Тати. Повести и рассказы

Но было.

На Чистякова смотрел из каморки в четыре пары гляделок паук немыслимого, непредставимого здравым умом размера!

Размах его покрытых шипами лап явно был куда больше, чем удалось бы Семену раскинуть руки.

Внезапно во стрекочущей тишине прошел голос:

– ПОДОБНО ЭТОМУ И В ДУШЕ. ДОСТАТОЧНО ПОЖИТЬ СКОЛЬКО-ТО, И НАКАПЛИВАЮТСЯ ТОННЫ ХЛАМА. А В ХЛАМЕ ВСЕГДА ЗАВОДИТСЯ…

Но Чистяков игнорировал.

И даже не подумал классифицировать голос как-либо: как слуховую галлюцинацию, например.

Семен способен был в это мгновение думать об одном только. Про вероятное будущее. Ближайшее.

Лапы собираются к тулову, образуя прыжковую пружину.

Чудовище взвивается и падает на Семена сквозь открытую дверь!

И жвалы, полные кислоты, смыкаются, пробив грудь. И останавливается сердце…

Чистяков закричал.

Издевательское эхо подвала со радостью повторило вопль.

Рука Семена, выронила фонарь, вслепую нащупала дверь каморки, со стуком ее захлопнула.

Мужчина развернулся к филенке спиною и, упираясь в нее, сполз по ней. Ладони его забегали по земляному полу, сами как пауки, нащупывая, где же валяется там навесной замок.

И пальцам вдруг повезло. Они наткнулись на холодный металл и подхватили его и дужка, хоть и разъетая, соблаговолила продеться в родные петли.

Отгораживая весь ужас там, по ту сторону. Запирая.

Пусть даже лишь по сторону хлипкой дощатой дверки. Но, все-таки…

Семен выдохнул.

Эта вечность, оказывается, заняла не более времени, чем есть его между вдохом и выдохом.

Померещилось, – прошептал мужчина. – Мне просто это все померещилось. Так именно и бывает, если направить луч света на какой-либо скопившийся хлам. Чего там не нарисуется…

Тем более коли хлам – чужой, которого тебе и видеть-то не положено! Странно, что не обнаружился там и целый дракон, или обитательница озера Лох-Несс, или…

Так что на самом деле бояться нечего. Там лишь окостенелый бред, который человек продолжает тянуть по жизни, боясь признаться себе, что скарб этот ни на что толковое не годится. Старье за перегородкою безопасно… и не способно причинить никакого зла, и…

Но тут еще один вопль вырвался из горла Семена, породив эхо.

Запертая ненадежно дверь заходила ходуном и хлипкая дужка замка угрожала вывалиться в любую секунду.

Заарестованный ужас не желал примириться со своим заключением. Он чуял через дощатую дверь человеческую теплую кровь и жаждал как можно скорее впитать ее.

Семен и не помнил даже, как оказался у выхода из подвала.

Он судорожно скрежетал ключом о железо, пытаясь угадать скважину… Как связка-то вообще еще оставалась зажатою у него в руке? Ведь просто невероятно, чтобы Чистяков ухитрился ее не выронить в сумасшедшие предшествующие мгновения!

И он бы обязательно об этом задумался, надо полагать… если бы в состоянии был сейчас думать вообще хоть о чем-либо.

Клацающий лязг несся из пустоты за его спиной. Паук рвался…

И вдруг оно получилось у Чистякова. Его мятущийся ключ – попал. Проскрежетал уже в скважине один его избавительный оборот, второй…

– Я БЫ НЕ СОВЕТОВАЛ ВАМ СПЕШИТЬ.

Тот же голос!

Теперь Семен обратил на него внимание и он вздрогнул, как от удара током.

И так же, как и бывает нередко в итоге удара тока, Семена оцепенило. «Распахивай скорее дверь и беги!» – колотилось в его сознании. Но билось это воление отдаленно и как-то тускло – бабочкой по ту сторону стекла. Безнадежное, не стоящее внимания.

Семен был загипнотизирован голосом. Он оборачивался, потому что осознавал, что все равно ведь не сможет не обернуться.

И он увидел: прямо позади него, в трех шагах, в пыльном и мутном луче заросшего паутиной маленького окошка…

стоит Подвальник.

Семен и не надеялся сомневаться, не есть ли то кто иной.

По пьяни заплутавший сосед по дому? случившийся здесь ремонтник? забредший бомж?..

Смешно!.. Потому что внешний вид существа, рекомендовавшего не спешить, был… здесь более всего подойдет, наверно, определение ОДНОЗНАЧЕН.

Создание не имело кожи.

Ее заменяло подобие грязноватого гипса, наложенного небрежно, так что через этот строительный материал просвечивало, местами, мясо. Если за таковое можно посчитать мертвые, иссиня-серые мышцы, канатоподобные сухожилия.

Кости же существа, проступавшие сквозь кой-где, напоминали ржавую арматуру.

– ВЫ ОТЫСКАЛИ ОТНЮДЬ НЕ СВОИ КЛЮЧИ, – продолжал Подвальник. – ВЫ ИХ У МЕНЯ УКРАЛИ. ОНИ СПОСОБНЫ ОТКРЫТЬ ОСОБУЮ ВЕСЬМА ДВЕРЬ. ИЗ ВСЯКОГО ПОДВАЛА НАЛИЧЕСТВУЕТ ОТВЕРСТИЕ В БОЛЕЕ ГЛУБОКИЙ ПОДВАЛ. И ВЫ – НА ЕГО ПОРОГЕ.

Едва ли Семен улавливал в те мгновения смыслы слов. Его сознание балансировало на грани обморока.

Да он бы и отключился, но прагматизм подсказывал: оставаться во власти монстра – верная смерть! И героическим усилием Чистяков заставлял себя принять эту новую, невозможную, немыслимую реальность!

Итак, они существуют, – вычислял ум Семена с мертвенным хладнокровием, какое наитствует иногда стоящих у последней черты. – Не суетны суеверия, передающиеся у самых разных народов из века в век… Леший, Водяной, Домовой, Овинник… Банник… еще кто там? Тогда почему бы не быть и ему – Подвальнику? Что общего у этих форм нежити? Они же ограничены территорией. Баня с пауками по углам для них – вечное. Я окажусь вне власти Подвальника как только я покину подвал! Вот он и заговаривает мне зубы…

Все эти мысли промелькнули в сознании Чистякова быстрее, чем за секунду. Потому сразу же, как только отзвучали слова Подвальника, Семен развернулся и ударил корпусом в дверь. И вылетел через ее проем… на ту сторону.

Семен уже представлял себе, как он взбегает по щербатым ступеням и видит солнце.