– В Юрьевом монастыре узнаете, – улыбнулся водитель.
Ещё несколько кадров, краткий ответ «Делаю всё, что могу» на ещё более лаконичный вопрос заказчика: «?», и они с водителем продолжили путь.
Только отъезжая, Марк заметил, что и рядом с этим храмом тоже расположено небольшое кладбище.
Перынский скит
– Не церковь, а статуэточка, – протянул Геннадий, указывая на храм Рождества Богородицы. – Вроде как одна из самых маленьких домонгольских церквей в стране. Ее освятили в начале XIII века. Здесь был и монастырь Рождества Богородицы, но о дате его основания ничего не знают. Потом её шведы сожгли, кажется, в начале тысяча шестисотых годов.
Небольшая церковь казалась выше, чем, вероятно, она была на самом деле. Стройная и лёгкая, она умиляла и будто бы просилась на пасторальную картинку.
– А ведь на каком грозном, можно сказать, месте она стоит, – продолжал Геннадий.
Марк огляделся – вокруг было тихо и безмятежно. Хоть бери и фильм «Остров» снимай. С Ильменя дул ветерок, ничуть не волновавший местные вековые сосны.
– Почему грозном?..
– На Перыни было урочище бога-громовержца, – ответил Геннадий. – Ну, Перуна. Потому и название такое. Тут, вообще, раньше был остров между речками Прость, Ракомка и Волховым… А в шестидесятых годах – мне отец рассказывал, он родом из деревни неподалёку – тут чёрти что наделали. Насыпали дамбу, пойма Прости уменьшилась и чуть ли не в болото превратилась. Ну, и что в итоге?.. Остров стал полуостровом, а сейчас и вовсе – холм. Спасибо сосновой роще, благодаря ей хоть издалека видно скит этот.
– А что из себя представляло это урочище, не знаете? – поинтересовался Марк.
– Ну, как что… – развёл руками Геннадий. – По легенде, поставил тут Владимир – вернее, не он, а его воевода – идол Перуна. Он за главного бога у них, у язычников, был, что ли… Жертвы тут ему приносили и всё такое прочее. А потом, вроде как и десяти лет не прошло, Владимир решил крестить Русь и повелел уничтожить Перуна и сбросить его в Волхов. Где-то здесь был идол, вокруг него – изображения других языческих богов. Это всё было на возвышении, а вокруг – ров.
– Как бы не так, – вдруг услышали они чей-то голос чуть позади. – Есть и другие версии.
Голос принадлежал монаху. Тот поправил очки и представился:
– Я живу на скиту уже давно, – говорил он. – И хотя не историк, не исследователь, много чего знаю. И не из интернета информацию беру.
На этих словах монах почему-то укоризненно посмотрел на Марка. Тот сказал с улыбкой:
– Мне очень интересна ваша версия.
Монах жестом задал новым знакомым направление.
– Нет, конечно, вы всё правильно сказали про Владимира и его воеводу – его, кстати, Добрыней величали – и да, тут правда справляли культ, однако всё не так просто! – парировал Геннадию монах. – Что касается самой площадки, тут есть разные версии. Та, что изложили вы, принадлежит археологу Седову и, разумеется, нельзя её отвергать. Но другие учёные – например, Конецкий – считают, что раскопки раскрыли не святилище, а сопки. И рвы – это часть основания срытых позднее погребальных насыпей. Так что, скорее всего, наши предки тут хоронили усопших.
– То есть на месте, где сейчас крест стоит, – и Марк указал на большой христианский символ, возле которого они находились, – могло и не быть Перуна, так?
Собеседник кивнул:
– Вполне возможно. А знаете, как Новгород крестили?
– Думаю, что не без сложностей, – предположил Марк.
– Да, новгородский люд креститься не хотел, – ответил монах. – Плакали по Перуну. Знаете, я не думаю, что это потому, что так уж им христианство не нравилось, просто налаженный ход жизни менять всегда сложно. Прогуляемся?..
– А что это за красно-белые здания? – спросил Марк, снимая симпатичные домики со шпилями на крышах. – То, что осталось от монастыря?..
– Не совсем от монастыря, – поправил его монах. – От скита… Монастырь упразднили в XVIII веке. А в следующем столетии открыли скит соседнего Юрьева монастыря. Здесь была строгая монашеская жизнь – монахи вкушали только растительную пищу, а женщин сюда допускали вовсе раз в год: на храмовый праздник. Ну, а в богоборческие годы – и без моих пояснений понятно, что последовало. После распада Союза скит перешёл к церкви. Сейчас здесь я живу один. Ну, и трудники иногда.
– Я бы не отказался так пожить, – улыбнулся Марк. – Не всю жизнь, конечно. Но порой уединение необходимо.
Не достигнув цели, он отметил, что с удовольствием прогулялся по скиту. Монах подарил ему брошюрку о Перыни и заверил, что сегодня Марк «ничего ещё не увидел и надо приехать еще раз».
Юрьев монастырь
– Вот мы и в Юрьевом монастыре, – сказал Геннадий.
– И какому Юрию он посвящён? – поинтересовался Марк, настраивая фотоаппарат.
– Вообще, по-моему, Ярославу Мудрому, он велел его построить. По крайней мере, эта версия самая популярная, – ответил водитель.
Марк огляделся вокруг – большая белоснежная обитель, исток Волхова. Красиво. Он уже мог сказать: «привычно красиво». К третьему своему новгородскому дню он отметил, что, пожалуй, уже немного сросся с городом.
Они вошли на территорию монастыря через колокольню. Её построили по проекту Карла Росси в XIX веке, причём сначала предполагалось, что она будет значительно выше, но этого не допустил император Николай I, ведь тогда она бы соперничала с величием колокольни московского кремля – это Геннадий пересказывал Марку слышанную ранее от экскурсоводов очередную легенду…
– А ещё здесь висел третий по величине колокольный набор страны. Больше были только в московском кремле и Троице-Сергиевой лавре, – похвастался Геннадий.
– Столько всего знаете, а о названии монастыря – нет, – обратился он к Геннадию с доброй усмешкой. – Непорядок.
Марк отправил фото таблички с названием монастыря, замершей на одной из стен, не только заказчику, но и Зое – ей он и задал вопрос, на который не мог ответить его верный водитель.
«В крещении Ярослав носил имя Георгий. Георгий-Гюргий-Юрий. Понимаешь?» – написала Зоя.
«Вот как, – ответил Марк. – Где здесь-то «человека новгородского» искать? Монастырь большой, глаза разбегаются».
«Прежде всего – Георгиевский собор», – был ответ.
…– Кажется, он даже больше и выше Софии, – сказал Марк, вглядываясь в шестистолпный храм с лестничной башней.
– Нет, за счёт галерей София по габаритам больше, но по вертикальным пропорциям они сопоставимы, – объяснил Геннадий. – Его строил зодчий Пётр – тот же, что работал над Николо-Дворищенским собором.
– С виду неплохо сохранился, – оценил Марк. – А внутри как?
– Фрески там сохранились довольно плохо… В XIX веке древние росписи сбили со стен и расписали храм заново в современном стиле. Как мне объясняли, тогда это было в порядке вещей… – сообщил Геннадий.
В стене Марк увидел фрагмент старой кладки (смешанной, насколько он понял – из камня и кирпича). Оглядел его внимательно. Пока Марк обходил собор, его спутник снова таинственно исчез. Тогда он робко примкнул к группке паломников, которая целеустремлённо шагала внутрь храма.
– Хорошо, что всё-таки летом сюда приехали, – сказала мама-паломница дочке-подростку. – Собор не отапливается же. Сюда, наверное, в холода и внутрь-то не пускают.
Девочка кивнула, не отрываясь от смартфона. Мать резковато дёрнула её руку – забрала гаджет. Девочка скривилась, но промолчала. Марк ещё немного побыл у храма, но вскоре поспешил за «своими» паломниками.
Внутри было не просто прохладно, а даже холодно. И это казалось невероятным: в такую-то жару. Температурный контраст усиливал уже знакомое Марку ощущение, будто оказался в другой эпохе. Впрочем, смаковать его времени не было, он взялся за фотоаппарат. До Марка доносились обрывки слов монаха, который рассказывал о соборе паломникам:
– Лестничная башня вела на хоры – второй этаж был для высокопоставленных молящихся. Как сказали бы сейчас – для «вип-персон»: князей, посадников. Их же в соборе и хоронили. Например, брата Александра Невского Фёдора и их мать, московского князя Дмитрия Шемяку и его дочь…
…Сохранились только некоторые участки орнаментальных росписей вот здесь, в окнах нижнего ряда, а также фрагменты фресок, которые нашли археологи. Это росписи той же эпохи, что и росписи Никольского собора на Ярославовом Дворище и Рождественского собора Антониева монастыря…