Факультет любви

Наталья Григорьевна села на стул и закрыла лицо руками, она смеялась. Ну, Протасов! Ну, придумщик! Она сидела и молча хохотала в ладошки.

– Наталья Григорьевна, вам плохо? – спросила участливо кто-то из учениц.

– Нет, мне хорошо, – еле сдерживая смех ответила она, и, повернувшись к Гоге, строго сказала. – Рассказывай! Я сейчас.

И вышла из кабинета.

Она стояла возле крана с водой и хохотала, плеская себе на лицо ледяную воду, восхищаясь сообразительности Макарыча и Протасова и в простоте исполнения поставленных ей задач.

Гога вошёл во вкус и уже увлеченно перешёл на сопромат, и даже начертил пару графиков на доске, чем привлёк внимание всех парней к инженерии. Наталья Григорьевна стояла около дверей и не мешала ему рассказывать о коэффициентах сжатии бетона, эпюрах натяжения и прочих вещах, о которых она ни имела никакого представления. Гога даже постучал кулаком по стене, решив определить толщину кладки, чем привел в полнейший восторг учеников. Но звонок прервал необычный урок и к удивлению Гоги ученики облепили его и начали требовать рассказать про институт – все в один миг решили стать инженерами.

– Слушай… – смущаясь сказал Гога, когда Наталье Григорьевне еле-еле удалось выгнать учеников из класса. – Я у тебя недельку поживу, можно? А то мне комнату у какой-то бабы Нюси снимать не хочется. Был в сельсовете, так к ней определили. А в аэропорту сказали, ещё недели самолёта не будет…

Наталья Григорьевна не дала ему договорить и крепко обвив его шею руками, поцеловала. Неожиданно открылась дверь и шум шестого класса резко прекратился от картины целующейся Натальи Григорьевны. В полной тишине, глядя на учеников с открытыми ртами, она чётко произнесла:

– Вы все останетесь на второй год!

– Почему? – пискнул один голосок.

– Если расскажите, что видели.

– Мы не расскажем!

– Клянёмся!

– Зуб даю, не расскажем!

– Чтоб моя кошка сдохла, если я расскажу, что вы целуетесь с геологом!

– Никогда!

– Пожалуйста, не оставляйте нас на второй год!

– Всё зависит от вас! – сказала Наталья Григорьевна и вышла, держа за руку Гогу, оставив в недоумении учеников.

– На, – она отдала ему ключи от дома. – Можешь меня подождать дома.

– А можно я по школе похожу? Посмотрю? Заодно тебя подожду.

– Да конечно! – обрадовалась она, давно её не ждали! – Ещё три урока!

На переменах она провозилась с учениками и глаголами, и так и не смогла выйти в коридор к Гоге. Последний урок закончился, Гоги в коридорах школы не было, зато из спортзала хором доносилось «Го-ша! Го-ша!». Она открыла дверь в спортзал и дикий вой, шум и гвалт обрушился на её уши. Гога стоял посреди спортзала с баскетбольным мячом и примеривался к кольцу, вокруг сидели, скакали и просто орали старшеклассники. Бросок! И мяч под дикие вопли залетел в кольцо с середины площадки. Все повскакивали с мест и кинулись к Гоге, к которому шёл физрук, наклонив голову, лоб у него был красный.

– Может, не надо? – спросил Гога.

– Давай! – зло сказал физрук.

Гога отвесил ему шалбан под общий хохот, ржание и завывание учеников.

– Ещё! – сказал физрук

– Может, всё?

– Ещё! – твёрдо настаивал физрук и встал на шаг дальше от центра.

В полной тишине он постучал мячом об пол, прицелился и с силой кинул, мяч немного не долетев кольца упал. Раздался рёв учеников со скамеек. «Го-ша! Го-ша!», все кричали и хлопали. Гога разделся по пояс, шум усилился, затопали ногами, засвистели. Он легко бросил мяч с того места, где стоял физрук, мяч полетел по высокой дуге, ударился о край кольца, немного прокатился по нему и провалился внутрь. Шум поднялся такой, что задрожали рамы. Скандирование «Го-ша!» переросло в «Шал-бан!». Под улюлюканье и свист, Гога слегка щёлкнул физрука в лоб, чем был также освистан за то, что шалбан был слабый, а физрука жалеть не надо. Наталья Григорьевна тоже похлопала такой спортивной победе, как ученики тут предложили кинуть ей мяч со штрафной линии. Гога взял её за локоть и быстро что-то пошептал на ухо, показывая на прямоугольник над кольцом. Наталья Григорьевна закивала, встала на исходную, и, вспоминая уроки физкультуры, бросила мяч. В полной тишине мяч ударился о щит, отскочил и застрял между кольцом и щитом. Вздох удивления вырвался из груди учеников. Сама Наталья Григорьевна не ожидала такого, она стояла с открытым ртом и смотрела на мяч, потом скорчила гримасу, развела руки в стороны, чем вызвала истерический смех у учеников. Физрук ходил и бурчал, глядя на это всё, кто-то побежал за шваброй, а Гога взял хороший разбег и, подпрыгнув, уцепился одной рукой за кольцо, второй одним ударом выбил застрявший мяч. Ученики чуть ли не качали Гогу. Каждый счел своим долгом подойти и пожать ему руку. Такой парень достоин нашей Натальи Григорьевны, как бы говорили они ему, ты мужик, что надо. Гога, ставший центром внимания целой школы пребывал сам в небольшом шоке.

–Может, к нам физруком? – по-свойски спрашивали старшеклассники.

– Спасибо, конечно, но это хобби, – отнекивался Гога.

– Приходите с нами вечером в баскет рубится! Мы тут каждый вечер! – старшеклассники терзали Гогу, но тот только отнекивался и поглядывал на Наталью Григорьевну.

– Ты теперь у них в авторитете, – сказала Наталья Григорьевна, когда они шли домой.

– Да, уж, сам не ожидал… – усмехаясь сказал Гога.

Неделя летела. Гога вызвался сам готовить, его уже знали в магазинах, куда он стал часто захаживать. Вечером, при самодельных свечах, Гога пел романсы и весёлые песни Высоцкого. Наталья Григорьевна лежала рядом на шкуре оленя, которую Гога прикупил по случаю у заезжих якутов, и пила самодельное вино. Чем задержать ещё Любимого человека, больше ей не приходило в голову. И она смирилась с этой мыслью. В понедельник прилетит самолёт, а на нём улетит Гога, но пока он здесь, он – её.

В воскресенье под вечер крепко подморозило.

–Минус сорок пять, – сказала Наталья Григорьевна, глядя на градусник. – Как ты в такой мороз полетишь?

– Ого! Никогда таких мороз не видел, – сказал Гога и одевшись, вышел на улицу.

В понедельник было минус пятьдесят, объявили «актировку», и запрет на вылет гражданской авиации на пять дней. Гога ходил и сокрушался, воздымая руки к небу, что-то шептал, и ругался. Наталья Григорьевна тихо радовалась, крепко обнимая Гогу. В воскресенье утром послышался гул самолёта, Гога выскочил из одеяла и растолкал Наталью Григорьевну.

– Самолёт! – крикнул он и побежал к окну.

Прямо над домом Наталь Григорьевны АН-2 сделал круг и ушел на посадку.

– Наташка! Самолёт вернулся! – Гога прыгал в одной штанине, пытаясь быстро одеться.

Наталья Григорьевна резко села на кровать. Всё! Точно прилетел! Специально над моим домом круг сделал, чтоб я знала! Эх, Протасов! Вокруг неё быстро одевался Гога и скидывал вещи в чемодан.

– Шкуру брать не буду…

Прощались как-то неуклюже.

– Спасибо, приютила, неприкаянного. Будешь в Питере…

– Ага, я помню, клуб на Мойке. И ты заходи…

Болела голова, Наталья Григорьевна лежала, ковыряя подушку и немного шмыгая от проступивших слёз. К обеду голова разболелась сильнее и она решила прогуляться. Неожиданно для себя она увидела вьюгу за окном, посмотрела на градусник – минус пять. Понятно, с минус пятидесяти. Она опять легла в кровать и тут же подскочила. Ну! В такую погоду! Не летают же? Спросила она у себя. Не должны, ответила. Быстро оделась и вышла, как на пороге дома столкнулась с Гогой, который был весь в снегу и держал в руках чемодан.

– Ай! – вскрикнула она от неожиданности.

– Извини, не хотел напугать, ты куда-то собралась?