именно во время хозяйственных работ они в большей степени чувствовали свою уязвимость. Наиболее надежным способом избежать нападения на лесосеке или при покосе была превентивная атака или «достойный» ответ на предшествующее нападение. Набеги вели к варваризации войск, поскольку именно при такой стратегии ни о каком соблюдении «цивилизованных» приемов не могло быть и речи. Такая стратегия вела к превращению войны в нескончаемую «средневековую междоусобицу»

.

Набеговая система прижилась в русских войсках, прежде всего потому, что давала им возможность выживать в буквальном значении этого слова (в основном в материальном смысле). Логика войны подсказывала выход из ситуации, когда войска не могли обеспечиваться с помощью обоза – реквизии, которые трудно было отделить от элементарного грабежа. В горных условиях, при ограниченности возможностей вьючного обоза, экспедиционный корпус мог взять продовольственных запасов не более чем на 12 дней. Трудности марша по пересеченной местности не позволяли делать суточные переходы более чем на 20 верст. Даже в европейской войне командование всегда учитывало риск деморализации войск при использовании местных ресурсов, создавало специальные структуры (отряды фуражиров, команды, занимавшиеся заготовкой провианта). На Кавказе эти походы «за сеном» представляли собой настоящие военные экспедиции с обязательным привлечением боевых частей, а чаще всего заготовками занимались сами солдаты. Любая война вскрывает не только лучшие, но и худшие человеческие качества. Д.А. Милютин вспоминал, что «среди кровавого побоища, рядом с подвигом храбрости, самоотверженности, порождали, и самые отвратительные сцены в занятой части населения: некоторые из солдат обирали валявшиеся трупы убитых, вытаскивали из горевших саклей всякую всячину, даже вещи, ни к чему не пригодные»

.

Мародерство – обычное явление войны. Мародерство часто смыкается с вандализмом, особенно когда разорение хозяйств и жилья неприятеля становилось важным элементом боевых действий. Имеются свидетельства о том, что часто добыча безжалостно уничтожалась или применялась не по назначению: восточные шали шли на обмотки, драгоценные ковры стелились в землянках, из сосудов устраивали мишени и т. д. Военное руководство, с одной стороны, боролось с такими явлениями, поскольку замечало, что нередко набеги организовывались в корыстных целях, с другой стороны, не могло не замечать повышения боеспособности войск, для которых война становилась личным делом. В 1843 г. Николай I строго запретил командирам частей «предпринимать экспедиции или поиски для наказания горцев», однако это распоряжение осталось на бумаге, т. к. никто не запрещал преследовать «хищников». В рапорте всегда можно было указать на вынужденность такой меры. А.А. Вельяминов не случайно назвал набеги – «частные экспедиции» средством, только «способствующим» покорению горцев. Он прекрасно понимал, что это – не более чем способ несколько «умерить» их воинственность. В тех случаях, когда отношения с горскими народами не были отягощены враждой, не оставлявшей надежды на мирный вариант развития событий, командование старалось демонстрировать свое миролюбие при первых контактах. Так, в 1838 г. при основании Велья-миновского укрепления расположенные поблизости от него брошенные горцами села были оставлены нетронутыми. Командиры строго запретили солдатам даже рвать фрукты в садах

.

В ходе Кавказской войны многочисленные карательные экспедиции против мирного населения вносили полную деморализацию в части, вследствие того, что подрывали в подчиненных доверие к законности действий их начальников; они вселяли в частях, благодаря легким «победам», повышенное представление об их боевой мощи; они развивали антагонизм между войсками и народом; действовали угнетающим образом на народ, и это угнетение духа народа не могло не передаваться и войску; они разрушали обычай войны и приучали смотреть на безоружного как на врага, которого можно убивать; они, наконец, отвлекали войска от прямого дела – подготовки к военным действиям и приучали их к тому, что в бою делать запрещено (разбой, грабеж, изнасилования, мародерство). Карательные экспедиции и участие в них войск могли сделать армию совершенно непригодной для исполнения своей единственной задачи – защиты родины и народа от иноземного ига

. Итоги карательных операций были трагическими для чеченского народа. Так, по свидетельству А.П. Берже, только за 3 года (1847–1850) народонаселение Малой Чечни уменьшилось вдвое, а с 1840 г. – вчетверо. Если в 1840 г. население Малой Чечни составляло около 8 000 дворов, то в 1847 г. уже – 4 000 дворов, а в 1850 г. – всего 2 000

.

По современным понятиям, по отношению к мирному населению был применен военный террор. Военный террор, это умышленные насильственные действия, совершенные в условиях войны или вооруженного конфликта международного или немеждународного характера, направленные на лишение жизни, здоровья, жилья или имущества гражданского населения, с целью достижения военных успехов посредством создания обстановки страха среди гражданского населения. Террор предполагает массовое и существенное нарушение, ограничение и (или) лишение целого комплекса прав и свобод человека и гражданина. Это под силу только государственной власти, преследующей политические цели. Жесткая же цензура военных событий есть идеологический террор. Противодействие национально-освободительным движениям военными средствами – репрессивный или контрреволюционный террор. Случаи применения военной силы при репрессивном виде террора, как правило, носят ограниченный характер, поскольку военная сила применяется только в отношении противоборствующей стороны и в достаточных для преодоления сопротивления масштабах. Несоразмерность насилия, умышленное причинение страданий гражданскому населению, уничтожение гражданских объектов и т. п. должно расцениваться как преступная политика, выражением которой является военный террор

.

Большинство чиновников царской администрации в Терской области не хотели замечать, что «злая воля и агрессивность» у горцев проявляется как форма протеста против насильственного захвата их исконных территорий, их эксплуатации, насилия, оскорбления и унижения их человеческого достоинства. В подобных случаях речь идёт о сопротивлении колониальным властям. На это обращали внимание К.Л. Хетагуров, Г.М. Цаголов, Чах Ахриев и многие другие. Негативные клише о «разбойном» Северном Кавказе помогали оправдывать жестокости и насилия, которыми полна история присоединения региона к Российской империи, особенно в эпоху кровавой Кавказской войны. Искусственный образ горцев Северного Кавказа, сложившийся в сознании российского общества колониальной эпохи в немалой степени определил не только методы покорения региона, но и способы управления им.

В 1917 году Российская империя прекратила свое существование, но в общественном сознании России надолго сохранился миф о Северном Кавказе как царстве благородных разбойников, живущих по неизменным дедовским обычаям. Миф этот основывается на двух весьма распространенных тезисах. Согласно первому любой горец по природе своей существо дикое и кровожадное. Это природный разбойник. Другое стереотипное представление заключается в убеждении, что на Кавказе все исконно живут по традициям. Между тем сменилось несколько поколений. Координально изменились условия существования и, частично мировоззрение людей. Сегодня миф о дикости и тотальном разбое на Северном Кавказе популярен в основном в российских и зарубежных средствах массовой информации, а также у далеких от Кавказа обывателей. Из ученых, занимающихся этим регионом, мало кто разделяет эти весьма сомнительные представления

.

В. Немирович – Данченко в своей статье «Вдоль Чечни» писал: «Я только против огульных обвинений. Если бы они не вызывали разных мероприятий – Господь с ними – лайся, если есть охота. Говорят, что чеченец не трудится, а только ворует. Хорошо, а кто же ухитрился навезти с нечеловеческими усилиями землю из долин на каменные скалы недоступных гор, и часть даже не навезти, а нанести чуть ли не пригоршнями, укрепить эти клочки искусственно созданных полей каменною кладкою и разбить на них сады, где каждое дерево было лелеемо до тех пор, пока не пришли победители и не уничтожили этого? Кто же в поте лица своего трудился над рубкою вековых деревьев, которые едва-едва берет топор?»

. К голосу справедливости и разума руководство редко прислушивалось, у власти были свои задачи, которые требовали разумных объяснений своих действий в глазах общественности. Царские власти, придерживаясь колониальной политики на Северном Кавказе, уже тогда вбили мощный клин в межнациональные отношения

.

В статье «Об оценке Кавказской войны с научных позиций историзма» её авторы следующим образом объясняли причины появления «набегов горцев»: «Естественно, что при черкесской бедности и своеобразных взглядах на чёрный труд, хозяйственные недочёты, приходилось горцу пополняться военною добычею…». Также они приводят мнение М. Острогорского, который в своей книге «Завоевание Кавказа Россией», отмечал, что к набегам горцев побуждало «желание приобрести известность храброго джигита, прославиться удалью». То, что представители одной культуры рассматривали как доблесть, представители другой считали преступлением

.

В своих «Исторических очерках» Ю. Клычников и С. Линец высказали идею, что именно природно-географические условия, отсутствие необходимых для развития любого общества излишков продуктов труда приводили к тому, что их горцы искали в набегах или наездничестве, выступавших в качестве компенсирующего экономического фактора. «И даже на равнинах Чечни, – восклицают авторы, – которая, казалось бы, самой природой была предназначена для получения обильных урожаев, земледелие становится доминирующей формой хозяйства лишь во второй половине XIX века после проникновения сюда товарно-денежных отношений. Активно осваивающие с конца XVIII века равнину чеченцы, переходили от эпизодических набегов к широкомасштабной, систематической экспансии на своих соседей…». Правда, далее в книге мы находим небольшое отступление, где авторы замечают, что российские власти также применяли традицию набегов с целью захвата добычи у горцев, так называемой «баранты», чтобы «возместить экономический ущерб, понесенный от их хищничеств». Иначе, как разжиганием межрелигиозной вражды не назовешь высказывание о том, что «…в исламе с его призывом к войне против неверных набеговая система нашла свою идеологическую базу». Ведь даже самому далекому от религии человеку известно, что ислам сурово осуждает кражи и грабежи и выступает за сохранение мира и благополучия

. Чеченский адат не делал никакого принципиального различия между кражей, разбоем и грабежом. Всякое похищение чужого имущества классифицировалось как воровство