Инанта Грёза. Путник

– Нат! А может?..

– Не может.

– Почему?

– Потому.

– Я… таких, как ты… Ты, вообще – кто?

– Не знаю. Когда узнаю – скажу.

ВЕНЧИК

1

Полуденная электричка – членистый плоскоглазый гремучий змей – захлопнул свои дверные прорехи, низко взвыл на прощанье и ринулся вперёд.

Они, вместе с необильным приехавшим людом, спустились на оттоптанную тропину в выкошенной траве – вкуснейшее пахло свежим покосом – некоторое время шли вдоль насыпи. Потом тропа взяла влево, слилась с ещё двумя тропками-близнецами и втроём они впали в белую гравийную дорогу, ведущую в посёлок. Люд пошёл по дороге. Они остановились. Им не нужно было в посёлок.

– Ну что же ты? – насмешливо спросила Нат. – Веди.

Венчик в сомненьи покусал губу.

– Всё-таки, надо спросить. Вон мужик косит. Я щас.

Он побежал назад, к худому высокому человеку около железнодорожной насыпи. Человек был гол до пояса, коряв, лыс, рукаст и приделан к косе так ловко, что издали виделся с ней едино-целым – большой танцующий богомол с отвихнутой книзу передней конечностью. Услышав вопрос, он медленно выпрямился, поднял косу, без спеха обыскал глазами Венчика, повернул голову к Нат, отёр ладонью кирпичный затылок, протяжно посмотрел в небо, похоже, испрашивая у Всевышнего добро на ответ, и только потом махнул рукой в противоположную сторону, за насыпь.

Они двинулись вспять по тропе. Поравнявшись с косцом-«богомолом», Нат кивнула ему приветственно-спасибно и кратенько улыбнулась. Он оставался в прежней позе глуповатого медленного вниманья, слишком впрямик, по-деревенски, разглядывал их, проходящих, что-то себе соображал. Они уже поднялись на насыпь, когда их достиг фанерный голос.

– А-о! Ребяты! – «богомол» оставил своё грозное оружие и шагал к ним, широко, с плоскостопной раскачкой, но как-то вязко, не очень уверенно.

– Слуште, ребяты, вы-ы… Чо я хотел… Эта-а… – видимо, ему самому слегка невдомёк было, чего он хотел, он трудно, скрипуче додумывал о том. – Вы, стало быть… ум-м… на Скол собралися?

Вопросец. Будто бы не он только что показывал им туда дорогу.

– Стало быть, – без нежности ответил Венчик.

– Ну-ну, дэ-а… – смутно реагировал косец. – Место, конеш… Оно… поглядеть, чо?.. отдохнуть. Аль вы по делу како?.. я извиняюсь.

– Не-а. Поглядеть, чо?.. отдохнуть, – поддразнил его Венчик.

– Дэ-а… ум-м… вы впервой, небось? Из города, стало быть? А и ктой-то вам насоветовал? Местов везде всяко-разных для отдыхов! Поближе да покрасивше гораздо. А на Сколе-то… Яма – и яма оно.

– Вы, дядечка, местный, видать, – с карамельной дружбой улыбнулась ему Нат. – Сами бывали там? Вниз спускались?

– Ум-м…

– А можно вас спросить? Там что-то есть внизу особенное, да? Необычное. Что-то действующее на людей? Может, заметили?

– Че-во?! – настороженно нагнул голову «богомол», сузил маленькие сырые глазки, – Ты это откудова тако?..

– Говорят.

– А? Говорят?! Врут, кто во что…ухи развешивайте, – древоголос «богомола» вдруг сделался сварлив, резковат, до враждебья резковат. – Ни хрена там нету, не было никогда. Ишь, навздумали! Осо-обенное! Брехать все мастера, языки от шибче помел. А? Об чём… есть там особенное, а то как же, есть… от ежли полезете да на край, да сорвётеся с высоты, по каменьям – от уж будет вам особенное. И чо прутся, чо ездиют, почём зря? Моду взяли. Свербит в жо… Местов других не найдут для бездельев!

Раздраженье «богомола» было вздорно, непонятно. Он что, догнал их для этого? Это ж не его огород, в конце концов. Все имеют право. Взгляд Венчика ядовито утончился. Но Нат повела себя по-женски мудро.

– Ой, дядечка, мы же только посмотрим! Издалека. Мы же и спускаться не будем. Ой, как же вы так о нас!.. Мы же хорошие, воспитанные, разве ж по нам не видно? Что же вы так, дядечка!

Голос её был выстлан нежно-дурачковатым плюшем, мягонькой укоризной, с какой обращаются лишь к карапузных лет детям.

«Богомол» скомкался, захлопал выгоревшими ресницами.

– Да чего, я ж понима… мало ли, осторожность, она… ум-м… место приятное, ступайте, поглядите, ребятки, понравится. Тока… спускаться не надо бы, а? Яма как есть. Обакнавенно…

Он талым взглядом безбородого гнома-переростка обтёк Нат, недоподняв всё же глаза до её глаз, затоптался на месте, оглянулся на свою оставленную косу, нерешительно поскрёб кадыкаскатую шею.

– Может быть и-и проводить бы вас…

Это была совсем уже слякоть.

– От, недосуг, а… да вы… ничего, близко – через насыпь, дорога одна… вдоль карьера, карьер слева оставьте, забор тама из сетки, старый забор, а за забором – карьер… белую глину специальную добывали… да вышла вся, а вам не надо в карьер, вы направо идите. За взгорок… не заблудитесь. Здоровы бывайте. Прощенья… коли что …ум-м… ото, поглядите, дело молодое, резвое, а как же, отчего ж не сходить-то…

Последние слова он, не в силах остановиться, доборматывал им вслед. Они поднялись наверх, смахнули ему оттуда беглое «пока»… и исчезли за насыпью. «Богомол» постоял в раздумье и огорчённо, как-то неприкаянно, побрёл к своей работе.

2

Такого яркого, такого расторопного мая давно не случалось. Он сполна потрудился за себя и за ещё не распечатанный июнь: выгнал в доколенный рост траву, оплодотворил цветеньем, затопил пышным зелёным благом сады и леса, прогрел воду в реках-озёрах. Не позволяя ни великой, ни малой живности лениться и не в полную силу простирать далее род свой.

А причудливый фрагментик планеты, именуемый именем Скол, был бесспорно не худшей частью творящейся поздней весны.

Скол в действительности и был сколом.

Невесть когда, незнаемо отчего он возник. Каким-то суровым планетоутробным катаклизмом необъятный пласт земли обрушился вниз, среди пологих зелёных взгорков и мягких ложбин возникла впадина, протяженьем в несколько километров, уходящая к горизонту. Берега её постепенно размылись и оползли. Буграстое дно поросло клоками беспутного мелколесья.

Она стала походить просто на гигантскую овражную балку. Но ближняя, самая глубокая её часть так и осталась впадиной, провалом, деяньем давних земных стихий. Этот берег не осыпался и не размылся по причине скальных базальтов и известняков, обнажившихся под почвой. Базальты были видны на обрыве берега слоями разных оттенков и разной толщи. На прямом солнце серый камень тускло поблёскивал крапинами кварца. Далеко не всегда, значит, покоились здесь безобидные травянистые холмики. Был срок – возможно, горные утёсы-монстры вздымались к древнему небу. Этот крутой, жёсткий берег и назывался Сколом.

Он был самый восподнятой площадкой окреста, и вид с него открывался замечательный.

Внизу, среди разнокаменных отломков, виднелись группы нестройных деревьев и редкий кустарник. Далее – камней становилось меньше, кустов-деревьев больше; на всём остальном продолженьи впадины царила густая, зелёно-бурая неразбериха.

Вздорно красив был этот застывший изъян ландшафта, красив нарочитым несовершенством, перечащим плавно-пологой логике окрестной равнины.

– Ну как? – довольный, спросил Венчик.

Нат молча, с напряженьем всматривалась вниз-вдаль с обрыва.

– Производит?