Через некоторое время и я был принят в такую компанию. Причём, позвали они меня сами. Так я подружился с Николаем Балдиным – Балдой; Юрой Погодиным, механиком цеха, погоняло Москва, так как был он родом из столицы; Володей Перминовым; Вовкой Ивановым и Сергеем Хаматовым по кличке Брынза.
«Жить стало лучше, жить стало веселей». Вечерами мы вместе пили чай, а если приходила кому-либо передача, то она становилась общей, как и отоварка в ларьке, где нам разрешалось набирать продуктов на семь рублей в месяц. Для отсидевших больше половины срока сумма увеличивалась до десяти. Отоварки можно было лишиться за нарушение режима, правда, со мной такого не случалось ни разу.
Через две ступеньки. 1965 год
С первого сентября я пошёл в вечернюю школу при ИТК №2.
Ещё в Серове – до всех этих событий – принял решение поступать в Уральский Политехнический, и даже имел рекомендательное письмо к тренеру команды «Буревестник» УПИ Волкову, под руководством которого мечтал тренироваться. Александр Митрофанович уже в то время воспитал немало классных боксёров и пользовался большим авторитетом и в Свердловске, и в Российской Федерации. Такие имена как Фёдор Римшев, Олег Коротаев, Анатолий Муксунов говорят сами за себя.
Оказавшись на зоне, я задался целью : к тому времени как меня вытащат – а из Серова пришло известие, что заводчане непременно добьются моего освобождения – я должен иметь аттестат зрелости (так назывался тогда документ об окончании школы), чтобы сразу двинуть в Свердловск – в УПИ.
Поскольку в то время в вечерней школе было введено одиннадцатилетнее обучение, а у меня в арсенале имелась лишь восьмилетка – рванул сразу в одиннадцатый класс, чтоб не терять времени. Зачислить-то меня зачислили, но предупредили, что нужна справка об образовании с предыдущего места учёбы. Я с самым серьёзным и ответственным лицом обещал предоставить непременно.
Первую четверть окончил хорошо. Если попадался незнакомый материал из программы девятого-десятого классов, изучал самостоятельно, благо, времени хватало, да и цель маячила впереди, не давая расслабляться. После окончания четверти мне снова напомнили о недостающих документах, и я с тем же выражением ответственности снова пообещал всенепременно их доставить.
Вторую четверть окончил не хуже: по результатам был вторым в классе. Мне снова напомнили о справке. Я, стыдливо потупясь, отвечал, что будет всенепременнейше.
После окончания третьей четверти и очередного напоминания о долге я, скромно опустив глаза и нежно краснея, ответствовал, что образование у меня – восемь классов, о чём имеется свидетельство, которое я готов предоставить незамедлительно. На это мне было сказано: «Чёрт с тобой, учись, но недостающие предметы сдашь экстерном!» Помню, что одним из них была астрономия. Пришлось готовиться самостоятельно.
Экзамены сдал хорошо: в аттестате было больше половины пятёрок и ни одной тройки. Я был готов к выходу на волю…
Но все ходатайства завода, комсомольской организации и спортивного общества остались без удовлетворения…
* * *
В нашей небольшой коммуне произошли некоторые изменения.
Освободился Москва. Мы трогательно его проводили, а главным механиком цеха стал Володя Перминов.
Брынза ушёл в таблетировочное отделение – самый вредный участок цеха, где из порошка формуют таблетки-заготовки. Из этих таблеток на следующих этапах производства прессуют детали.
Балда перевёлся в машинное отделение. Наш цех был укомплектован двумя видами прессов: новые полуавтоматы, каждый из которых имел свою гидравлику и мог работать обособленно, и старые, которые приводились в рабочее состояние при помощи общей гидравлической системы. Давление в системе создавалось и поддерживалось при помощи нескольких насосов, располагавшихся в машинном отделении – помещении, которое было относительно «чистым», с меньшим уровнем вредности. Вот в это отделение Балда и перешёл оператором.
И для нас, и для Коли с его восьмилетним сроком новое назначение было большим преимуществом, которым мы незамедлительно воспользовались: сделали в машинном отделении турник, смастерили и повесили на стену подушку, по которой лупили, как по боксёрскому мешку, оборудовали душ, правда, холодный.
Вскоре и Брынза принял новую должность: его назначили бригадиром – бугром – таблетировочного отделения. Через некоторое время он перетянул туда и меня. Зарплата в таблетировочной была выше, чем на других участках, как, соответственно, и вредность, но ведь я должен был помогать бабушке, пенсия которой в то время составляла всего тридцать рублей.
По молодости лет мы плохо представляли отдалённые последствия вредного воздействия фенолов, да и к запаху уже притерпелись.
Ребята с нашего двора
Саня – симпатичный и общительный парень из очень хорошей семьи – был самым младшим из троих детей. Глава семейства – Порфирий Костоусов – занимал какую-то высокую должность на Верх-Исетском заводе, поэтому проживали они в самом центре Свердловска в большой квартире на проспекте Ленина, дом пять.
В те времена на слуху у жителей города были две молодёжные группировки, сформированные по территориальному признаку и периодически входившие в столкновение друг с другом. Одна из них так и называлась «Ленина,5», другая – «ВИЗовские». Сад Вайнера с самой популярной в городе танцплощадкой, центр города, а также проспект Ленина полностью контролировались группировкой с Ленина,5. Все конфликты, возникающие на данной территории, в основном разруливались ими.
Входили в группу подростки и парни старше восемнадцати. Заправляли всем, естественно, взросляки, а малолетки им подчинялись.
Трудно находиться в воде и не замочиться. Вот и Саня примкнул к дворовой шпане.
Как ни странно, это не помешало ему хорошо окончить школу. Совершенно самостоятельно – безо всякой протекции – Саня по очереди поступал в Юридический, Горный, Политехнический институты, но все их бросал. Причиной послужило следующее: в этом же доме жила начальник Треста Похоронного Обслуживания, у которой имелась дочь Сашкиного примерно возраста, и даме очень хотелось, чтоб дети подружились, а потом, чем чёрт не шутит, и поженились. Голубоглазый красавец, да ещё из хорошей семьи – грех было не попытаться. И вот, чтобы приблизить этот благословенный момент, потенциальная тёща предложила Сашке после окончания десятого класса подхалтурить на одном из кладбищ. Герой её матримониальных мечтаний предложение принял, тем более что в то время рытьё могил было для Сашки чем-то вроде разминки: он вполне профессионально занимался в секции гребли на байдарках.
Непонятно, как могла такая опытная,тёртая жизнью дама проколоться и не суметь предвидеть возможные последствия, но операция по завлечению хорошего мальчика из хорошей семьи в брачные сети с треском провалилась. Водка, деньги, особенно деньги – иногда в размере месячной зарплаты за один только день – сделали своё дело: молодой перспективный парень забил на все институты и полностью разрушил собственную жизнь.
* * *
В какой-то из дней лета шестьдесят четвёртого года один из авторитетных лидеров Визовских по неясной причине оказался во дворе дома на Ленина,5. Завязалась драка, и парня просто забили ногами до смерти. Общим собранием группировки было решено, что преступление берут на себя малолетки. Во-первых, срок им маячил меньший: за такое преступление максимум – десять лет; во-вторых, освободиться они могли после одной трети или половины отбытого наказания, а в-третьих, по молодости и недостатку опыта пацаны просто не понимали, на что подписывались. Взрослым же и срок корячился больший, и отбывать его пришлось бы весь целиком.
Так на зоне оказались Боря Максимовских (Макс) и Гена Кириллов. Причём, Генка, получивший восемь лет, шёл паровозом, хотя во время совершения преступления – по словам Макса – хавал борщ у себя дома на кухне. Восемнадцать им исполнилось уже в процессе следствия.
Постепенно в колонию стали подтягиваться и взросляки с Ленина,5, правда, по другим преступлениям. Самое тяжкое – убийство – они уже сбагрили на малолеток.
* * *
Закрыли и Саню Костоусова. Как это ни странно, но впоследствии он не единожды благодарил судьбу за то, что его посадили: – Иначе бы я спился.
Сашка очень рано остался без матери: она умерла после тяжёлой болезни, а с отцом, который вскоре вновь женился, отношения сложились непростые. Одарённый от природы Саня мог отлично учиться, но мешали бойкость характера и непоседливая натура. В школе он часто проказничал, за что дома получал уроки педагогического мастерства, которые разнообразием не отличались: папа вынимал ремень и охаживал Сашкину задницу по полной программе средней общеобразовательной школы. Но однажды произошёл случай, положивший конец этим воспитательным воздействиям.
В доме у Сашкиного отца было заведено, что по пятницам, после окончания трудовой рабочей недели, к ним в гости приходили начальники разных рангов, а поскольку в то время Хрущёвым были восстановлены Совнархозы, то приходили руководители и этих государственных органов. Гости до утра играли в преферанс, смачивая игру хорошим коньяком.
Вот в одну из таких пятниц, а, точнее, уже под утро субботы Сане приспичило в туалет. Возвращаясь обратно, из-за неплотно прикрытых дверей гостиной он услышал: «А помнишь, как под Бугурусланом мы в разведке ночью нарвались на Ваську Чапаева! Еле ноги унесли… А помнишь…» В мозгу у пионера и будущего комсомольца Александра Костоусова молнией вспыхнуло: «Да они же все – бывшие белогвардейцы! И все они работают сейчас руководителями предприятий – простые работяги в их доме играть в преферанс не собирались – а, значит, руководят нашей страной!»
Это запомнилось и навсегда врезалось в память.
А тут очередной подвиг в школе и, следовательно, очередной вызов отца к директору. Домой папа вернулся мрачнее тучи. Сынуля, компенсируя школьные подвиги, как примерный ученик корпел над домашним заданием, примостившись с краешка круглого обеденного стола. Это не помогло – папа потянулся за ремнём. Саня, не забывавший следить за отцом из-под опущенных ресниц, хорошо знал, что за этим последует, а потому, не доводя дела до крайности, ужиком соскользнул с табуретки и спрятался за стол. Отец с криком «Иди сюда!» и ремнём наперевес бросился было за ним вдогонку, но вдруг резко изменил направление – навстречу сыну. Однако Саня вовремя среагировал и не дал заманить себя в ловушку. Папа и сын начали кружить возле стола.
Тем не менее, Сашка понимал: долго так не набегаешься, всё равно поймает, и, чем дольше будут эти гонки, тем больше достанется его многострадальной заднице. Конечно, сформулировал Саня эту мысль гораздо короче. В голове каруселью крутились только три слова: дальше – будет – хуже – дальше – будет – хуже…
И тут на Сашку снизошло озарение: словно на картинке увидел он полутёмную комнату, освещённый абажуром стол, на котором в беспорядке лежат карты, гостей отца… А помнишь?.. Да, да, он помнит, он хорошо помнит…
– Брось ремень, белогвардеец проклятый! – крикнул отцу пионер и будущий комсомолец Александр Костоусов. Папа замер как вкопанный, ремень выпал из его высоко поднятой руки…
После этого случая пороть Сашку отец перестал, видимо, опасаясь, как бы из него не получился второй Павлик Морозов.
Наш научный потенциал
Вскоре в колонию прибыла ещё одна группа осуждённых. Это были молодые люди, давно окончившие ВУЗы и занимавшиеся научной работой. Юра Сафин проходил стажировку у самого Курчатова, Лёва Петров и Саша Любимов готовились к защите кандидатской.
Летом шестьдесят четвёртого все они были задействованы на приёмных экзаменах в УПИ и помогли с поступлением в вуз нескольким бездарям. Разумеется, не просто так, не за красивые глаза – за бутылку коньяка и ужин в ресторане(!).
Навесили им за это весьма приличные срока, особенно Сашке Любимову, который проходил по делу как организатор и получил восемь (!!!) лет колонии. Видели бы вы этого организатора, улыбчивого, душевного парня…
Сегодня многие задаются вопросом: как победить коррупцию в ВУЗах? Я, конечно, не призываю сажать преподавателей, но поучиться у старшего поколения тому, как нужно соблюдать закон, нашим следственным и судебным органам рекомендую. Хочу отметить, что у ребят имелись солидные связи и достаточно высокопоставленные родственники, но при существовавшей судебной системе это им помочь не смогло.
С появлением в цехе свежих кадров значительно улучшились технологии прессования деталей. Лёва был талантливым химиком, а Саша постепенно наладил систему учёта материалов, основных средств и готовой продукции. Надо отметить, что даже в колонии они продолжали следить за новинками специальной литературы, получали посылки с научными журналами. Саша Любимов и Костя Лбов, бывший работник отдела торговли Свердловского обкома, занялись изучением иностранного языка и поэтому разговаривали между собой только по-английски.
В цехе работало около двухсот человек, и в процессе организации производства были задействованы как вольнонаёмные инженерно-технические работники, так и заключённые. В основном это были назначенные Администрацией бригадиры.
Вскоре бугром стал и я: Брынза отбыл срок и выходил на свободу. К тому времени я уже освоил специальность таблетировщика, разобрался в текущем и периодическом ремонте машин, и в результате сменил Брынзу на его посту.