«Свет и Тени» Последнего Демона Войны, или «Генерал Бонапарт» в «кривом зеркале» захватывающих историй его побед, поражений и… не только. Том III. «Первый диктатор Европы!»

Франция надолго оказалась выведенной из войны и смогла отомстить обидчикам лишь спустя… полвека, а точнее – 49 лет и 2 дня!

Но зато как, она отомстила: «… дунула на Пруссию и, Пруссии не стало!»

Правда, спустя 65 лет Франция получит… «обратку», но это случиться уже при другом императоре французов – Наполеоне III!

* * *

Если победа при Россбахе одна из вершин (еще одной принято считать Лейтен) полководческого искусства другого великого полководца XVIII века – прусского короля Фридриха Великого, то двойная победа Наполеона под Йеной и Ауэрштедтом стала пиком военной карьеры Наполеона. Дальше Капризная и Изменчивая Девка по имени Фортуна станет все чаще отворачиваться от своего любимца.

Глава 8. Всесильный и семижильный «маленький капрал» или, каково быть рядом с гением?

Наполеон, конечно, еще не знает об этом и продолжает строить грандиозные планы, работая как проклятый по 18 часов в сутки. Мало кто умел за эти часы переделать такое невероятное количество дел, как Наполеон. Обычно он ложился спать около 10 часов вечера. Верный (до поры – до времени: ничто не вечно в этом лучшем из миров!) мамлюк Рустам укладывался на пол поперек двери. Для него давно стало нормой вставать вскоре после полуночи и читать свежие доклады, присланные из армии накануне вечером. Потом он диктовал вызванному секретарю Меневалю (сменившему на этом хлопотном посту в 1802 г. в конец проворовавшегося Бурьенна) необходимые распоряжения, вносил изменения в приказы и незадолго до рассвета ложился поспать еще на час-другой. Перед этим Наполеон приказывал подать мороженое, которым он угощал обессилевшего от ночных трудов секретаря. Засыпал Бонапарт тут же и никто не имел права его будить.

Но в 6 часов утра он уже снова был на ногах, легко завтракал (в еде Наполеон был крайне неприхотлив) и вызывал к себе своего самого незаменимого из всех многочисленных адъютантов Бакле д`Альба, известного ему еще со времен осады Тулона, блестящего картографа и мастера по сниманию планов. Этот невысокий смуглый человек, потрясающе красивый и крайне опрятный, очень образованный и талантливый штабной офицер оказывал Наполеону самую большую помощь в планировании военных операций с 1796 по 1813 гг. Он заведовал личным топографическим кабинетом Бонапарта. Обычно для них день начинался с того, что они вдвоем ползали по гигантской карте, втыкая разноцветные булавки (обозначавшие нахождение воинских частей) в новые места, и ворчали, и переругивались, сталкиваясь головами или задами. Этот самый незаменимый адъютант Бонапарта обязан был следить за тем, чтобы все необходимое всегда было под рукой: ящики с курьерскими донесениями, складной стол, циркули для корректировки ежедневных маршей армейских частей на картах разных масштабов и наконец, «святая святых» императора – его записные книжки с подробнейшей информацией о каждой воинской части – как французской, так и вражеской и прочие справочные материалы. На д`Альба возлагалась ответственность за расчеты времени и расстояний передвижений армейских частей.

Именно Бакле непрерывно следил за движениями войск посредством накалывания на карте булавок различных цветов, изображая таким же образом, по непосредственному указанию Наполеона, готовящиеся военные действия. Одаренный необыкновенной способностью, он мог единственно на основании карты безошибочно представить панорамы той местности, где император предполагал дать битву. По штриховке, по какой-нибудь кривой линии, по белым и черным точкам, он воссоздавал не только в своем воображении, но и в воображении другого не только отвлеченное представление, а, так сказать, живую картину местности предстоящего похода.

У красавца Бакле, на котором хорошенькие женщины висли гроздьями, почти не было личной жизни ибо эгоистичный император не только начинал свой рабочий день с фразы «пришлите ко мне д`Альба», но и завершал свой рабочий день именно этой же фразой.

Собачей жизни Бакле не завидовал никто, но зато он очень быстро дослужился до генерала и имел право на фамильярность с императором, дозволенную очень узкому кругу лиц.

Затем наступало время кратких аудиенций для самых важных лиц, плавно переходившая в работу над важнейшими государственными бумагами, уже разложенными стопками на столе и ожидавшими его решения. Наполеон по диагонали проглядывал их: либо утверждая документ, размашисто царапал на полях свой инициал «N», либо диктовал краткий ответ своим секретарям, либо вовсе бросал бумагу на пол, если считал ее недостойной своего внимания. Изредка случалось, что Бонапарт на минуту задумывался и если дело было крайне сложным, откладывал бумагу в сторону, говоря: «До завтра. Утро вечера мудренее».

Потом он садился на коня и деловито скакал в какую-нибудь часть для инспекции. Наездником Бонапарт был весьма посредственным, но езду верхом переносил уверенно. Куда бы он не выезжал, его всегда сопровождали несколько запасных арабских скакунов, помимо этого во всех воинских частях, куда он направлялся для него всегда были наготове не менее 5 запасных лошадей.

…Кстати, с лошадьми на все случаи жизни у Наполеона было все в порядке, тем более, что более 20 лет своей военной эпопеи в Европе, Африке и России, он провёл преимущественно верхом в седле. Будучи артиллеристом по военной специальности, Бонапарт еще в 1784—85 гг. получил несколько уроков верховой езды в Парижской военной школе (Еcole militaire de Paris). Первая офицерская лошадь появилась у него во время осады мятежного Тулона в 1793 г. Правда ее имя осталось нам неизвестно. Она погибла в 1797 г. во время знаменитого боя на Аркольском мосту, став первой из 18 лошадей, раненых или убитых под ним до того как он был отправлен на о-в Святой Елены. Несмотря на репутацию плохого наездника, Наполеон славился своей выносливостью и был способен длительное время двигаться галопом, оставляя позади офицеров своего штаба и даже всадников эскорта. Императорские конюшни, которыми с 1804 г. вплоть до падения Наполеона руководил обер-шталмейстер генерал Коленкур, располагались в Париже, Сен-Клу, Медоне, Вирофлэ и пополнялись лошадьми с императорских конных заводов Сен-Клу, Нормандии, Лимузена и Великого герцогства Берг. Считается, что Наполеон отдавал предпочтение арабским, немецким, лимузенским, испанским, персидским породам лошадей и не жаловал баварских и бретонских коней, которых считал излишне тяжеловестными. Помимо этого, он не любил лошадей белой масти, поскольку они служат отличной мишенью на поле битвы. В то время, как лошади серой масти не такие яркие и обладают более покладистым характером. Для такого посредственного кавалериста, как Бонапарт, лошади проходили специальную подготовку. Как вспоминал потом его первый камердинер Луи-Констан Вери, более известный как «Констан»: «Император садился на лошадь очень неизящно <<…>> Их тренировали выдерживать, не шелохнувшись, самые различные мучения: удары хлыстом по голове и ушам, барабанный бой и стрельбу из пистолетов, размахивание флагами перед глазами; к их ногам бросали тяжелые предметы, иногда даже овцу или свинью. От лошади требовалось, чтобы в момент самого быстрого галопа Наполеон смог бы на полном скаку неожиданно ее остановить. В распоряжении Его Величества были только выезженные до невероятного совершенства животные». С 1808 по 1810 гг. французского императора обслуживали 500 лошадей, с 1810 по 1814 гг. – 450 коней. Средний срок их службы – 4 года, но ок. 30 лошадей служили более 10 лет. За все военные годы он потерял – 20 коней, а во время рокового Русского похода 1812 г. – аж 69 лошадей. Всего, за время наполеоновской империи в конюшнях императора состояло ок. 6 тыс. лошадей, служивших лично ему и его окружению (100—130 лошадей одновременно), транспортирующих кареты и повозки (продуктовые и для кухонных принадлежностей, для бухгалтерии, канцелярии и трёх кузниц – для каждого экипажа использовались четыре или шесть лошадей, ещё 12 держались наготове на смену). По состоянию на 1 января 1805 г. служба имперских конюшен насчитывала 533 человека. В тоже время на войне Наполеон мог воспользоваться любой попавшейся под руку армейской лошадью. В его личной конюшне было 30 лошадей, имеющих ранг «Лошадей Его Величества». Их состав поменялся более трёх раз, т.е. через конюшню Бонапарта прошло более 100 лошадей, но только несколько из них стали широко известны, благодаря личной привязанности к ним Наполеона или участию в знаменитых сражениях. Так первое знакомство генерала Бонапарта с арабской породой произошло в 1798 г. в Египте, когда шейх Аль-Бакри преподнёс в подарок главнокомандующему жеребца чёрной масти и сопровождающего его конюха по имени Рустам Раза. Серый в яблоках конь арабской породы «Кир» имел честь «сражался» с императором при Аустерлице. А вот «Интендант» из-за своего уравновешенного нрава использовался на триумфальных парадах и торжественных церемониях, в связи с чем солдаты Старой гвардии прозвали его «Кoкo». Особым расположением Наполеона пользовался арабский скакун масти чёрный агат по имени «Ваграм», подаренный австрийским императором. По началу его звали «Мой Кузен», но потом переименовали в «Ваграма», поскольку его маршалы, к которым Император традиционно обращается «Мой кузен», протестовали против этого. Он оказался в императорской конюшне 8 июня 1810 г. в возрасте пяти лет. Рассказывали, что когда «Ваграм» слышал барабанный бой «В поход!», говорящий о прибытии хозяина или видел его, входящего в конюшню, он принимался топать и бить ногой в землю. Наполеон подходил к нему с кусочком сахара, обнимал за шею и приговаривая: «Вот тебе, мой кузен!». «Ваграм» принимал участие в Русской кампании 1812 года и Саксонской кампании 1813 года, сопровождал хозяина на о-в Эльба, участвовал в «Ста днях» и сражении при Ватерлоо. Еще одним любимцем Наполеона был серый в гречку (почти белый) арабской породы скакун «Визирь», 1793 года рождёния и подаренный в 1805 г. турецким султаном. «Визирь» участвовал в сражении при Эйлау и сопровождал своего хозяина в Русском походе 1812 г., после повторного отречения императора конь содержался как реликвия бывшим служащим имперских конюшен Шолером и умер во Франции 30 июля 1826 г. Светло-серый (по свидетельству современников «по цвету похожий на сюртук Наполеона») арабский жеребец, прозванный в честь самой судьбоносной победы Наполеона, «Маренго», участвовал в знаковых для императора сражениях при Аустерлице, Йене и Ваграме. При Ватерлоо он носил его с 19 до 22 часов вечера, был ранен в ногу и захвачен английским офицером из свиты герцога Веллингтона, который в качестве ценного трофея увёз коня в Англию, где он пал в 1832 г. в возрасте 37 лет. Серый арабский жеребец «Никель», подаренный императору в 1805 г. турецким султаном, после победного сражения при Йене нёс своего хозяина во время парада в Берлине. Когда Наполеон снял шляпу, приветствуя статую Фридриха Великого у Бранденбургских ворот – этот жест был оценен пруссакими военными и офицер «Чёрных гусар» Маршнер протянул ему кусок традиционного хлеба с тмином. Бонапарт попробовал его и воскликнул: «Ах! Это хорошо для Никеля!!» Арабский скакун «Али», один из любимцев, был захвачен солдатом 18-го драгунского полка в сражении 20 июля 1798 г. при Пирамидах и преподнесён генералу Мену, который в 1801 г. привёз жеребца в Европу и подарил его Наполеону. Он носил его в сражениях при Эсслинге и Ваграме. В 1810 г. на параде в Париже «Али» послужил причиной опалы любовника Полины Бонапарт капитана 2-го гусарского полка графа Канувиля де Раффто – кони императора и капитана столкнулись крупами. Наполеон пришел в ярость и рявкнул: «Ваша лошадь слишком молода – её кровь слишком горяча. Я отправлю вас охладить её!» и уже через несколько дней граф Канувиль оказался на фронте в Испании. Еще один арабский скакун «Яфа (1792 г. рождения), был захвачен англичанами вечером 18 июня 1815 года на ферме Кайю (ставке императора во время битвы при Ватерлоо). Из других лошадей хорошо известна «Красавица», на которой генерал Бонапарт пересёк перевал Сен-Бернар и сражался при Маренго, он питал к лошади особую привязанность и после окончания этой победной кампании приказал обеспечить ей «отдых по высшему разряду». Она умерла 21 ноября 1811 г. в возрасте 20 лет. Кобыла «Штирия», много раз принимала участие в парадах в Тюильри. Каштановый испанский жеребец «Гонзальве» участвовал в Испанской кампании 1808 г., Русской кампании 1812 г. и Французской кампании 1814 г. Он сопровождал Наполеона на о-в Эльба, вместе с ним возвратился во Францию и 8 апреля 1815 г. был отправлен на заслуженный отдых. Серый в яблоках «Таурис» на спине которого Император вошёл 14 сентября 1812 г. в Москву, в ноябре 1812 г. пересёк Березину, покинул пределы России. В марте 1815 г. «Таурис» доставил Бонапарта от бухты Жуан до Парижа, участвовал в сражении при Ватерлоо, а после Второго Отречения императора был передан на попечение некоего господина Монтаро, который до конца жизни коня каждое утро прогуливал его вокруг Вандомской колонны, известной как «Колонна Великой Армии». На беллм коне «Бижу» генерал Бонапарт в 1796 г. триумфально въехал в Милан после громкой победы при Лоди. Оверньский жеребец «Канталь» славился выносливостью. Гнедой жеребец «Курд» сопровождал ссыльного императора на о-в Эльба. Светло-серая кобыла «Дезире» была названа в честь бывшей возлюбленной Бонапарта Дезире Клари – супруги его антогониста, маршала Бернадотта, ставшей королевой Швеции и Норвегии. Подаренный Наполеону его пасынком Эженом де Богарне скакун «Королёк», рождённый от лимузенской кобыли и английского жеребца, славился горячим нравом. Так на одном из парадов в 1809 г. он понёс своего хозяина, врезался в ряды пехоты и опрокинул нескольких гренадёр. После этого император предпочитал его не задействовать вплоть до 1812 г., когда «Королёк» все же был включён в состав «боевой бригады» из 30 лошадей, предназначенных для Русской кампании. При отступлении из Москвы Наполеон опять приказал привести «Королька» и проделал на нём большую часть пути, поскольку другие лошади не столь уверенно держались на засыпанном снегом льду, даже будучи подкованными. В сражении при Люцене пушечное ядро пролетело прямо над головы «Королька», опалив его гриву, но жеребец не проявил эмоций. В сражении при Арси-сюр-Об конь спас жизнь своего хозяина, приняв на себя взрыв снаряда вражеской гаубицы: благодаря почве размытой снегом и дождём, взрыв не причинил ему вреда, но только 8 апреля 1815 г. он был отправлен на заслуженный отдых. Английский чистокровный жеребец «Геродот» был конфискован у графа фон Плесса после оккупации Мекленбурга в 1806 г., на службе императору был переименован в «Нерона», участвовал в сражении при Эйлау и в Русском походе 1812 г., во время Московского пожара частично потерял зрение вследствие попавшей в правый глаз искры, после Второй Реставрации был найден маршалом Блюхером в Марселе и возвращён своему прежнему хозяину. Наполеон достаточно часто дарил лошадей из своей конюшни в качестве подарка: в 1806 г. жеребец «Удобный» был подарен королю Баварии, а кобылы «Звезда» и «Эфиопка» – принцессе Баденской, после заключения Тильзитского мирного договора в 1807 г. император Александр I-й получил жеребца «Селима». Самые прославленные живописцы Франции той поры оставили нам «портреты» самых известных коней Наполеона Бонапарта: Теодор Жерико – «Тамерлана», а Гро – «Maренго». Перечень всех лошадей Императорской конюшни хранит реестр Императорского дома Национального архива Франции: в нем 89 (?) «боевых единиц» и все желающие могут самостоятельно ознакомиться с ними поименно (от «Абукира» до «Вюртцбурга») вплоть до их «биографий»…

Если предстояла поездка на дальнее расстояние, то Наполеон садился в коляску либо легкую карету, рядом с окнами которой ехал с одной стороны шталмейстер, а с другой – дежурный маршал. Его обязательно сопровождал «малый» штаб из числа особо доверенных лиц. В их число входили: начальник Генерального штаба, шталмейстер, кто-то из дежурных маршалов, пара адъютантов, два дежурных офицера, личный конюх, паж, солдат из эскорта, офицер-переводчик, владевшей несколькими европейскими языками и верный мамлюк Рустам. Впереди всех ехали 12 кавалеристов передового эскорта со своим командиром. На расстоянии глазной видимости от них шел главный эскорт в составе 4 эскадронов гвардейской кавалерии (по одному от конных егерей и конных гренадер, драгун и улан) под началом дежурного генерал-адъютанта.

Наполеон считал, что его непрерывные проверки боевого духа солдат – важнейшая часть его родства с армией. Смотры и парады назначались без предварительного оповещения и вся часть буквально стояла на ушах в преддверии встречи со своим «маленьким капралом». Сначала он проезжал крупным галопом по всем рядам, затем спешивался и начинал досмотр в каждом полку каждого солдата, заставляя порой открывать перед ним ранцы, или заглядывал в каждый орудийный ящик, расспрашивая решительно обо всем, вплоть до пары запасных сапог, которая должна была находиться в ранце, а сражение могло быть выиграно или проиграно в зависимости от присутствия в зарядном ящике достаточного количества снарядов.

Здесь, среди солдат он полностью преображался: никто и никогда не видел его таким искренним и терпеливым. С ними он постоянно грубовато по-солдатски шутил, позволял старым ветеранам фамильярности, обязательно «грозно» вызывал перед строем самого… храброго и неожиданно вручал ему большую награду. Потом «пугал» их, что скоро снова нагрянет с проверкой и под оглушительные «Да здравствует император!!!» исчезал столь же внезапно, как и появился. Наполеон любил эти «поездки в служилый народ», а солдаты обожали похвастаться тем, что кого-то из них сам «стриженный малыш» ласково потрепал за ухо.

И все же, со временем смотры станут делаться все реже и реже, особенно, после рокового похода в Россию в 1812 г., а потом почти совсем прекратятся, по крайней мере, утратят свое серьезное воспитательное значение – в тяжелейшую Саксонскую кампанию 1813 г., и тем более, зимой-весной 1814 г. Когда «генерал Бонапарт» уже во всю играл ва-банк и ему было не до дотошных смотров среди «мари-луизочек», так в ту пору будут величать в честь его австрийской супруги 16-17-летних новобранцев. Своих испытанных бойцов времен революционных войн он уже давно положит костьми по полям и дорогам всей Европы.

В который уже раз повторимся: французская армия, начиная с 1807—1808 гг., уже будет не та, что была в 1805—1806 гг. – она превратиться в наполеоновскую, интернациональную и всеми вытекающими из этой трансформации последствиями.

Еще хуже станет то, что с годами «генерал Бонапарт» утратит обычную связь с солдатом, ту близость к нему, которая позволяла ему с первого взгляда узнавать в каждом полку четыре или пять знакомых лиц, называть их по именам, еще прибавляя какое-нибудь словечко, показывавшее, что ему известно все прошлое их. Прекратятся добродушные разговоры с каким-нибудь ветераном, который, прикрепив к шомполу прошение, выходил из строя и отдавал ружьем честь. Прекратятся рассказы, анекдоты, обходившие солдатские кружк`и из казармы в казарму, подогревая усердие и возбуждая преданность: о пенсии, назначенной старухе-матери, о стипендиях в лицее или в императорском сиротском доме, о восстановлении справедливости, о великодушно заглаженной забывчивости. Прекратится тот постоянный обмен наград и самоотвержения, вызываемого одним каким-нибудь словом и приносящего обильную жатву жертв.

Но все это случится потом, когда «генерал Бонапарт» в лице Императора Наполеона перейдет черту разумного в своих имперских амбициях.

…Кстати, в ходе боя Наполеон обычно мало общался со своими солдатами, предоставляя их командирам командовать, а сам он вмешивался весьма редко, лишь в случаях, когда решалась судьба битвы. Только тогда он лично выезжал к той части, которой предстояло склонить чашу весов на свою сторону. Именно тогда он бросал солдатам фразу-похвалу: «Солдаты такого-то полка! Я знаю, что вы сделаете все от вас зависящее!! В-п-е-р-е-д!!! В о-о-г-о-о-о-н-ь!!!» Мало кто так умел воодушевлять своих солдат на подвиг! В тоже время своим непосредственным подчиненным он скупо дарил улыбки и четко следуя правилу «разделяй и властвуй», порой, любил сталкивать их лбами. Бонапарт никогда не позволял им расслабиться, давая неожиданные приказы без малейшего предупреждения. При этом их надлежало исполнять немедленно и никакие изменения никогда не принимались. Ко всем переездам и перемещениям им следовало быть готовыми максимум через полчаса после объявления приказа! Временами они доходили до умопомрачения от бесконечных требований, придирок и переменчивости нрава своего хозяина, тем более, что его гнев был нешуточный. Даже любимчикам, а их были единицы, он не давал особых поблажек…

Вернувшись в ставку, Бонапарт снова обращался к неотложным делам: назначал встречи с нужными людьми и диктовал одновременно сразу нескольким секретарям ответы. Примечательно, что последнее он делал без малейших признаков напряжения, тогда как секретари в поту от напряжения еле-еле успевали за его стремительным слогом. Затем он читал секретные доклады шпионов сначала Фуше (потом Савари) и резюме по армии подготовленное ему Бертье.

Если время его завтрака обычно было одно и то же, то время обеда и ужина – крайне неопределенно. Наполеон никогда не был гурманом и знатоком тонкой французской кухни, но мог затребовать еду когда ему будет угодно: то ли в седле, то ли в той части, куда он заехал с инспекцией. Именно поэтому его личные повара без конца готовили и постоянно держали «под парами» кушанья для императора, а Дюрок постоянно находился в напряжении, ожидая внезапного приказа быстро подать на стол, причем, «столом» мог оказаться адъютантский плащ, расстеленный на траве или в снегу. Чаще всего это был цыпленок (фрикасе из курицы или баранья котлета), белый хлеб, бутылка красного бургундского, бордо либо особо любимого им шамбертена (бокалом последнего он мог поднять настроение и в неурочное время) и обязательная чашечка кофе. (Почти всегда вина он пил разбавленными.) Сам император ел очень мало и очень быстро – не более 15—20 минут и чаще всего в полном молчании. (На официальных мероприятиях все было по-другому.) К «столу» обычно приглашались Бертье, Дюрок и Коленкур (если в данный момент они были рядом). Все что оставалось не съеденным, тут же сметалось алчущими ртами свиты. Но до этого момента рачительный Дюрок бдительно следил за тем чтобы ничто со стола не пропало раньше времени в желудках наполеоновского окружения: каждый цыпленок был на строгом учете. В целом он был крайне непритязателен в еде: никогда не жаловался на ее дурное качество, скорее, даже не замечал этого. Правда, где бы он ни был, после первых блюд он спрашивал мороженого. Оно было его страстью, хотя он не требовал его постоянно к обеду, но часто лакомился им среди ночи, считая его хорошим средством для восстановления утомленных сил. Он и питье-то предпочитал очень холодное, в том числе, воду.

Изредка, если у него выпадала свободная минута либо было хорошее настроение, Бонапарт играл с кем-то из свитских в вист, при этом безбожно мошенничал и, естественно, всегда выигрывал.

Ужинать императору приходилось прямо перед сном, т.е. около 8—9 часов вечера. Затем следовали 4—5 часов сна и все начиналось сначала.

…Кстати вся мебель Бонапарта для похода и бивуака была исключительно практична, легка при сборке и разборке, удобна для переноса и не слишком громоздка. Этим критериям соответствовал каждый предмет его армейского гардероба: палатки, кресла, стулья, столы и походная кровать. Последняя являлась одним из ключевых элементов «военного» ансамбля и изготавливалась с особой тщательностью его личным слесарем Десуше, запатентовавшим изобретение портативных металлических кроватей, в его мастерской на улице Верней. С 1809 по 1813 гг. было изготовлено 12 кроватей двух моделей (с навесом и без) длиной 1,82 метра, шириной 0,86 метра, высотой 1,08 метра и стоимостью 1.100 франков. Кровать могла легко складываться с помощью шарниров, расположенных по длине и ширине рамы. Матрас делался из полосатой ткани и крепился к раме металлическими и бронзовыми крючками. В сложенном состоянии кровать помещалась в компактный твёрдый кожаный футляр весом 10 фунтов. Именно на походной кровати он скончался 5 мая 1821 г. на о-ве Святой Елены…

Но даже во время этого краткого сна его крайне утомленная свита почти не могла рассчитывать на отдых. В любой момент мог последовать зов императора и горе было тому несчастному, кто отлучился хотя бы на минуту (по малой или большой нужде). Тогда верный мамелюк Рустам кидался искать «провинившегося».

…Служить гению было престижно и почетно, но очень тяжело и многие быстро «сходили с дистанции», а единицы выдержавших – получали тяжелые нервные расстройства и нередко раньше времени выходили в отставку…

Так было не только осенью победного для Наполеона 1806 года, так было почти всегда, причем год от года все тяжелее и тяжелее, поскольку забот у французского императора, покорившего уже более половины Европы становилось все больше и больше.

Глава 9. Разбуженный русский медведь вылез из своей заснеженной берлоги и началось…

Казалось бы, триумфальный «блиц-криг» над его родоначальниками пруссаками должен был дать Бонапарту возможность заключить всеобщий мир с европейскими монархами, но на деле все оказалось не так просто. И это при том, что той памятной осенью 1806 г. Бонапарт больше уже не хотел воевать. Если весть о победе под Аустерлицем заставила выйти на улицы весь празднующий Париж, то новости о двойной победе под Йеной-Ауэрштедтом вызвали более холодный прием во Франции – французы хотели мира! После войны с Пруссией требовалось пополнение Великой армии и ее главнокомандующему было ясно, что очередной досрочный призыв не вызовет прилива энтузиазма у его соотечественников! И действительно, еще чуть-чуть и военная служба станет рассматриваться французами как «верный пропуск к ранней смерти»!

…Кстати сказать, напомним, что, как и австрийский император после Ульма, еще 21 октября 1806 г. (т.е. уже через неделю после Йено-Ауэрштедской катастрофы и еще за неделю до вступления французов в Берлин!) прусский король Фридрих Вильгельм III вступил в переговоры с Наполеоном и предложил тому заключить перемирие. Но тогда французский полководец не хотел давать передышку противнику, не остановил преследования, а лишь выдвинул настолько жесткие требования, что прусский король, под нажимом своей воинственно-волевой супруги-красавицы, все же, продолжил борьбу. Конечно, он мог это сделать, лишь опираясь на русские силы, тем более что Александр I, как только узнал о печальных обстоятельствах разгрома пруссаков, сразу подтвердил своему союзнику все ранее взятые на себя обязательства. Уже 16 (28) октября 1806 г. в Гродно была подписана военная русско—прусская конвенция, по которой определялся порядок вступления русских войск на территорию королевства. Правда, в распоряжении у прусского короля оставалась лишь небольшая часть восточной территории его королевства, а сам он к началу 1807 г. перебрался в пограничный с Россией город Мемель, но даже королевская казна по его просьбе была перевезена от греха подальше в Россию…

Оккупировав почти всю Пруссию, Наполеон стал рассчитывать на мир с ней и союз с Россией, под защиту которой бежал прусский король Фридрих-Вильгельм III. Бонапарт надеялся проделать это до нового года и успеть вернуться в Париж до рождества. Финансовые проблемы и нелады в экономике сказывались во Франции уже во время военной кампании ее императора еще в 1805 г., а к концу 1806 г. они и вовсе оказались в хаосе.

Бонапарту нужно было срочно возвращаться в Париж: «рулить» страной издалека в ту пору (только лишь с помощью писем) было очень сложно.

Но беспощадность к Пруссии, несговорчивость единственного «мужчины» в прусском королевстве – «железной» прусской королевы Луизы – сделанной из настоящего теста и решавшей все за своего откровенно трусливого мужа короля Фридриха-Вильгельма III (супруги благополучно скрылись за стенами крепости Кенигсберга) и золото «коварного Альбиона» сделали неизбежной новую кампанию. В заснеженную Польшу, где уже стояли последние остатки некогда военной мощи Пруссии 14-15-тысячный корпус генерала А. В. Лестока, медленно вступали, прикрываясь сенью густых лесов, русские войска. По всему получалось, что новая война «со страной снегов, героического русского „ура-а-а!“ и не пуганных медведей» будет долгой и тяжелой.

И действительно, российский император – «этот грек времен поздней Римской империи – тонкий, фальшивый и ловкий» – не забыл унижения Аустерлица. К тому же, он в отличие от австрийского императора так не заключил мир с Францией. Появление передовых частей наполеоновской армии – драгун Даву – в предместьях Варшавы – вблизи российских рубежей – явно затрагивало интересы российской империи. Тем более, что поляки с помощью Наполеона явно желали восстановить Польшу, что вело к перекройке границ России на западе. К тому же, Александр отдавал себе отчет в том, что объявив континентальную блокаду Англии Наполеон не остановится, пока не заставит и русских примкнуть к ней. А это грозило экономическим интересам российского дворянства, крепко связанных торговыми узами с Великобританией, куда поставлялось большинство русской сельскохозяйственной продукции. Перед русской армией была поставлена задача не допустить вторжения французской армии в пределы России.

И в тоже время Наполеон явно стремился достичь мирного соглашения с императором Всея Руси. Ему казалось, что это вот-вот произойдет! Лишь «премудрый карась» («дерьмо в шелковых чулках», «колченогий черт в сутане» – и это еще не все прозвища самогоБольшого Поддонка в Большой Политикетой поры!) проницательный Талейран предупреждал своего хозяина, что в ближайшее время это вряд ли случится, но Наполеон, когда он чего-то не хотел услышать, то он этого и не слышал…

…Кстати, все попытки российского императора вовлечь австрийского императора Франца в новую военную авантюру против «корсиканского чудовища» – его удар с юга был бы весьма опасен для французов – закончились провалом. А ведь, Наполеон весьма опасался удара в спину со стороны не единожды униженных им австрийцев. Ради нейтралитета австрийцев французский император сам предложил Австрии вернуть часть Силезии, правда, за счет Пруссии. В тоже время он счел нужным на всякий случай пополнить ряды своей Итальянской армии под началом Массена, нависавшей над альпийскими границами Австрии. Эрцгерцог Карл занялся реформированием австрийских вооруженных сил и справедливо заметил своему венценосному брату, что им всем никак не надо торопить события и ввязываться в новую военную авантюру с победоносным корсиканцем! Благоприятный момент еще наступит – надо только подождать и хорошо подготовиться! К тому же, у Франца слишком свежи еще были воспоминания об испытанном им унижении при Аустерлице – минул лишь год – и он наотрез отказался от очередной «игры европейских монархов в „войнушку“». Наполеон не зря опасался австрийцев, поскольку они действительно могли создать ему очень большие проблемы. Но как оказалось, австрийский император предпочел играть ту же самую роль, что и Пруссия в конце 1805 г., когда Австрия с Россией уже ввязались в войну с Францией, а прусский король все выгадывал. Недаром же Франц весьма откровенно заявил своим венценосным собратьям: «Откровенно говоря, я начну сражаться как можно позже». Он действительно не скоро снова пойдет войной на «маленького капрала», причем в одиночку и последствия, как всегда будут для Австрии катастрофичны…

Наполеону предстояла непредвиденная и, безусловно, нежелательная зимняя кампания 1806—1807 гг. в Восточной Пруссии и Польше. «Блиц-крига», как это случилось с его родоначальниками пруссаками, явно не ожидалось. До окончательной победы еще оставалось шесть месяцев тяжелых зимних боев, серьезных потерь, больших проблем… и утраты Наполеоном уникального статуса всех и всегда побеждающего полководца (не путать с понятием непобедимый!)!

Очередная (за последние два года) кровавая война потомственного русского царя и «selfmade-man» -французского императора началась 10 (22 по старому стилю) декабря 1806 г. с наступления победоносной Великой Армии против русских войск, вступивших на территорию Польши для защиты Восточной Пруссии от французов.

…Кстати, интересный факт! Если в войне с Пруссией было задействовано (по разным данным) от 160 до 190 тыс. солдат Великой армии, то против России – 170 тыс…

Левое крыло (пехотные корпуса Нея, Бернадота, сводный кавалерийский отряд Бессьера) двинулось от Торна к Страсбургу, чтобы отрезать от русской армии прусский корпус Лестока (последнее крупное и все еще боеспособное воинское соединение, оставшееся у Прусского королевства после разгрома под Йеной и Ауэрштедтом), а затем ударить ей в правый фланг и тыл. Центр (пехотные корпуса Сульта, Ожеро и часть резервной кавалерии Мюрата) следовал от Плоцка к Сохочину-Колозомбу. Правое крыло под командованием самого Наполеона (пехотный корпус Ланна, гвардия, оставшиеся кавалерийские части Мюрата) выступило из Варшавы к Чарново, где уже стоял корпус Даву.

Первым движение врага обнаружили передовые части русской армии под командованием Барклая-де-Толли. Вечером 10 (22) декабря он прислал главнокомандующему фельдмаршалу старому графу Михаилу Федотовичу Каменскому донесение, где сообщил, что по информации, полученной от пленных, захваченных казаками, французские войска под командованием Сульта и Ожеро идут к Колозомбу.

Так русское командование узнало о начавшейся операции Наполеона.

Каменский решил не отдавать инициативу в руки врага и приказал: корпусу Беннигсена идти через Пултуск к Сохочину и Колозомбу, переправиться там через р. Вкра и атаковать неприятеля; Буксгевдену разделить свой корпус на две части: 5-й дивизии Тучкова и 7-й Дохтурова следовать из Остроленки через Маков и Голымин также к р. Вкре и составить правое крыло войск Беннигсена; 8-ю дивизию Эссена 3-го и 14-ю Анрепа направить из Остроленки по левому берегу р. Нарев до г. Попова, чтобы охранять левое крыло армии и пространство между Бугом и Наревом. Корпусу Эссена 1-ого следовало выступить из Бреста и идти на соединение с Анрепом.

11 (23) декабря, выполняя этот приказ главнокомандующего русские войска (тремя соединениями – Беннигсена, Тучкова с Дохтуровым и Эссена 3-го с Анрепом) двинулись вперёд.

Уже вечером того дня, теснимые передовыми частями французов, казаки из отряда Барклая-де-Толли перешли с правого берега р. Вкра на левый, после чего разрушили мост через реку. Напротив него Барклай своевременно построил редут.

Его войска состояли из Тенгинского пехотного, 1-го и 3-го егерского, одного казачьего полков, 5 эскадронов гусар и конной артиллерийской батареи – всего ок. 3 тыс. чел. Против Колозомба Барклай поставил 3-й егерский полк и два эскадрона гусар, у Сохочина стоял 1-й егерский полк и 3 эскадрона гусар. Тенгинский полк был расположен в лесу между Колозомбом и Сохочиным. 1-й егерский полк занял удачную позицию в рытвинах и за пригорками. Весь вечер и ночь при помощи местного польского населения французы готовились форсировать Вкру, изготовляя плоты.

На заре 12 декабря противник начал на них переправу. Русские немедленно открыли ружейный и артиллерийский огонь и враг повернул обратно. Вторая попытка форсировать реку тоже провалилась. Тогда Ожеро решил предпринять атаку сразу с двух направлений. Плоты с солдатами двинулись через Вкру к Колозомбу в третий раз и одновременно другая часть корпуса переправилась несколько правее с целью зайти русским в левый фланг. Им удалось не только высадиться на восточном берегу реки, но и быстро навести мост, по которому немедленно двинулась французская кавалерия. Заметив этот опасный для него маневр врага, Барклай бросил в бой гусар. Однако численное превосходство противника не позволило одержать решительную победу и сбросить врага в реку, несмотря на всё мужество всего лишь 5 эскадронов барклаевских гусар.