Пять фотографий из Великого Новгорода

– Я сам из Москвы, – отозвался Марк. – А тут и правда интересно. Как специалистки по русскому быту, покажите мне какую-нибудь интересную избу?

Это он вспомнил, что с Геннадием они останавливались только у церквей.

– Ну, пойдёмте, – поддержали девушки, а одна продолжила беседу: – Знаете, когда в такую избу заходишь, ощущение появляется, что домой пришёл. Ведь все мы родом из таких домов, ну, не мы, а наши предки… Но если прислушаться к себе, то именно в такой избе становится легко и спокойно.

– У меня, по-моему, даже прадед уже не деревенский был, – сказал Марк. – Так что не знаю, что я там почувствую. Не было в моей жизни никакой деревни у бабушки и так далее.

– Тем познавательнее для вас будет экскурсия в крестьянское прошлое, – засмеялись девушки. – В таких музеях прибегают к двум способам экспозиции. Это «живой показ» – демонстрация работы мастеров, выпас скота, проведение игр – вот, видите? Или «жизненные комплексы» – когда мы видим приближенную к реальной обстановку дома.

Пройдя мимо играющих и мастерящих, они остановились у избы Царёвой. Большая, с резными деталями. Табличка на постройке объясняла, что её привезли из деревни Пырищи Крестецкого района. Она – старейшая в музее, относится примерно к первой половине позапрошлого столетия, добавили его спутницы.

Марк вдохнул влажноватый запах старого дерева. Доски пружинили под ногами. Внизу увидел «холодный двор» и что-то вроде хлева, вверху – сарай.

– В этой избе можно видеть, что делали крестьяне зимой, – рассказывали девушки. – Мастерили дровни, санки, делали заготовки для изготовления веретен, ну, и, конечно, прялки, ткацкий стан…

– Подождите, я не понимаю, а изба что, отапливалась по-чёрному? – спросил Марк.

– Эта, судя по всему, да, – ответили девушки.

Ещё предметы из избы Царёвой рассказали Марку, как заготавливали на зиму продукты (делали «крошево»[4 - блюдо из мелко нарубленных верхних слоёв капусты.], «присаливали» творог), шили одежду (армяки, тулупы, шапки), во что играли дети и на чём жители деревень передвигались по снегу.

Пройдя от изб на тропинку, которая вела к выходу из музея, Марк с Геннадием остановились у небольшой деревянной церковки.

– Про этот храм мне тоже рассказывали… Это Троицкая церковь стоявшая в Рёконьской пустыни, в глухих болотах Любытинского района Новгородской области, – начал Геннадий. – Постройка XVII века и, в основном, она сохраняла свои древние формы, но к моменту обнаружения исследователями была в таком удручающем состоянии, что без срочной реставрации могла погибнуть в течении нескольких лет. В 1979 году церковь разобрали, подготовили к перевозке. Бревна тщательно маркировали, сначала перевозили на тракторе, но для дальнейшей транспортировки пришлось использовать вертолёт, который выписали аж из Петрозаводска. Не послушав архитектора-реставратора (а занимался спасением храма Красноречьев), к вертолёту прицепили связку брёвен весом около четырёх тонн, а рассчитан-то он был рассчитан на две с половиной тонны. В результате над маловишерскими болотами груз полетел вниз. За потерей снарядили особую экспедицию и практически все брёвна, кроме двух, ужасно изломанных, в итоге всё же удалось доставить в Витославлицы, и мы сейчас можем видеть этот храм.

…Избы, житницы, кузницы, мельницы, часовни, церкви – да, многое из этого он уже видел в других музеях под открытым небом, но через пару часов был готов подписаться под словами вологжанок о лёгкости и спокойствии, которые дарит это место.

Рюриково городище

Символично, что в финале своего путешествия он оказался в этой точке, подумал Марк. Между тем, возможно, отсюда надо было, наоборот, начинать? Ведь именно здесь была резиденция Рюрика…

– Рюрик, говорят, и тут сидел, и в Старой Ладоге. Хотя кто ж точно знает, – объяснил Геннадий. – В Старой Ладоге не бывали? Нет? Ну, мне кажется, у нас на Городище красивее намного. Сюда я тоже в молодости приезжал писать пейзажи.

– А сейчас почему не пишете?..

Геннадий махнул рукой – это, видимо, означало: чего, мол, вспоминать о прошлом и нервным движением хотел достать сигареты, да вспомнил:

– Что это я, я же бросил!.. А про Городище важно вот что. До XIX века это место «Рюриковым» не называли. Говорили просто «Городище». Собственно, учёные не считают, что призвание варягов в 862 году – неоспоримый факт.

– Пожалуй, единственное, что я знаю, так это то, что с призвания варягов началась наша государственность, – вставил Марк. – А теперь получается, что, может, Рюрика тут и не было?

С учёными, на которых сослался Геннадий, спорил «княжий камень», который здесь не так давно установили. На нём Марк увидел всем известную цитату из Радзивиловской летописи – о призвании Рюрика и начале его княжения на этой земле.

– Ну, люди-то здесь жили ещё с эпохи Неолита, – продолжал Геннадий. – Да и то, что на Городище была резиденция русских князей, точно известно. И варяги тут правда были – археологи это подтвердили. Новгород – это «Новый город» именно по отношению к Городищу.

А в кадр тем временем просились руины храма новгородской школы. Церковь Благовещения…

– Первую церковь на этом месте построил князь Мстислав в 1103 году, – услышал обходивший храм с фотоаппаратом Марк своего спутника, который, видно, нашёл ещё одного благодарного слушателя. – Сначала вот Софию в детинце из камня построили, через полвека – этот храм. Вторая каменная постройка в городе! В 1340-х годах на этом месте был уже новый собор, ну а в войну храм был разрушен. Его руины законсервировали.

– Законсервировали? – спрашивали удивлённо собеседники водителя. – То есть зайти нельзя?

– Почему? Это значит, что не стали тут новоделов городить… И ещё – это память о разрушениях войны, – отвечал тот. – А войти как раз-таки можно.

Основная часть храма, что оказалось неожиданным, находилась после недавних работ под стеклянным колпаком. Благодаря этому и удалось увидеть остатки фундамента и стен храма XII века. Первый взгляд, конечно – на старую кладку.

– А кадры, наверное, тут хорошие получаются. Эффектные, – предположил Геннадий, столкнувшись с Марком в одном из закутков храма.

Марк вяло кивнул. Водитель потянул его к экрану, на котором демонстрировались фото здешних археологических находок – скандинавские вещи и украшения, фрагменты росписей и смальту, из которой собирали декоративную мозаику.

Удивило, что, оказывается, учёные здесь нашли куски штукатурки с глаголицей: как-то Зоя обмолвилась, что на глаголице к началу XII века уже почти не писали. Если те слова, что он ищет, оказались среди той самой штукатурки непрочитанными – увы ему, неудачнику…

Как хотелось именно здесь, в средневековых руинах, обнаружить те самые слова. Это было бы красиво. Марк расстроился, хотя чего печалиться: ведь знал же почти наверняка ещё три дня назад, что, скорее всего, ничего не получится. Но внутри всё же смешались обида то ли на самого себя, то ли на заказчика, досада и смутная тревога.

– Ну что, получается, всё посмотрели? – спросил он у Геннадия. – Отвезёте меня в отель?

– Могу и отвезти, – пожал тот плечами. – А Нередицу-то не хотите посмотреть?.. Тут близко. Конец XII века…

Марк согласился: не хотелось покидать Новгород с этим горьким коктейлем на душе. Ещё одна церковь – ещё одна надежда.

Церковь Спаса на Нередице

В машине снова взялся за Каргера. «Церковь Спаса была выстроена в летние месяцы 1198 года князем Ярославом Владимировичем. Расположенный возле новой княжеской резиденции храм, позже ставший монастырским, был последней каменной постройкой новгородских князей. Церковь Спаса-Нередицы по своему архитектурному облику ничем не отличается от скромных боярских, купеческих и уличанских построек конца XII века. Это небольшой кубического типа одноглавый храм. Внутреннее пространство его проще, менее расчленено. […] В росписи Нередицы прослеживается несколько различных манер. Один пишет широким мазком, приближаясь по живописной манере к архаическим эллинистическим течениям в византийском искусстве; другой, наоборот, имеет явно выраженную склонность к графической манере с подчёркнутой ролью контура, тщательного рисунка; третий следует манере второго, но явно упрощая её, внося некоторые черты примитива».

Остановившись у храма, Геннадий не сказать, что приободрил загрустившего ещё на Городище Марка:

– Не знаю, я, когда на эту церковь смотрю… мне грустно становится… Фресками тут были украшены все стены. Война всё разрушила.

– Ну, это для Новгорода, к сожалению, не уникально, – ответил Марк.

Однако он не стал спорить – церковь Спаса на Нередице действительно отчего-то навевала грусть. Храм небольшой, лаконичных форм, линии кое-где кривоваты, углы скошены. Печальным казалось даже название. Впрочем, как сказал Геннадий (а ему когда-то – «какой-то учёный»), слово «нередица» происходит от слова «неред». Это сплетенный рыболовный снаряд, которым, по-видимому, пользовались окрестные жители.

– Кажется, дверь на лестницу уцелела, несмотря на войну, а она же средневековая, – сказал Геннадий. – А ведь она деревянная.

«Здорово, конечно, – подумал Марк. – Жаль только, что это не поможет решить мою задачу».

В западной части Марк обратил внимание на полукруглые ниши.

– Зачем они тут? – спросил он у Геннадия. – Для упокоения княжеской семьи?

Тот ответил:

– Здесь думал обрести свой вечный покой заказчик храма, но не сложилось – «вольные в князьях» новгородцы сместили Ярослава Владимировича на следующий год после постройки церкви. И только в XIV веке в одной из ниш похоронили внука Александра Невского, Афанасия Даниловича. Он был наместником в Новгороде.

Размашистые фрагменты фресок, преимущественно голубовато-оранжевые тона. Вдруг – занятный сюжет: «Князь Ярослав Владимирович подносит храм Христу».

«Пожалуй, верили, что если нарисовать такое, то князь, построивший храм, уж точно в рай попадёт», – с иронией подумал Марк.

Кое-где на фоновых частях росписей он увидел и граффити. Жаль, рядом не было Зои, которая могла рассказать, что означают эти символы. Он исполнительно сфотографировал все граффити, однако, на первый взгляд, тех самых слов на этих стенах не было.