– Конечно, нет. Просто хочу узнать, что там.
– Что, если ничего?
Она покачала головой.
– Такого не может быть. В любом случае поездка будет иметь смысл: истина дороже незнания, так ведь?
Бор осторожно кивнул и размял спину. Сидеть на корточках стало утомительно.
Проходившая мимо старушка, подумав невесть что, разразилась воспитательной тирадой. Наверняка со стороны ситуация выходила за рамки приличия. Они сели по-человечески, и Лена спрятала осколок породы в черную тряпичную сумку с ремешком через плечо и надписью «Москва-80».
– Жаль, я не смогу поехать. Разве что удастся попасть в экспедицию, но я всего лишь первокурсница, кому я нужна? Да и выехать из страны – целое приключение. А ты был за границей?
– Да, с родителями. В Болгарии, Италии, на Кубе…
Бору вдруг стало стыдно за то, что ему повезло больше, в чем не было его личной заслуги.
– Но после Сеульского Боинга наших за границей не очень-то жалуют[2 - Инцидент с Boeing 747 над Сахалином – авиакатастрофа, произошедшая в ночь на 1 сентября 1983 года, когда пассажирский авиалайнер Boeing 747-230B авиакомпании Korean Air Lines вошел в закрытое воздушное пространство СССР и был сбит советским истребителем. Погибли все находившиеся на его борту 269 человек.], – поспешил добавить он, – так что лучше переждать, пока всё уляжется.
– Да, – пробормотала Лена. – Наверное, твои мечты должны быть поинтереснее моих.
– Ну это… Как-то даже не задумывался.
– Ничего, скоро ты поймешь чего хочешь.
С Дикаркой было так тепло и просто, Бор наслаждался каждой секундой, проведенной в беседе с ней.
– Что ж, тогда меня не удержишь, – он хохотнул, но Лена отчего-то помрачнела.
Разговор мало что изменил – разве что, Бор стал смелее в присутствии Лены, а она ловила его взгляд в толпе и салютовала ладошкой. Но та маленькая беседа зародила в душе Бора настойчивую, не дающую покоя надежду. Тем более, Дикарка явно не отдавала никому предпочтения.
Определенность ударила под дых неожиданно и жестоко.
Однажды Бор увидел, как она скрылась в комнате Максима, и этот гаденыш повесил на дверь красный галстук. Тот самый галстук, служивший предметом домыслов и пересудов: Макс надевал его, когда хотел произвести впечатление на девчонок, с которыми наверняка что-то будет, но Бор знал, что эта тряпка скрывает – насквозь фальшивую натуру Максима. Бор долго не мог сдвинуться с места, всё глядел на проклятый кусок ткани и сжимал кулаки.
Поначалу он решил не думать о девушке, но в тесном студенческом мирке это было непросто. Толкотня возле аудиторий, узкие коридоры общаги – и вот взгляд снова упирается во влюбленную парочку. Они уже не скрывали чувств: держались за руки, ускользали вдвоем в темные закоулки, чтобы до беспамятства целоваться, а Бор прижимался лбом к ледяному стеклу, оставляя сальный отпечаток в форме булыжника с альмандинами.
Дикарка приветливо здоровалась, даже не подозревая, насколько сильно сдвинула пласты его души. Внутри Бора бушевал древний тоскливый докембрий: сталкивались литосферные глыбы, извергались потоки магмы, взмывали ввысь облака серного газа – и ничего живого.
Однажды вечером в дверь комнаты постучали.
Красные глаза, влажные щеки. От Дикарки не осталось и следа – девочку Лену хотелось затащить внутрь и укрыть от невзгод под своим одеялом.
– Что случилось?
У нее отобрали сумку с деньгами и зачеткой отличницы. Могло быть и хуже. Чудом вырвавшись из крепкой мужской хватки, она стремглав бросилась в людное место. Макса с ней не было, не было его и в общежитии. Вечер пятницы, Максим с остальными зависли на чьей-то квартире, а ей к зачету готовиться.
В чашку плеснул кипяток, и Дикарка одернула пальцы. Бор принялся дуть – от усердия чайная лава потекла по рукам, но кожа не ощущала ни боли, ни жара.
Дикарка не знала, к кому пойти, одной было страшно. Тогда подумала о Боре. Да уж, он всегда в зоне доступа: с головой погрузился в учебу и покидает комнату только ради лекций и походов в гастроном за углом.
Всхлипывая, девушка говорила, а Бор заворожено смотрел на свою мечту. Совсем рядом, протяни руку и дотронься. Но он не смел, будто Максим огородил подругу колючей проволокой и пустил ток.
– Спасибо, что не оставил меня одну. – Лена подняла заплаканные глаза с черными лунами зрачков.
– Как же иначе? – ответил Бор. – Я для тебя все сделаю. Убью, если хочешь того урода, что напал на тебя. И неважно, что вы с Максимом… – чертов язык выдал его с головой. – Прости, зря я это сказал. Будьте счастливы вместе.
Дикарка слушала не дыша.
И тут в общежитии вырубило пробки. Февральский вечер ворвался в комнату. Свет фонарей отражался от снега – желтый, больной. Стены и потолок цвета сепии, словно на старом снимке.
Она сама обняла его, прижалась к груди, ладони скользнули под майку. Прикосновение окатило упругими волнами. Что вдруг на них нашло, – быть может, прорвалась наружу долго сдерживаемая потаенная тяга либо от пережитого страха девушке захотелось тепла – так и осталось загадкой. Бор притянул Лену к себе и осыпал жадными поцелуями соленые щеки и губы с ускользающим вкусом дешевого вина. Она не противилась и прикрыла глаза. Вулканы взрывались жаром, под кожей текла раскаленная магма. В прорези блузки мелькнул сосок – выстрелил, убил наповал, тогда Бор совсем поплыл и потерял равновесие…
Когда Максим объявился, Бор не промолвил ни слова: что ни скажи, прозвучит оправданием. Девушку Макс отправил за дверь, а Бор получил от бывшего друга по челюсти. Они помахали кулаками неуклюже, как школьники: для обоих драка стала крещением. В полном молчании вцепились друг в друга, катались по полу клубком ревности, раздавали пинки, царапали костяшки об зубы, хватали за горло и душили, пока не разняли примчавшиеся на шум соседи.
Бор долго терпел насмешки. Теперь он предатель, а Дикарка растеряла достоинство, ошибочно приписываемое девушкам без богатого послужного списка. Нажила обидчиков из бывших завистниц, стала пропускать занятия, избегать с ним встреч. Но самым невыносимым было лицо Максима, когда сшибались их с Бором взгляды, – его сочащаяся ядом ненависть.
Бор почти решился забрать документы. Отец бы, конечно, не простил. Суровый тучный мужчина, заведующий текстильной фабрикой и подпольным цехом, где шили американскую «монтану» из контрабандной дерьмовой ткани, любил повторять, склоняясь к лицу сына так близко, что тот чувствовал мятный запах его рта: «НЕ НАДЕЙСЯ, ЧТО БУДЕШЬ СИДЕТЬ У МЕНЯ НА ШЕЕ».
К счастью, благоразумие его не оставило. Бор решил подзаработать, подарить Дикарке ее мечту и вообще стать уважаемым человеком. Но к отцу на поклон не пошел бы, даже если бы от этого зависела его жизнь.
«Надежда» и черная дыра
Антон.
Пока отекший глаз не пришел в норму, Антон носил темные очки. Спина, превращенная Псами в разноцветное саднящее месиво, заживала медленно. Раны затянулись, но не прошли бесследно. Иной раз глядя в зеркало, Антон выл с досады: ровные ряды единиц и нулей испорчены, часть воспоминаний погублена.
Ничего, это можно подправить, успокаивал он себя. Кожу выровнять, а рисунок нанести заново. Главное, от него отстали – даже Брахман снялся с привычного места, а Антон твердо решил завязать с зельем. Не так уж сильно он пристрастился. А вот таким впечатлительным, как та девка с тату, везет меньше: от организма зависит и бог знает чего еще.
Затишье выглядело подозрительно: он не выдал Брахману адреса, но при желании найти человека не проблема. Если знаешь, кого искать.
Он проверил замки, наблюдал за охраной на въезде во двор. На работе стража не спала, хотя часто отлучалась подымить. Машины с незнакомыми номерами пропускали, если сильно просили. Снаружи и на этажах камеры. Каждая дверь, каждая зона отдыха и даже пруд с утками под прицелом. Сбежать же от разговора с консьержем – задача практически невыполнимая.
Но еще слишком много неизвестных. Надумает ли Рваное ухо отомстить? Что Хозяину от него надо? И главное: насколько упертый этот тип?
Лето оборвалось внезапно. В начале сентября Антона проснулся в одиночестве от звонка телефона. Номер незнакомый.
– Владимир Деникин, – не спрашивал, а утверждал уверенный женский голос. – Поликлиника беспокоит.
Антон покосился на часы. Восемь утра, а он проворочался полночи без сна.
– У нас есть информация конфиденциального характера. Необходимо, чтобы вы получили ее лично.
– А сейчас нельзя?
– К сожалению, передавать такие сведения по телефону мы не имеем права.
Антон тут же прокрутил в сонном мозгу, когда мог себя чем-то выдать, – разве что сдуру оставил номер кому не следует, и теперь его замучат коллекторы, банки и прочая чепуха, вроде этой клиники. По крайней мере, им известно лишь его официальное имя.