Пять фотографий из Великого Новгорода

…Мы у входа на лестничную башню. Здесь фрески рубежа XIX-XX веков, их видно довольно хорошо. Перед нами ветхозаветные сюжеты, например, о судье Самсоне. А это – аллегорические изображения зверей – символы грехов, разлагающих душу человека. Далее изображения месяцев в виде людей за сельхозработами – это годовой круг, в котором природа, умирая и обновляясь, предстаёт символом души человека, которая заново рождается в вере…

И много, много чего говорил ещё монах. Марк старался внимательнее вглядываться в каждый фрагмент не многоцветных, но одновременно ярких изображений, и даже уже не разочаровывался, а просто расходовал всё больше плёнки.

Ещё экскурсовод сказал, что в Георгиевском, как и в Софии, были найдены и древнерусские граффити. Правда, тут они летописного типа, сообщающие о смерти и погребении в этом храме детей князя Ярослава Владимировича, о кончине одного из новгородских архиепископов и т.д. В общем, тут могли бы быть те самые слова, но их тут нет, заключил Марк.

Несмотря на то, что он почти продрог, прощаться с собором не хотелось, но впереди было ещё что сфотографировать.

На северо-восточном углу обители его ждал Геннадий.

– Хоть главный собор здесь и Георгиевский, мне лично нравится этот храм – Крестовоздвиженский, – и он указал на храм с пятью синими, украшенными звёздами, главами.

– Действительно, прекрасный, – сказал Марк. – Но не особенно древний?

– Да. Основа храма относится к середине XVIII века, а купол – к 1820-м годам. Перестроили при том самом Фотии, которым вы интересовались.

– А что там внутри? – с нетерпением спросил Марк.

– Да ничего…

– В смысле – ничего? Росписи нет?

– Большевики постарались, чтобы ничего там не было, – с хрипотцой ответил Геннадий. – Нет, сейчас-то там всё красиво сделали. Службы идут весь год. Не хотите зайти?

– Давайте я просто сниму храм снаружи, и лучше ещё по обители прогуляемся, – вздохнул Марк.

Он снова заметил маму-паломницу с дочкой. Мама фотографировала дочку на фоне Крестовоздвиженского, чему девочка вяло сопротивлялась, но родительница настаивала:

– Маша! Сейчас я тебе сниму, и сразу бабушке отправишь, поняла?

– Поняла, только в свои соцсети не выкладывай!

– Почему? – удивилась мама. – Что, Новгород – это не модно?

Девочка молчала, но и в молчании, кажется, был вызов.

– Ну, ладно я старомодная, – настойчиво продолжала мама. – Но вот же молодой человек, – и она указала на Марка, – он-то современный, а посмотри, как всё рассматривает, как ему интересно. Потому что если человек сам интересный, то всё ему интересно…

– Маша, – обратился к девочке Марк, – я фотограф. Давай я сфотографирую тебя красиво. Может, и сама в соцсети выложишь? Если захочешь, конечно. А город этот – и правда интересный. Но у тебя еще есть время, чтобы это понять…

Не успел он сделать и пары кадров для Маши, как Зоя прислала ему голосовое сообщение:

«Обрати внимание на Рождественский собор. Он не столь интересен архитектурно – это рядовой провинциальный храм позапрошлого века, да и значимых росписей там нет, – но рядом с ним была похоронена Анна Орлова-Чесменская. Вот она-то – «человек новгородский».

Марк ответил:

«Расскажи».

«А ты сначала подойди к Рождественскому».

Спешно окончив экспресс-съёмку Маши, он раскланялся с новыми знакомыми и поспешил в то место, о котором ему хотела рассказать Зоя.

Их соединил видеозвонок, который Марк сделал у Рождественского собора.

– Здесь в подземной катакомбной церкви Похвалы Богородицы похоронили духовного отца Орловой-Чесменской, архимандрита Фотия. Для себя Анна также здесь оставила место, – начала рассказ Зоя.

– Чем же её так привлёк Юрьев монастырь? Она была очень набожной?

– Вообще, поначалу нет, – ответила Зоя. – Она принадлежала к высшему обществу и вела соответствующий образ жизни – приёмы, балы… К ней часто сватались, но она всем отказывала. Смерть отца, Алексея Орлова-Чесменского, легендарного сподвижника Екатерины Великой, потрясла её. Вера помогла Анне найти душевные силы жить дальше, и на протяжении всей жизни она жертвовала монастырям огромные деньги. Но не только им – во время войны 1812 года она поучаствовала в вооружении московского ополчения, а также направила им 100 тысяч рублей…

– А Новгород-то тут при чём? – перебил её Марк.

– Подожди… – продолжала Зоя. – Анна отводила православию большое место в жизни. А когда она познакомилась с иеромонахом Фотием, которого «сослали» в Новгородскую губернию, сроднилась и с Новгородом. Фотий выступал против модных тогда почти эзотерических учений внутри православия, за что, как считали его духовные дети, в том числе Орлова-Чесменская, на него возводили наветы. Так что для неё он был страдальцем за веру. Для Юрьева монастыря, настоятелем которого стал Фотий, Анна сделала очень много. При её непосредственном участии перестроили Спасский собор (сейчас – Рождественский), восточный корпус с кельями, северный корпус с храмом Воздвижения Креста. Построили южный корпус с церковью иконы Божией Матери Неопалимая Купина, церковь Архангела Михаила. Она купила себе имение неподалёку отсюда. Под конец жизни Анна иногда паломничала, но, в основном, находилась под Новгородом. Вот так-то. Богатая, знатная женщина предпочла блестящей столичной жизни тихое уединение в новгородской глуши. Ну а после её смерти родственникам достались только земли где-то под Воронежем, а основное состояние она пожертвовала храмам и монастырям.

– Теперь понятно, – протянул Марк. – Она-то точно – «человек новгородский»…

– Да, но сами новгородцы в советское время были к ней не так добры, – заметила Зоя. – Могилы Фотия и Анны вскрыли в начале 30-х годов. Останки были, можно сказать, выкинуты. Как вспоминает один очевидец тех событий, бывший юрьевский монах перезахоронил их у соседней церкви Благовещения на Мячине.

Последующие полчаса были посвящены съёмкам Юрьева монастыря. Что-то, может, пригодится, утешал себя он.

Витославлицы

Он не особенно внимательно слушал водителя, который, насколько мог красочно, описывал ему диковины Витославлиц – их Марку вот-вот предстояло увидеть. Он уже бывал в этнографических музеях под открытым небом, поэтому ничего особенного не ждал от Витославлиц.

Все прочие туристы шли от входа по прямой, а Геннадий потянул Марка направо, через недавно посаженный фруктовый сад.

– От Курицкой церкви пейзаж особенно красивый получается, – настаивал Геннадий.

Он не знал, для чего Марк приехал в Великий Новгород с фотоаппаратом и, вероятно, считал своей задачей подсказывать гостю, с какой точки можно красивее снять здешние места. В объективе своего уставшего «Киева» Марк на этот раз увидел, как Мячинские озёра опрокидывают облака, а руины Рюрикова Городища словно тихо его дожидаются на том берегу Волхова.

– Прекрасно, – пробормотал Марк. – Всё-таки в других этнографических музеях пейзажи были иные.

– Там и достопримечательностей таких нет! – патриотично похвастался Геннадий. – Именно Курицкая церковь «спровоцировала» появление здесь музея. Её построили в 1595 году, если не ошибаюсь. Она была известна как древняя еще в XIX веке. Чудом пережила Великую Отечественную. В 60-х годах XX века стало ясно, что она не может оставаться в Курицко. Её нужно было переносить. В 1964 году и появился музей Витославлицы – именно для таких храмов, ну, и для других деревянных построек, конечно. Назвали так, потому что, говорят, было здесь село с таким названием. Возил я как-то бывшего коллегу знаменитого нашего архитектора и реставратора Красноречьева Леонида Егоровича – именно Красноречьев создал в 60-е годы «Витославлицы»… Так вот, тот человек мне рассказывал, что у идеи такого музея были противники – они считали, что старинные деревянные церкви должны оставаться в той среде, в которой были возведены. Но время показало, что Красноречьев был прав. Если бы постройки остались в «своих» селах, многие из них наверняка бы не сохранились.

Они прошли мимо двухэтажного усадебного дома начала XIX века, именно его, как сказал Геннадий, выкупила Анна Орлова, чтобы жить ближе к Юрьеву монастырю и архимандриту Фотию. За домом показался живописный пруд и изящная беседка на небольшом островке, а чуть впереди, у флигеля, стояли старинные дубы – явно помнившие благочестивую графиню. Дальше путь проходил через музейную улицу с часовней и четырьмя старинными избами. Правда, Геннадий сказал, что особенно ничего о них рассказать не может, но тут же уверил, что есть в Витославлицах настолько древний и интересный храм, что нельзя терять ни минуты.

Они подошли к церкви «Рождества Богородицы из села Перёдки XVI века. Шатровая монастырская постройка крестчатого плана. В 1699 году при её переборке добавлены два малых шатра. Неоднократно перестраивалась в XIX веке. Перевезена в музей и реставрирована в 1967-1971 годах», – прочитал Марк вслух написанное на табличке. Трехшатровая церковь выглядела праздничной, нарядной. И, конечно, очень русской.

– Послушайте, – обратился он к своему спутнику. – Как же удалось её сохранить?

– Коллега Красноречьева рассказал мне, что, когда Леонид Егорович впервые ее увидел, кажется, в конце 50-х годов, она была в очень плачевном состоянии. Во-первых, всякие пристройки к ней приладили в XIX веке, во-вторых, храм сильно просел. Я уж молчу, что там внутри было… После закрытия церкви за ней никто не следил, храм ветшал, а многие иконы были похищены. Именно для того, чтобы вернуть церкви древний облик, её и перевезли сюда. Перебрали, полностью отреставрировали.

Марк обошёл храм с фотоаппаратом. В объектив попали две девушки в народных костюмах. Они смотрели в смартфон и переговаривались:

– Ого, тут пишут, что церковь сильно пострадала от интервентов в ХVII веке, а когда её разбирали, в пазу между бревнами реставраторы нашли поминальную записку ХVII века. Там было много имён. «Федора убиенного… младенца Герасима убиенного… Михаила от Литвы сожжена… Ивана и Афанасия на рати убиенных». То есть понятно, что люди сопротивлялись интервентам, как могли. А ещё есть легенда, что, когда захватчики попытались разграбить храм, их ослепила престольная икона. Мол, выбежали они из церкви и сослепу изрубили друг друга…

– Очень вписываетесь в местный пейзаж, – сказал Марк девушкам.

– Мы – часть другого пейзажа, так-то, – ответила одна из них. – Из Вологды приехали. У нас тоже есть архитектурно-этнографический музей под открытым небом. Вообще, мы увлекаемся старым русским бытом, очень интересно посмотреть, что тут у вас.