– Тебе и не снилось, – донесся ответ.
Антон прикинул цифры в уме: содержать минивэн накладно. Но говорить хочется совсем о другом: не о банальных земных вещах, вроде цен на топливо и количестве лошадей под капотом, а выплеснуть сияющее безмятежное счастье, которое, как сжатая пружина, расправлялась сейчас под ребрами.
– Знаешь, Брахман, ты сволочь та еще – людей травишь без всякой совести, – улыбнулся Антон самой искренней и самой нетрезвой из своих улыбок, – но человек хороший.
– Хотелось бы верить, – скупо ответил Брахман и хлопнул дверью.
Впервые Антон встретил его на какой-то мажорной тусовке. Брахман везде был желанным гостем, благодаря отменному качеству товара. С Брахманом легко: он не лезет в душу, не раздает никчемных советов – нормальный мужик, разве что ходит шестеркой под местным наркобароном. Откровенность Брахмана подкупала, и в одну из бессонных ночей Антон выдал всё как на духу: кто он и чем промышляет. Какой черт его дернул, и сам не понял; алкоголь – враг здравому смыслу. Вообразил, что Брахман мог стать его другом. Теперь неловко: взвалил на приятеля лишний груз.
По крайней мере, приятель, сам небезгрешный, умел держать язык за зубами.
Мелькание однотонных фасадов и тихое ворчание мотора убаюкивали. Забывшись, Антон прикладывался к зелью всё чаще; девчонке останется пара глотков, да и плевать. Сквозь приятную негу надоедливой мухой снова зудит беспокойство: вдруг подставная? Выкурила из дома, копошится в вещах, вызывает наряд, и ему завернут руки за спину, едва он объявится на пороге. Нужно скорей от нее избавиться.
Тем временем остался позади центр, минивэн мчался по проспекту в сторону кольцевой.
– Куда ты меня везешь? – Антон взглянул на Брахмана и не узнал: поджав губы, тот не сводил с дороги глаз. Воротник потемнел от пота.
– Нужно уладить одно дельце, – задумчиво ответил приятель.
– Мог бы сказать, что требуется помощь.
Брахман вздохнул.
– Володь, то есть Антон… Ты не понимаешь… Я старался, чтобы до этого не дошло, спрашивал раз, спрашивал два, но ты бараном прикинулся… Как таких убеждать вообще? Зачем только подписался…
– Какой-то ты нервный сегодня, не суетись, – Антон отвернулся к окну и прикрыл глаза. Не хотелось впускать в себя раздражение, пусть оно пройдет сквозь него, не задев жизненно важного. Как бы то ни было, вскоре всё прояснится.
Они продолжали нестись к окраине города, избегая редких светофоров.
– А помнишь, как мы сидели в «Ломоносове»? – вдруг заговорил Брахман. – Там еще девчонки красивые танцевали на стойке.
Антон хмыкнул, поддавшись приятным воспоминаниям.
– Ты меня тащил на себе, адреса моего не знал и пристроил в машине. Пледом накрыл, водой отпаивал. До утра со мной просидел, пока я не проспался.
– Помню.
– Или вот, когда минивэн отжать у меня хотели. Ты вступился, пригнал на тачке и давай гудеть на всю улицу. Цыплята хвосты поджали, помнишь?
– Да помню-помню. Ты чего вдруг?
– Да ничего, накатило что-то, – разом потух Брахман. – Просто думаю, почему так? Ты знал-то меня от силы недели две.
– Так было правильно, – ответил Антон, и Брахман до конца пути не проронил ни слова.
Впереди, чуть правее трассы маячили голубые тенты – палаточный лагерь беженцев. В районе Черной реки таких было три. На деревянных кольях, врытых в мокрую после ливней землю, трепыхалась полосатая лента: красный и белый. На веревках сохло белье, под ним бегала малышня, старики грелись на быстро тающем солнце. У людей оттенки кожи от сливочно-белого до шоколадно-медного. Народу много и все при деле – лишь бы не оставаться в тесных палатках, где братья по несчастью и чужаки, с которыми приходится делить кров.
В сторонке, как на продажу, неровным рядком выставлены автомобили. Забиты барахлом по самую крышу – всем, что удалось перевезти через границу.
Поток беженцев хлынул чуть больше года назад – сначала на юг: в Ростов, Краснодар, Астрахань. Непривычные к холоду греки, испанцы, французы испугались морозов. Но земля не резиновая, пришлось двинуть севернее, а финнами и шведам, потомкам викингов, сам Бог велел ехать в Питер. Разбрелись, потихоньку осели, но мало кто обрадовался такому соседству: оппозиция обвиняла власть в бесхребетности и грозила повторением европейского сценария, прочие, наоборот, возмущались тому, что людей загнали в резервации, словно скот. Вдобавок в лагерях плодилась зараза – город теперь сканировали тепловизорами, а полиция любого могла выдернуть из толпы и шлепнуть в смартфон метку: «На изоляции».
Приезжие молча терпели и, пока росли столбики малобюджетных многоэтажек, ютились в палатках, искали работу, иногда поворовывали, а маленькие разноцветные европейцы бегали по дальним окраинам и набухавшим мусорным кучам, перемазанные в грязи. Таковы дети: им всё – игра.
Брахман свернул с трассы на проселочную дорогу. Машина буксовала, проваливаясь в размытую ливнями мягкую глину, скакала по ямам, как ретивый теленок, отчего глаза всё-таки пришлось открыть и вцепиться в ручку двери.
Наконец Брахман притормозил у облезлого ангара – полузарытой консервной банки: «Вот мы и дома». Из дверей донеслась крепкая ругань.
Антон неохотно зашагал по щебню вслед за приятелем. Голоса в ангаре тут же стихли, оттуда с опаской выглянул мужик неприятного вида: тощий, половина уха то ли отрезана, то ли откушена, то ли вообще отстрелена. Антон врос в землю.
– Это кто? – спросил мужик.
– Он самый, – ответил Брахман.
– Зачем сюда его притащил?
Безобидной мошкаре и то досталось бы больше внимания, чем мужик уделил Антону.
– Доберман, я не знал, что делать, – голос Брахмана взял фальшивую ноту. – Он отказался.
– Отказался?
Антон съежился от свинцового взгляда того, кого зовут Доберман. Худое лицо с торчащими скулами и правда напоминало морду породистого бойцового пса. Запоздало до Антона дошло, что он и есть некое «дельце» Брахмана. Вот ведь влип. И бежать некуда: впереди ветхие лачуги, подступы к ним завалены покрышками и прочим гаражным хламом, позади ровное поле и трасса. Слева ангар с мутными типами – знать бы, сколько их там. Справа, метрах в ста – глухая бетонная стена, за ней – крыша невысокого здания и верхушки деревьев. В ожидании падали над головой кружились вороны.
– Теперь он не твоя забота, – сказал Доберман, – отгоняй тачку и проваливай. Я замолвлю за тебя словечко перед Хозяином, если память не подведет. – Он издал хрип, отдаленно похожий на смех.
Брахман раскис и побрел к машине не оборачиваясь.
– Потолкуем? – спросил Доберман с наигранным дружелюбием и протянул Антону сигарету. Пару минут покурили молча. Антон отходил от вероломства друга, вдруг забыв, где он и с кем находится; его, как пустую комнату, заполнял горький дым.
– Под крышей будет удобнее, – Доберман кивнул на дверь ангара.
Антон взглянул исподлобья.
– Как хочешь, – Доберман только пожал плечами. – Так чего отказался? Дело выгодное.
– Что делать-то надо?
– Не в курсе. Узнаешь у главного. – Доберман многозначительно поглядел в небо. Дым парными струйками бил из его носа, как из сопла ракеты. – Три миллиона за пару деньков работы. Мне бы так.
– Три миллиона… Рублей, что ли? Да я за вчера получил больше, чем твой Хозяин за всю жизнь.
Зелье и злоба завладели Антоном, требуя показать зубы.
– За языком следи. По мне, так и трех за глаза, но как договоритесь. Ты сколько хочешь?
– Хочу, чтобы от меня навсегда отстали, – ответил Антон и втоптал в грязь окурок.
Доберман прикрыл глаза и вновь выпустил дым через нос – на этот раз как взбешенный дракон.