От неожиданности у неё ещё сильней застучало в висках.
– С тобой и до инсульта не далеко, – сказала она, сжимая виски. – Пошли в дом, чего встал?
– На три дня нелётная погода… я позвонил… командировку продлили… – лепетал Гога, идя за Натальей Григорьевной в дом.
– С тебя обед! А у меня голова болит! – сдерживая улыбку, сказала Наталья Григорьевна и ушла в спальню, обхватив подушку, она крепко уснула, и даже не слышала, как Гога уронил кастрюлю с водой, задев ложки и вилки…
– Может останешься на Новый год? – с надеждой спросила Гогу Наталья Григорьевна на аэродроме, вытирая слёзы. – Всего десять дней осталась. Встретим вместе.
Гога замялся.
– Ты женат? – в ужасе спросила Наталья Григорьевна, поняв, что только сейчас её посетила эта мысль.
– Нет! – поспешил разуверить её Гога. – Даже невесты нет!
Наталья Григорьевна облегченно вздохнула.
– Так что тебя, взрослого мужчину останавливает? Успеешь ты вернуться в свой Питер!
– Мне просто надо домой, – сказал он растерянно, глядя на самолёт.
Наталья Григорьевна отпустила его, обида подступила у ней к горлу, слёзы покатились ручьём.
– Зачем тебе домой? У тебя жена, дети?
– Да говорю же нет!
– Ну и лети в свой Питер! – она отошла от него. – Только знай, что это я задержала тебя здесь почти на месяц!
Она размазывала слёзы по лицу ледяной варежкой.
– Как ты? – не понял он.
– Потому что я влюбилась в тебя и хотела, чтобы ты остался! И это я попросила Макарыча испортить агрегат или что он там сделал! И это я попросила сломать самолёт или куда там Протасов улетел на нём! Вот только вьюга и мороз были сами по себе!
Наталья Григорьевна зарыдала в голос от рассказанной правды, но легче ей не стало. Гога стоял, как оглушенный, он медленно повернулся и пошел к самолёту, который прогревал двигатели. Не зная, каких проклятий пожелать ему в дорогу, Наталья Григорьевна догнал Гогу, крепко поцеловала его, а потом стукнула его в нос твёрдой ледяной варежкой.
– Ненавижу тебя, Гога с Технолога! – и, рыдая, бросилась через сугробы домой…
– За сочинение все получают «пятерки», – Наталья Григорьевна сидела в своём классе и смотрела в окно на поленницу через дорогу, которую занесло снегом до самого верха. А, нет, одно торчит, борется, не сдаётся, сучковатое березовое поленце.
А завтра, думала она, пойдёт в парную и выгонит вместе с потом и слезами эту застрявшую в её организме любовь.
Рыбалка на Лене
От реки несло майской прохладой и свежестью, Наталья Григорьевна вдохнула свежий воздух полной грудью. Река Лена появлялась километрах в пяти из-за скалы спокойно протекала мимо, раздваивалась и уходила за поворот. На том берегу был остров. И начиналась непролазная тайга. На берегу местами ещё лежали куски льда величиной с дом – недавно был ледоход. Говорят в ней много золота, в этой Лене. Да! В Питере такого нет! Но там другая красота, своя!
– Какой свежий воздух! Не надышаться! – сказала Наталья Григорьевна и закурила длинную тонкую сигарету, кутаясь в пуховик. Стоя на высоком берегу, она видела, как внизу мальчишки мастерили снасти и закидывали удочки, другие разводили костер и вешали котелок, зайдя по пояс в реку, один зачерпнул два ведра воды и крикнул:
– Наталь Григорьвна! Дайте прикурить! Мы спички намочили!
Наталья Григорьевна поперхнулась дымом и потушила сигарету. Присмотревшись, она воскликнула:
– Симонов Валера? Девятый «А»?
– Я! Но уже десятый!
– От костра прикури!
– Примета плохая! Клевать не будет!
При такой тишине даже тихий разговор был слышен за многие километры, а здесь долетало, наверное, до самого устья.
Собравшись гуртом, пацаны посовещались и Симонов крикнул:
– Идите уху с нами есть! Наталь Григорьвна!
Конечно, местную уху из свежей рыбы она уже ела, и даже готовила сама, и была на вершине блаженства от такого вкуснейшего блюда. Только одни воспоминания пробудили в ней аппетит и в животе неприлично зажурчало.
– Ладно! Помоги спуститься своей учительнице!
И к песчаному берегу, высотой с девятиэтажный дом кинулись все рыбаки девятого, теперь уже десятого «А». Вне школы они, эти шестнадцатилетние парни, выглядели взрослее. Четкие указания Симонова и вот – её, Наталью Григорьевну, эту строгую учительницу, уже подхватили руки. Четверо учеников, которым она ставила двойки за невыученные стихи Тютчева и Фета понесли с сорокаметрового обрыва вниз. Дух у неё перехватило, она завизжала. Она ничего не видела, кроме быстро мелькающих мальчишечьих ног и не чувствовала крепко держащих её восемь рук. Слетев с крутого и высокого берега, ученики поставили её на землю. Все перевели дух.
– На пятёрку? – спросил Валера.
Она только кивнула головой и посмотрела наверх, все расхохотались. Наталья Григорьевна молча вынула и подала парням коробок спичек. Потом подумала и вынула дорогие тонкие сигареты.
– Только никому! – сказала она.
– Да что вы!
– Могила!
– Никогда!
– И мне!
– Вы настоящая учительница!
– Ладно, ставьте двойку, только дайте попробовать!
И все шесть учеников закурили её тонкие длинные сигареты.
Время от времени вытаскивая изо рта, закатывая глаза от удовольствия и кивая.
– Вещь!
– Ну а то!