«Свет и Тени» Последнего Демона Войны, или «Генерал Бонапарт» в «кривом зеркале» захватывающих историй его побед, поражений и… не только. Том II. «Франция и я – Я и Франция!»

Категорически отказываясь от наполеоновского мощного удара по рейнскому выступу, Моро предлагал действовать «по-старинке» (если так можно выразиться?), как это делали республиканские армии Франции в середине 90-х гг.: переправиться через Рейн не в одном месте – у Шаффенхаузене – а в четырех удаленных друг от друга пунктах, т.е. на широком фронте. Правда, с некоторым усилением правого (ударного) фланга у Шаффенхаузена. Форсированием Рейна в разных местах Моро предполагал ввести Края в заблуждение относительно истинных своих намерений и заставить его оттянуть силы туда, где форсирование реки не предполагалось, а лишь демонстрировалось. Этот маневр делали и до Моро, и после Моро, многие полководцы всех времен и народов. И хотя этот ход был «своего рода» классикой военного искусства и все его хорошо знали, но, порой, это проверенное средство приносило успех.

Максимум отвлекающих маневров по предполагаемой переправе Моро рассчитывал «продемонстрировать» против правого крыла Края, чтобы отвлечь его от Шаффенхаузена, где планировалась переброска сразу двух корпусов. Следовательно, скрепя сердце, Жан-Виктор частично «пошел навстречу» первоначальному плану Бонапарта-Карно.

С этой целью – слева направо – он и расположил свои корпуса: 20-тысячный (18 тыс. пехоты и 2 тыс. кавалерии) корпус Сен-Сюзанна при поддержке 20 орудий; 30-тысячный (26 тыс. пехоты и 4 тыс. кавалерии) Сен-Сира с 40 пушками; свой резервный 35-тысячный (28 тыс. пехоты и 7 тыс. кавалерии) с 40 пушками; и, безусловно, лучший из них – 30-тысячный (28 тыс. пехоты и 2 тыс. кавалерии) с 40 орудиями Лекурба, у которого, как известно, было свое – совершенно особое – предназначение согласно плану Бонапарта.

Именно на него очень рассчитывал Наполеон, но все его «задумки» в отношении Лекурба (отзыв сразу трех из четырех его дивизий для прикрытия коммуникаций Резервной армии Бонапарта) натолкнутся на непоколебимую решительность старого «собрата по оружию» последнего Жана-Виктора Моро. Он согласится отпустить солдат Лекурба на помощь Резервной армии Бонапарта для его поддержки в Италии только после того, как разобьет Края и войдет в Ульм.

…Между прочим, спустя пять лет Наполеон шикарно докажет всем боеспособность своего плана 1800 г. нападения на Австрию и в кратчайшие сроки окажется под все тем же… Ульмом, где пленит австрийскую армию Макка. Но все это будет потом, а пока Моро наотрез отказался воевать по-наполеоновски! Мощнейшему лобовому удару Наполеона Моро предпочел стратегию искусного маневра! В тоже время, не исключено, что, несмотря на все его незаурядные способности, опыт и хладнокровие, Моро, подчеркнем это еще раз (!), был слишком осторожен как полководец и не готов был еще раз рисковать своей репутацией, совсем недавно дважды (на Адде и при Нови!) побежденный «русским Марсом» Суворовым, к тому моменту уже готовившемуся к своему последнему походу – в Бессмертие. Повторимся, что, так или иначе, но именно этого штриха гениальности – способности на непредсказуемые маневры (столь присущие как Суворову, так и Бонапарту) – и не хватало первоклассному, выдающемуся генералу Моро для реальной конкуренции с Бонапартом на военном поприще. Впрочем, это всего лишь «заметки на полях», оставляющие за читателем право на свои выводы…

Моро начал наступать с месячным опозданием: ему пришлось потратить это время на исправление недостатков в снабжении армии. Только 25 апреля под неистовым нажимом Бонапарта Рейнская армия приходит в движение и путем целого ряда маршей и контрмаршей, когда отдельные части французской армии переходили с одного берега Дуная на другой, все же, запутала австрийцев Края. Еще бы – только одна лишь дивизия из корпуса Сен-Сюзанна трижды форсировала эту широкую реку, причем каждый раз в новом месте. В результате Моро так удачно сосредоточил всю свою армию, что она «обошла» очень удобные для обороны австрийские позиции на горном хребте Шварцвальда. В очень тяжелом бою под Энгеном 25-тысячный французский корпус, возглавляемый лично Моро, сумел-таки одержать вверх над превосходящими силами врага под началом самого Края.

…Кстати сказать, Моро в том бою сильно подвел Сен-Сир, здорово опоздавший с подмогой и Моро пришлось выкручиваться самому! Впрочем, такая «задержка в пути» была в стиле Сен-Сира и мало кто ей удивился: все уже давно знали особенности полководческой манеры Сен-Сира – «поспешать – не спеша»! (Примерно так же любил воевать и Бернадотт – еще один мастер-выжидала!) Так бывает или «а la guerre – comme a la guerre»…

После того как Лекурб захватил Штокках, пути отхода австрийцам через Швейцарию оказались отрезаны. Затем снова со знаком «минус» «отличился» Сен-Сир: он опять не поддержал Моро, когда тот в одиночку 13 часов «бодался» с упорно лезшим на рожон Краем под Месскирхом. С трудом, но французы снова взяли вверх, а о Сен-Сире его «братья по оружию» громко заговорили как об «уклонисте»: он был рядом с Моро, но откровенно бездействовал, «действуя» сугубо в рамках данного ему ранее самим Моро приказа. Зато под Биберахом, где имелись огромные запасы продовольствия, Сен-Сир показал себя в полном блеске: ловко маневрируя и мощно атакуя, он опрокинул численно превосходящего его врага. Затем Лекурб овладевает Меммигеном и неприятель откатывается в… Ульм, т.е. туда, куда и собирался загнать его по своему плану Наполеон! Но проделал это Моро, причем, сугубо «по-своему»: не стремительно проламывая в лоб, а искусно втягивая в паутину бесконечных маневров и разящих уколов – Энген, Штокках, Месскирх, Зигмаринген, Биберах и Хохштадт.

Казалось, Моро вот-вот возьмет Ульм, но тут в дело вмешался Первый консул. Сначала он написал Моро после всех его побед приторно-льстивое письмо: «Я бы с удовольствием променял пурпурную мантию первого консула на эполеты командира бригады под вашим командованием». А затем через срочно прибывшего к Моро военного министра Карно потребовал, не дожидаясь взятия/сдачи Ульма, выделить из его армии для прикрытия готовящейся перевалить через Сен-Готард в Альпах Резервной армии Бонапарта то ли 15, то ли 18, либо даже 35-тысячный корпус (данные о его численности на тот момент сильно разнятся) … все того же Клода-Жака Лекурба!

Объяснение было очень простым: почти 128 тыс. австрийцев Меласса так сильно прижали ок. 35 тыс. человек Массена в Генуе, лишив его воды, что тот вот-вот может капитулировать, если его срочно не деблокировать; именно поэтому Наполеон начал форсировать свой выход в поход в Италию. Моро, так или иначе, выкрутился, передав Бонапарту две дивизии – генералов Лоржа и Монсея, сохранил при себе ударный прекрасно обученный ветеранский корпус Лекурба, совсем недавно блестяще объегорившего под Меммингеном целую австрийскую дивизию! На бумаге Моро отправлял Бонапарту почти 20 тыс. человек (18.714 пехотинцев и 2.803 кавалеристов), но на самом деле их оказалось всего лишь 11 тыс. и это были самые худшие солдаты Рейнской армии, собранные «с бору по сосенке» из всех частей, которым было приказано избавиться от «нестроевого балласта». Правда, после этой вынужденной «чистки» численно армия Моро, все же, сократилась до 85 тыс. человек, а ведь ему еще предстояло решать проблему Края, засевшего в Ульме!

…Кстати сказать, Моро досадовал, что Наполеон помешал ему по-своему, искусно решить «проблему» Ульма. Бонапарт, в свою очередь, никогда не забывал демарш Моро с подкинутыми ему «рейнскими» отбросами под началом не самого даровитого французского военачальника той поры – генерала Монсея вместо затребованного ударного корпуса Лекурба – генерала, повторимся в который уже раз, первоклассного дарования и, к тому же, признанного мастера горной войны! Ревность – самая сильная из страстей, а среди военных – с их совершенно особым отношением к воинской славе, густо замешанной на морях крови (своей и чужой) и бесчисленных смертях (с обеих сторон) – и вовсе ужасна!!! За примерами, далеко ходит не надо: Суворов был крайне нетерпим в этом вопросе, Багратион – вообще не знал здесь границ, Кутузов – старательно «задвигал» всех, кто хоть как-то мог «высунуться» из-за его спины и т. д. и т.п., Бонапарт и вовсе не терпел соперничества. «На военном Олимпе – нет места для двоих!» – примерно так высказался по этому поводу победитель… Наполеона… герцог Веллингтон!!!

Наполеоновский план разгрома Меласса в Италии не был столь оригинален, как его первый замысел по разгрому силами Моро армии Края: в нем отсутствовали блеск и молниеносность. К тому же, в нем уже не возлагалось бремя главной победы на Рейнскую армию Моро. Основную нагрузку в разгроме австрийцев Бонапарту пришлось брать на себя. Сам Бонапарт по этому поводу был предельно лаконичен в разговоре с начальником штаба Рейнской армии Моро генералом Дессолем: «Я выполню этот план, который он не может понять, в другом месте театра войны. То, что он не осмеливается сделать на Рейне, я сделаю там, за Альпами».

С этой целью Наполеон использовал несколько самостоятельных разрозненных частей, которые были специально разбросаны друг от друга, но в одно и тоже время должны были быстро соединиться у швейцарской границы – всего 62—66 тыс. (данные разнятся) человек при 48 орудиях. Дезинформации ради армию назвали Резервной, ее скрытное формирование курировала особа, особо приближенная к особе Первого консула – сам Бертье. В нее зачисляли не только новобранцев, но и отборных ветеранов Итальянской и Египетской кампаний Бонапарта. Таким образом, это был своего рода сплав молодости и опыта. Причем, приводилась Резервная армия в боевую готовность в условиях максимальной секретности и в поход ей предстояло выступить по первому же приказу Первого консула.

Теперь уже Моро должен был своей активностью прикрывать от Края коммуникации Резервной армии Наполеона, идущей при поддержке отдельного корпуса отборных солдат Лекурба (на самом деле – «нестроевиков» Монсея и Лоржа!) через Альпийские перевалы в Италию к Массена, чтобы совместно обрушиться на Меласа: Массена – с фронта и Бонапарт – с тыла. Теперь многое зависело от быстроты передвижения сил «Лекурба», которые Моро должен был оперативно направить Бонапарту, чтобы в самый нужный, ключевой момент перерезать коммуникации Меласа с Веной. Кроме того, вряд ли даже разгром второстепенных сил Меласа привел бы к быстрой и полной капитуляции Австрии. К тому же, маловероятно, чтобы Моро смог бы сам полностью разбить главные силы Австрии на Дунае под началом Края. Таким образом, этот план не исключал затягивания войны на неопределенный срок. (Дальнейший ход событий это подтвердит полностью!)

И, наконец, главным недостатком второго плана военной кампании против Австрии было использование двух операционных направлений, вместо концентрации сугубо на одном, но ударном, где «наконечником копья» должен был быть Моро с его отборной Рейнской армией.

…Между прочим, повторимся еще раз! Спустя несколько лет – в 1805 г. – Наполеон с блеском продемонстрирует всему миру тот вариант операции против австрийцев на германском театре войны, на который не согласился в 1800 г. Моро. Бонапарт молниеносно окружит группировку Макка под Ульмом…

Не исключено, что именно тогда начался очередной переломный момент – в силу значимости событий и брожения общественных идей в истории человечества – в том числе, и России, поскольку именно в этот период глобальных и масштабных конфликтов великих европейских государств определялась судьба будущего мироустройства. Порой, его называют эпоха наполеоновских войн(иногда, несколько переиначивая — войнами коалиций против наполеоновской Франции; в общем, кому – что нравится). Почти 15 лет (Наполеон находился у власти с самого конца 1799 г. и до весны 1814 г., а потом еще «Сто дней» в 1815 г.) она сотрясала всю монархическую Европу.

По сути, это можно считать первой мировой войной, или на худой конец ее репетицией: несмотря на то, что основные события происходили на Европейском континенте, правда, отклик имел место во всех частях земного шара.

Впрочем, некоторые историки не без оснований склонны вести отсчет эпохи наполеоновских войн с 1805 г. – войны Наполеона в качестве императора Франции с Австрией и Россией, субсидируемых островной Англии. (Лишь Великобритания, отделенная от материка морскими проливами и защищенная сильнейшим флотом смогла избежать всех ее ужасов.) Сам Бонапарт так высказался на эту тему: «Я просил у судьбы двадцать лет; она дала мне тринадцать». Любопытно, что в силу ряда ментальных причин в отечественной литературе эпоху наполеоновских войн, порой, принято называть… эпоха 1812 г!

Так бывает: «Умом Россию не понять… в нее можно только верить!»

Так или иначе, но наполеоновские войны явились прямым продолжением войн Французской революции, из которых республиканские армии голодранцев-санкюлотников вышли закаленными как сталь и готовы были в совершенно иных масштабах показать монархической Европе, что не зря, так долго ели свой горький солдатский хлеб, пропитанный кровью и пропахший порохом!

Глава 5. Эпоха наполеоновских войн началась с Маренго или все же, позже?

Весной 1800 г. стратегическая обстановка на итальянском театре военных действий для французов настолько обострилась, что Наполеону пришлось срочно рассекретить свою Резервную армию (еще отнюдь не готовую к марш-броску через Альпы) и быстро передвинуть ее в Швейцарию. В апреле Массена сообщили, что ему предстоит сдерживать намного численно превосходящие его Итальянскую армию вражеские силы Меласа до тех пор, пока Резервная армия Бонапарта не перевалит через Альпы и как снежная лавина не обрушится на тылы увлеченного боями с ним австрийского фельдмаршала. Но явно поднаторевший после суворовских уроков «науки побеждать» в 1799 г. Мелас проявил такую столь неприсущую австрийской полководческой школе напористость и оперативность, что после целого ряда в целом «ничейных» боев, часть небольших сил Массена в лице 10 тыс. солдат генерала Сюше, оказалась отрезана. Массена – этот гениальный самородок обороны – вынужден был укрыться за стенами Генуи с остатками своей армии (12 тыс. боеспособных солдат и 16 тыс. больных и раненых): больше активничать он уже никак не мог! Тем более, что пропитания было в обрез (на месяц – максимум до конца мая!), а потом расторопные австрийцы перекрыли доступ воды в город! Кроме того, с моря Геную блокировал союзный австрийцам британский флот! Первому консулу следовало немедленно поторопиться, чтобы Массена с его людьми не полегли костьми, как в прямом, так и в переносном смысле.

Бонапарт не мешкал и, временно возложив на Камбасераса свои обязанности – Первого консула, 6 мая 1800 г. в 4 часа утра покинул дворец Тюильри, ставший его консульской резиденцией. На следующий день он был в Дижоне (порой, в литературе эту армию называют по месту первичной дислокации – Дижонской), где провел смотр одной из дивизий «своей» всего лишь 42-тысячной, а не 62-66-тысячной, как предполагалось ранее, Резервной армии. 9 мая она была готова к походу в Италию. Формально ее возглавлял генерал Бертье, на самом деле – Первый консул, который официально лишь «сопровождал» войска.

…Между прочим, Наполеон прекрасно понимал, что в Париже после его прихода к власти не все так тихо и спокойно, как могло показаться на первый взгляд. Рассказывали, что как только он покинул Париж – тут же началась возня и суета вокруг его… власти. Все принялись гадать, кто станет наследником Бонапарта, если он потерпит поражение или погибнет на войне. Желающих «погадать на картах Таро» было предостаточно: Сьейес, Фуше, кое-кто из участников (поговаривали и о «колченогом черте в сутане» – Шарле-Морисе де Талейране, очевидно, самом Большом Подонке в истории французской дипломатии) и «неучастников» последнего переворота в пользу генерала Бонапарта и прочие роялисты, якобинцы, термидорианцы. Претендентами называли Лафайета, Карно, Бернадотта и членов семьи Бурбонов, разбросанных по Европе вокруг границ французской республики. В общем, ситуация была непростой: все ждали, что «акелла промахнется» и тогда…

Совсем недавно, в 1796 г. французская армия Наполеона вторглась в Италию, избрав сложный путь по «карнизу» – вдоль кромки Альп. Это обеспечило внезапность вторжения. Как суеверный человек, Бонапарт верил в приметы, в счастливый путь. Но как солдат, знающий законы своей профессии, он понимал, что проторенный путь не сулит успеха. Именно поэтому он решил по снежным тропам преодолеть Альпы, достигающие местами свыше трех тысяч метров высоты, через высочайшие Большой Сен-Бернарский (ок. 2.700 м над уровнем моря) и Сен-Готардский перевалы, спуститься в Ломбардскую низменность, ударить с севера в тыл австрийской армии (по некоторым данным насчитывавшей порядка 97—100 тыс. чел.: 86 тыс. штыков и 14 тыс. сабель?), отрезать ее от Австрии и снять осаду с Генуи.

Там засел упорный Массена, чей гарнизон день ото дня слабел: пропитание из конины и хлеба из смеси отрубей с соломой уже подходило к концу и оставалось либо уповать на скорейший приход Первого консула либо на изворотливость Массена. Бросать Геную на произвол судьбы было никак нельзя, поскольку она считалась Бонапартом ключом ко всей кампании. Австрийский гофкригсрат тоже решил избрать главным театром военных действий против Франции Италию, где он мог координировать свои сухопутные операции с действиями превосходного английского флота лорда Кейта.

Как всегда наполеоновский план был дерзок и требовал невероятных усилий солдат, в особенности, чтобы перетащить через перевал артиллерию. Бонапарт воодушевлял своих сподвижников доводом, что этим путем через Альпы шел некогда знаменитый Ганнибал.

…Между прочим, историки до сих пор спорят, через какой перевал Ганнибал пересек Альпы: то ли это был Мон-Сени, то ли – Мон-Женевр, то ли – Малый Сен-Бернар, то ли – Кремонский перевал, то ли – Кол де ла Траверсетте, то ли какой-то нам неведомый путь. Поскольку истину сегодня не установишь, то нужно признать лишь одно: он и его солдаты перешли через Альпы первыми в истории войн, что само по себе следует без преувеличения считать подвигом…

Пример, бесспорно, достоин подражания, соглашались генералы, и хотя воины Ганнибала гнали через горные кручи боевых слонов, но им не пришлось волочить (на себе?) через высоченные перевалы тяжелые пушки, зарядные ящики и армейские кузницы!

Первой следовало двигаться через неприступные кручи Сен-Бернара 8-тысячной дивизии Ланна. Мела (с) с еще не ведал, что Наполеон готовится обрушиться на него и продолжал методично осаждать Массену в Генуе силами 24-тысячного корпуса венгерского барона генерала Петера-Карла Отта фон Баторкеу (1738—1809/1819). Остальные его войска (всего ок. 82 тыс.) были рассеяны на направлениях возможного появления противника в Северной Италии. Основная часть Резервной армии, разделенная на пять колонн (каждый солдат получил свой паек на 9 дней перехода и 40 патронов) выходила в путь поочередно с интервалом в один день.

Самые большие проблемы ожидали наполеоновских артиллеристов: Большой Сен-Бернарский перевал был густо покрыт снегом, а дороги шли под крутым уклоном.

Принято считать, что это командующий артиллерией, однокашник и друг Наполеона, генерал Мармон нашел оригинальный и эффективный выход: стволы 8-фунтовых пушек и мортир сняли с лафетов и укладывали в корытообразные выдолбленные обрубки сосен и 100 человек волоком перетаскивали их по льду и снегу за два дня через перевал либо применялись «сани» на катках. Лафеты разбирали и, как и приборы к орудиям десятью солдатам вручную переносили их на носилках. Фуры и повозки разгружались, двигались пустыми, а их грузы переносились на спинах людей и мулами.

На самом деле, идею подал другой артиллерист, в ту пору еще не слишком известный – капитан артиллерии Обри де ла Бушардери.

…Дивизионный генерал (21 ноября 1812 г.), граф Империи (2 мая 1813 г.) Клод-ШарльОбри де ла Бушардери (25 октября 1773, Бург – 8 ноября 1813, Лейпциг) родился в семье генерального инспектора Мостов и Дорог Николя Обри и его супруги Марии-Жозефы Готье, с 1 марта 1792 г. обучался в артиллерийской школе Шалона и 1 сентября 1792 г. выпущен суб-лейтенантом в 3-й полк пешей артиллерии. 15 апреля 1793 г. – лейтенант, 1 августа 1793 г. – капитан, сражался в составе Центральной и Мозельской под командой генералов Келлермана, Моро и Гоша, 7 апреля 1795 г. отличился в сражении при Арлоне, затем служил у генерала Пишегрю в Северной Армии, под началом генерала Моро – в Рейнской Армии, 1 апреля 1797 г. вышел в отставку. В 1799 г. возвратился к активной службе, 3 марта 1800 г. – командир артиллерии дивизии генерала Луазона, руководил доставкой артиллерии через Сен-Бернар и приказал поместить орудия в выдолбленные стволы деревьев. 9 сентября 1800 г. – шеф батальона 7-го полка пешей артиллерии, командовал артиллерией авангарда при переходе 26 декабря через Минчио. С 1802 по 1803 гг. участвовал в экспедиции генерала Леклерка на Сан-Доминго, с февраля 1802 г. командовал арсеналом в Порт-о-Пренсе, затем с 22 сентября 1802 г. по 10 марта 1803 г. – всей артиллерией экспедиционного корпуса, 23 ноября 1802 г. – начальник штаба артиллерии Сан-Доминго, 8 января 1803 г. отличился при отражении нападения повстанцев на Леогане, где был тяжело ранен и отмечен в рапорте генерала Рошамбо. 9 марта 1803 г. возвратился во Францию из-за болезни, 23 мая 1803 г. – майор 7-го полка пешей артиллерии, 29 октября 1803 г. – шеф бригады, командир 8-го полка пешей артиллерии, с 1805 по 1808 гг. – начальник штаба артиллерии Булонского лагеря, принимал участие в Прусской кампании 1806 года и Польской кампании 1807 года в качестве начальника штаба артиллерии V-го корпуса маршала Массена. 23 марта 1809 года – начальник штаба артиллерии IV-го корпуса, участвовал в Австрийской кампании 1809 г., ранен в сражении при Эсслинге, сумел под огнём противника за три часа навести мост через Дунай на остров Лобау, 7 июня 1809 г. – бригадный генерал. 14 апреля 1810 г. – барон Империи. Затем он ведал артиллерией в Иллирии, Италии и на Эльбе. 24 августа 1812 г. – командир артиллерии II-го армейского корпуса, участвовал в Русском походе 1812 года, сражался при Смоленске, Полоцке, Валутиной горе, Бородино и Вязьме, во время отступления Великой Армии исполнял обязанности заместителя командующего артиллерией I-го корпуса маршала Даву, принял деятельное участие в постройке моста через Березину за 24 часа, за что 21 ноября 1812 г. произведён в дивизионные генералы. 18 августа 1813 г. – командир артиллерии XI-го корпуса маршала Макдональда, сражался при Люцене и Бауцене, 18 октября тяжело ранен в бедро в сражении при Лейпциге, захвачен в плен в госпитале и умер после ампутации ноги 8 ноября 1813 г. в возрасте 40 лет, отдав армии 21 год и пройдя путь от суб-лейтенанта (1 сентября 1792 г.) до бригадного генерала (7 июня 1809 г.) за 17 лет. Имя трижды кавалера орд. Почетного Легиона (Шевалье – 2 декабря 1803 г., Офицер – 14 июня 1804 г. и Коммандор – 18 июня 1812 г.) выбито на Триумфальной арке площади Звезды…

…Кстати, сам Наполеон предпочел «не светиться», оставаясь в тылу, чтобы враг раньше времени не узнал о его присутствии в войсках и не догадался об истинном предназначении Резервной (Дижонской) армии, готовившейся нанести опасный удар, а не демонстрирующей отвлекающий от Рейнской армии маневр…

Первые серьезные проблемы начались, когда на пути авангарда Ланна оказался небольшой форт Бард (Форт-дю-Бар) – маленькая крепость, «висящая» на крутой скале в самом узком месте долины. В ней засели 400 хорватских гренадер, которые с помощью разнокалиберных пушек отражали все атаки смельчака Ланна.

При планировании перехода через перевал Бонапарт явно не учел, что эта маленькая каменная «фортеция» была отменно укреплена; в ней было гораздо больше орудий, чем предполагалось (не 4, а – то ли 16, то ли 26; причем, из них 4 дальнобойные, достававшие повсюду!); пройти мимо этой «засады» сбоку по горным узеньким тропам могла только пехота, а она одна никак не могла «делать погоду» в борьбе с австрийской кавалерией и артиллерией на италийских долинах; и наконец, не была учтена решительность, выучка и изобретательность защитников Барда.

Время (бесценное – на войне, когда, порой, все решает внезапность!) шло, а Бард оставался неприступным и если бы до Меласса дошла информация, что твориться высоко в горах у него в тылу, то Бонапарта ждал был в Италии не столь «радушный прием». Наполеон узнал о «заторе» у форта и немедленно выдвинулся в «горячую точку» своего снежного маршрута. Наверх он ехал верхом на муле, а с перевала в пургу вниз стремительно спускался, скользя и катясь в облаке снега на крутых местах и замерзших горных потоках на… «пятой точке». Несмотря на всю его поспешность, он все же опоздал: Ланн догадался не терять времени и людей в бесплодных наскоках на гранитную твердыню, а обойти ее по узкой скальной тропинке. Пехота-то прокарабкалась, а вот для артиллерии и кавалерии этот «путь» оказался невозможен. Саперы Мареско оказались бессильны решить проблему их переброски.

Повторимся, что в одиночку пехотинцы были бы бесполезны на равнинах Италии.

В конце концов, ушлые артиллеристы, несмотря на световые ракеты врага, ухитрились-таки в кромешной ночной темноте бесшумно прошмыгнуть под пушками Барда, выстилая свой путь соломой с навозом и обмотав колеса лафетов мягким тряпьём. Так две гаубицы, две 4-х фунтовки и две 8-фунтовки прорвались на оперативный простор и двинулись догонять уже ушедшую вперед пехоту. Но для активной поддержки армии в Ломбардской долине этого, конечно, было недостаточно.

Забегая вперед, скажем, что с количеством артиллерии в той кампании артиллерист Бонапарт явно просчитался.

Потом форт Бард, все же, сдался: то ли из-за недостатка провизии (?), то ли после того как по приказу генерала Дюпона аджюдан-генерал Франсуа-Жозеф-Памфиль Лакруа (1 июня 1774, Эмерге – 16 октября 1841, Версаль), участник многодневной битвы при Треббии против «русского Марса» А. В. Суворова, установил артиллерийскую батарею на пике горы Фенестре (2.474 м) и вынудил капитулировать форт, но это было уже не столь важно: наполеоновский авангард, все же, «прорвался-прошмыгнул» и к 24 мая большая часть Резервной армии уже стояла биваком в долине северо-итальянской реки По (Ломбардия) и приготовилась несколькими ударными группами врезаться в тыл австрийцев Меласса. Правда, позднее, Бонапарт откровенно признавался, что если бы тогда «богу войны» в лице всего лишь 6 разнокалиберных орудий не удалось во время спуститься с гор вниз на поддержку «царицы полей», то, еще не известно, как бы развивалась его очередная Итальянская кампания.

Авантюрист с Большой Буквы, Наполеон Бонапарт рискнул и не просчитался, выиграв во внезапности.

Итак, казавшийся непреодолимым, подъем на Альпийские горы был совершен. Своему брату Жозефу Бонапарт потом высокопарно писал: «Мы упали с небес, как молния!» (Впрочем, известна и более доходчивая вариация этого его изречения: «Мы ударили, подобно молнии!»)

…Между прочим, романтический вариант этой части пути в Италию известен всему миру благодаря кисти самого известного французского художника наполеоновских времен Жака-Луи Давида. Он изобразил молодого, энергичного Наполеона в героической манере: красивый, смелый, верхом на великолепном белом коне, в плаще, живописно развивающемся на сильном ветру, решительно указующим своим войскам путь к победе! На самом деле, все обстояло куда менее романтично: как уже говорилось выше, большую часть пути первый консул проделал на… муле и, в отнюдь, не героической позе! И этот реальный, прозаический образ Первого консула запечатлела рука другого замечательного живописца – Поля Делароша. Так бывает: с одной стороны, «на войне – как на войне», а с другой – «се ля ви»…

Но не все было гладко у французов: порой, приходилось вступать в бои, особо жарко приходилось горячему Ланну. Иногда он, «закусив удила», опрометчиво кидался в атаку на «хорошо окопавшегося» врага, но каждый раз вовремя получал поддержку и «выходил сухим из воды».

Тем временем, несмотря на огромные лишения уже с апреля месяца генуэзский гарнизон Массена старался действовать активно. Французы оборонялись упорно, часто совершали смелые вылазки, нанося противнику большой урон. Всего за время осады Генуи австрийцы потеряют убитыми и ранеными до 15 тыс. чел., т. е. почти столько же, сколько насчитывал ее гарнизон. Но голод делал свое дело: он для защитников Генуи был страшнее врага. В мае суточный рацион солдат составлял 100 г конины и 100 г того, что едва ли можно было назвать хлебом. Только железная воля Массены и его начальника штаба генерала Удино позволяла продолжать оборону. Жесткие меры, предпринятые Массеной против населения города, также испытывавшего огромные лишения, позволили удержать его в повиновении. В завершение ко всем несчастьям в городе вспыхнула эпидемия тифа. Но на все предложения противника о сдаче Массена отвечал неизменным отказом. Когда он узнал о появлении в Италии Наполеона с новой армией, то предпринял попытку прорваться на соединение с ним. Однако эта попытка закончилась неудачей: его голодные и обессилившие солдаты не были способны сражаться в наступлении. Бонапарт же вместо того, чтобы идти на выручку осажденной Генуе, повернул на Милан.

…Между прочим, можно задаться вопросом: почему Бонапарт, переваливший тогда через Альпы, не пошел на помощь Массене в Геную, а выбрал иное направление, приведшее к… Маренго и одной из его самых судьбоносных побед? Сегодня историки склоняются к мнению, что без осады Генуи не было бы и победы при Маренго. Если это так, то Бонапарт очень многим обязан Массене и его солдатам, героически оборонявшим Геную и отвлекавшим немалые силы австрийцев от вторгнувшегося в Италию наполеоновского воинства. Но даже спустя много времени, уже будучи на о-ве Св. Елены, Наполеон так и не признал этого неоспоримого факта. Наоборот, он продолжал с весьма недоброжелательной дотошностью разбирать все просчеты лихого контрабандиста при обороне Генуи. Впрочем, здесь нет ничего непонятного: во все времена суперзвезды очень ревниво относились к успехам… звезд, могущих ненароком затмить их на небосклоне. Среди военных, когда слава покупается морями крови (своей и чужой) и смертями «бесчисла» (с обеих сторон), это соперничество во все времена и вовсе принимало дикие формы, вспомним хотя бы прославленного Александра Васильевича и его эскапады против Фридриха II Великого, Каменского-старшего и прочих «екатерининских орлов», Александра Македонского и его диадохов или «сталинских соколов», в частности, «маршала победы» Жукова с его «братьями по оружию», например, Коневым и Рокоссовским…

Уже 2 июня солдаты Наполеона вступили в Милан, где их ждал восторженно-радушный прием, особенно со стороны ванильно-любвеобильных итальянок, обожавших этих галантно-неутомимых «душек-военных» «французского разлива» с их «вострыми саблями».