Репликация. Книга первая

– Ну, во-первых, я не верю, что Барт, как вы говорите, исчез…

– Так же, как и Фалз не верит, что мертвая птица упала на нас, – заметил Кливерт.

– Вы правы, – задумчиво произнес Кронс. – У меня, если честно, никаких разумных предположений на этот счет нет, – признался министр, не сумев посмотреть Кливерту в лицо.

– А я надеялся, что они у вас есть, – с досадой сказал Петр. – Кто лучше вас может во всем разобраться?

– А вы считаете, есть, в чем разбираться? – насторожился Кронс.

– Мне кажется, есть. Что-то во всем этом меня пугает. Меня и раньше тревожило, но я забыл, а вот сейчас вспомнил. По-моему, есть, о чем задуматься: Ева, Барт, аист… Но самое странное – люди быстро стали все забывать, будто не могут долго удерживать внимание на чем-то одном, определенном. По себе знаю, хотя еще совсем недавно я забывчивостью не страдал. Вам и это не кажется странным? Я-то знаю, что никакие мозги вы никому не облучали, так что…

– Если то, что было в «Весле и якоре», не розыгрыш, то боюсь даже предположить, что все это может…

Кронс не успел выразить до конца мысль – появился Фалз, выйдя из припаркованного рядом авимобиля.

Это был человек лет сорока пяти, невысокого роста, худощавый брюнет с коротко стриженными волосами и озорными серыми глазками, которые не могли ни на что спокойно смотреть, а словно пытались в каждом предмете отыскать нечто особенное, одному доктору известно где спрятанное, чтобы потом предъявить это новое чудо миру и убедить его в том, что весь он состоит из подобных необыкновенных, редких, замечательных и необъяснимых…

– Ну, что тут у вас? – с улыбкой спросил он, протягивая по очереди каждому руку, но стоило ему взглянуть на распростертую на земле птицу, улыбка сбежала с его лица.

Доктор поднял голову и тут же опустил ее, издав неопределенный звук «ум», который, по-видимому, должен был означать досаду, удивление или что-то подобное. Он склонился над аистом, приподнял его за крыло и высказал предположение, что птица околела от истощения.

– Он не выглядит худым, – резонно заметил Кливерт. – Вон какой огромный!

– Взрослый аист должен весить около пяти килограммов, – со знанием дела объявил Фалз. – А ваш экземпляр едва ли потянет на два. Хотя выглядит он, действительно, как нормальный. Странно.

– Доктор, – вмешался в разговор Кронс, – вы можете прямо сейчас провести вскрытие и сделать заключение?

– Время совсем не рабочее, сегодня воскресенье, – с улыбкой заметил Фалз. – Да и поздно уже.

– Время… – засуетился министр. – Время… Времени нет, время – это только теперь! – воскликнул он, в приступе небывалого энтузиазма хватая Фалза за руки. – Пойдемте, любезный, сделаем, что надо, я хочу присутствовать при вскрытии.

– Но позвольте, господин министр, к чему такая спешка? Птицу положат в холодильник, а завтра утром я сделаю все в лучшем виде…

– Нет времени, – начиная раздражаться, нервно произнес Кронс. – Вы уверены, что утром птица еще будет в холодильнике?

– Конечно, – Фалз смотрел на министра непонимающим взглядом.

– А я – нет! – выкрикнул Кронс и потащил аиста к авимобилю.

Положив его внутрь, он обернулся на остолбеневших от удивления Кливерта и доктора и прокричал, обращаясь к первому:

– Разыщите Барта и Еву! Это сейчас самое важное! Организуйте поиск, не мне вас учить, вы прекрасно знаете, как это делается. Если не удастся найти, соберите все сведения: кто, где, когда и при каких обстоятельствах их видел в последний раз. Кербера привлеките! Доктор, поторопитесь, времени нет! – с этими словами Кронс прыгнул в кабину на соседнее с водительским сидение, поскольку сам никогда не управлял ничем летательным или передвигающимся иным способом – его пространство бороздилось исключительно сознанием и управлялось лишь временем…

– Ничего не понимаю, – развел руками Фалз, положив аиста на стол патологоанатомического бокса. – Он еще легче стал, но внешне такой же.

– Режьте! – выкрикнул Кронс, забывший в последнее время, что можно разговаривать спокойным голосом.

Фалз покорно вскрыл птицу. Он замер над трупом и долго не мог произнести ни слова. Кронс дернул его за рукав и потребовал объяснений.

– Видите ли, – с трудом проговорил доктор, – все органы на месте, но…

– Что но? – закричал потерявший последнее терпение Кронс.

– Они не связаны… никогда такого не видел… это невозможно…

– А причина смерти? – не унимался министр.

– Даже не знаю, что сказать… По тому, что вижу, у него не было ни одной причины жить…

– А поточнее можете?

– Это невероятно, но вы же утверждаете, что он летел, – вытаращив глаза на Кронса, произнес Фалз. – Но при таком устройстве организма это невозможно. Это тело словно муляж, причем безобразно сделанный.

– Нет, какой же это муляж?! Он был живым, летал, был теплым, когда свалился. Думайте, доктор, мне нужно знать причину его смерти. Сейчас!

Фалз отсканировал мозг, вынул все органы, провел исследование каждого по отдельности и только потом решился высказать свое предположение.

– Мне кажется, я могу обрисовать картину произошедшего, но должен предупредить, что в законы нашего мира она никак не вписывается. Но, следуя логике, можно предположить, что в полете у аиста резко изменилась организация. Исчезла система организма, он развалился на отдельные элементы, и из-за того, что органы перестали действовать согласованно, птица околела. Кажется, у нее мгновенно пропали сразу две системы: нервная и кровеносная, поскольку сейчас их в теле нет. Но я не нашел никаких повреждений, способных вызвать такую аномалию, да я, если честно, и представить себе не могу, что вообще способно вызвать подобное. Это, простите, за пределами моего представления о мире.

– Да уж… – только и смог вымолвить вспотевший министр.

– Но самое удивительное: он все еще тает, – со страхом в голосе проговорил Фалз. – Посмотрите на весы, на которых сердце лежит – полчаса назад оно весило в два раза больше. И стало как будто прозрачнее, что ли… Чертовщина какая-то… – теперь и доктор покрылся испариной и уставился на министра непонимающим испуганным взглядом.

– Вот что, доктор, – деловым тоном произнес Кронс. – Все это не подлежит никакой огласке. Вы меня поняли? Никому ни слова! И все, что от птицы осталось, нужно куда-то понадежнее спрятать, чтобы никто не смог найти. Спрятать и наблюдать, что будет дальше происходить. Обо всех изменениях докладывать мне лично.

– Что наблюдать? – удивился Фалз. – Он же мертвый.

– Все равно наблюдайте: взвешивайте, измеряйте, не знаю – одним словом, делайте что-нибудь и мне докладывайте.

– Ну, хорошо, – растерянно произнес Фалз, провожая взглядом министра, забывшего или не посчитавшего нужным попрощаться, покидая бокс.

Кронс вышел на улицу и замер на месте. В голове его был полный разлад, как внутри у Счастливчика. Он не мог сосредоточиться ни на одной конкретной мысли, не мог рассуждать здраво и видеть ситуацию ясно, как раньше. Его суждения проносились в сознании с бешеной скоростью, сталкиваясь, перебивая друг друга, мешая мозгу прийти хоть к какому-то умозаключению. Кронс больше не мог рационально воспринимать происходящее, он улавливал его интуитивно, ощущал в какой-то иной форме через систему знаков и догадок, находясь в потоке бесконечно меняющихся мыслей. Он напрягался изо всех сил, стараясь уцепиться за какую-нибудь одну, чтобы понять, что делать дальше… он же знал, что делать, когда вышел от Фалза, он зачем-то вышел… или не знал?.. надо ли вообще что-то делать?.. он шел… он шел к кому-то… невозможно вспомнить, куда и зачем он шел… он шел?..

Кронс опустился на траву и беспомощно застонал. Ему казалось, что он сходит с ума. Он со всей силой стукнул себя ладонями по ушам и вдруг вспомнил: он вышел, чтобы найти Кира! Кронс лихорадочно доставал из кармана коммуникатор.

– Кир! – шепотом проговорил он, когда соединение установилось. – Нам нужно увидеться, срочно. Приходи немедленно в порт-лабораторию.

– У меня урок в воскресной школе, господин министр, – осторожно ответил Кир. – Можем перенести встречу на завтра?

– Завтра у нас, похоже, уже нет, – обреченно произнес Кронс и добавил совсем тихо, – думаю, мы все-таки наследили…

– Буду через десять минут, – ответил Кир и разъединился.

Кронс помалу приходил в себя. Он с трудом поднялся и двинулся в сторону лифта. В порт-лабораторию министр вошел уже вполне адекватно соображая. Увидев лингвистов на рабочем месте, удивился, еще больше удивив их своим визитом в девять часов воскресного вечера. Макс при его появлении попятился и уронил столик с чашками – грохот и звон бьющегося стекла окончательно отрезвили Кронса.

– Вы что здесь делаете? – не очень дружелюбно спросил он, заметив смятение и даже что-то, похожее на страх, на лицах своих подопечных.

Ответить ему не успели, потому что в это время в лабораторию вошел Кир, выражение лица которого затмило все предыдущие впечатления – оно было именно таким, про которое говорят: на нем лица не было.