Месть привата

От этих слов у Жака на лице появилась счастливая улыбка. Казалось, вот-вот и он воспарит в облака. Хозяин ресторана согнулся в полупоклоне и, неслышно ступая, удалился.

– Робер, сколько узлов нам удалось сегодня выжать?

– Двенадцать, мой дорогой тесть, и это при том, что ветер особо не баловал!

– Весьма неплохо! И все-таки… разрезные паруса. Что мы выигрываем, установив их?

– Сразу видно, что вы не корсар, месье. Иной раз у меня к конце рейда оставалось под рукой лишь человек десять из всего экипажа. Остальные матросы уходили на призах. И вот что я вам скажу. Этим оставшимся сильно доставалось. Сам по себе труд по установке парусов довольно тяжкое занятие, я не говорю уже о взятии рифов, когда парусина намокла и приобрела от влаги дополнительный вес. Ее ведь еще нужно подтянуть, прежде чем подвязать. Вот почему у матросов зачастую обломаны ногти да и грыжа не такая уж редкость. С разрезными парусами управляться гораздо легче хотя бы потому, что каждый из них весит в два раза меньше, чем один цельный, да и у капитана в выжимании ветра маневра побольше. Вместо того, чтобы взять рифы, к примеру, достаточно убрать верхние марсели и брамсели.

– Все так, – вздохнул месье Мезоннев, – только как-то непривычно. Не каждый капитан согласится с такими парусами управляться.

– Что значит не согласится? Пусть учится или ищет другого хозяина. Вот Потье быстро увидел выгоду и неплохо справился на ходовых.

– Решил ему доверить «Призрак»?

– Кому же еще?

– Может быть, самому захотелось тряхнуть стариной?

– Дорогой тесть, – насупил брови Сюркуф, – не наступайте на любимый мозоль! Вы ведь знаете, что Мари меня ни за что не отпустит. Я ей было намекнул, так она сразу в позу: или со мной, или никуда! Так о чем мы говорили?

– О Потье.

– Капитан опытный. Хитер, как лис. Надежен, смел, своего не упустит да и рисковать зря не станет. Сколько призов он на «Амалии» захватил?

– Десять.

– Вот. Это в Бискайском заливе. Пора ему в Индийский океан наведаться. Для этого корвет и строили. Шестнадцать бортовых девятифунтовых пушек и две погонные.

– Может быть, увеличить калибр, скажем, до двенадцати?

– Это ни к чему! Лишний вес на палубе только уменьшит устойчивость корвета. Потом много возни с переоснащением, а в результате выяснится, что лишились главного преимущества «Призрака» – скорости и маневренности! Девять фунтов вполне достаточный калибр, чтобы разрушить такелаж любого судна.

– Вижу, неравнодушен ты к «Призраку»!

– Еще бы! Столько ночей провел за чертежами! Даже Мари ревновать стала.

– Женщины они все такие, мой друг, – понимающе улыбнулся месье Мезоннев. – Они ни с кем и ни с чем не хотят нас делить. Давай же подымем бокалы за наших сердечных дам!

Опустошив бутылку, капитан Сюркуф и его тесть расплатились за угощение и не торопясь направились вверх по улице. Встречные приветствовали их, они отвечали: месье Мезоннев приподнимал шляпу, Робер улыбкой, демонстрируя свои белые зубы.

– Робер, – произнес месье Мезоннев, – я хочу опять наступить на твою любимую мозоль. Вижу, с какой тоской ты порой смотришь на море и какое удовольствие тебе сегодня доставило командование «Призраком».

Месье Мезоннев остановился и внимательно посмотрел на своего зятя. Тот, заложив руки за спину, сердито хмурил лоб, тогда как в его синих глазах светился огонь борения духа.

– Николас уже подрос, – продолжил тесть. – Если Мари захочет вместе с тобой выйти в море, мы возражать не будем… Ой, отпусти меня!

Сюркуф в порыве чувств схватил месье Мезоннева в охапку и приподнял над мостовой.

– Да поставь ты меня на ноги, медведь несчастный! – отталкивался от груди зятя сжатыми кулаками тесть. – Что народ может подумать?

– А что тут думать?! – воскликнул Робер, опуская на брусчатку месье Мезоннева. – То, что я люблю своего тестя и тещу! И скоро покину сей уютный город на славном корвете «Призрак». Давайте, месье, лучше поторапливаться! Мне еще нужно обрадовать хорошей новостью супругу.

Едва они очутились на пороге дома, как Сюркуф быстрыми шагами пересек холл и, крича "Мари! Мари!", стрелою вознесся по лестнице на второй этаж. Там он заглянул во все комнаты, но супруги нигде не было. Немного озадаченный, Робер спустился в холл. Это было довольно обширное помещение с камином, креслами около него и диваном у стены. Большие напольные часы монотонно отбивали ритм времени.

Около лестницы стояла слегка встревоженная мадам Мезоннев в чепчике. Моложавая женщина с большими серыми газами держала трехлетнего внука за руку.

– Что случилась, Робер? – укоризненно посмотрела она на Сюркуфа. – Я думала, пожар. Зачем так кричать? Николаса напугаешь.

– Извиняюсь, мадам. Вы не видели Мари?

– Зачем тебе Мари?

– Я ему рассказал, дорогая, о нашем с тобой решении, – улыбнулся месье Мезоннев, беря супругу за руку. – Он просто хочет обрадовать Мари.

– Ах, это! Мари пошла на рынок фрукты для Николаса выбрать, но что-то запаздывает.

Мадам взглянула на часы, и на ее лице, сохранившем еще признаки былой красоты, отразилось легкое недоумение:

– Странно, что же ее так долго нет?!

– Когда она ушла, мадам? – поинтересовался Робер, с удивлением прислушиваясь к охватывающему его чувству неясной тревоги.

– Ушла… сразу после завтрака. Ой, ужас! Уже без четверти пять! С ней, наверное, что-то случилось! Я этого не переживу! – мадам схватилась за сердце и села на диван.

– Не стоит так драматизировать, дорогая, – месье Мезоннев опустился с ней рядом. – Может быть, по дороге к Бланшам зашла да заболталась с мадмуазель Бланш. Та как раз к свадьбе готовится.

– Дай бог, дай бог! – прошептала мадам. – Но у меня так тревожно на душе, Анри.

– Она пошла одна? –спросили Сюркуф.

– Нет, с Аделью.

– Адель вернулась?

– Я ее не видела…

– Странно все это! – буркнул себе под нос Робер и принялся в задумчивости ходить взад-вперед по холлу, заложив руки за спину.

Пятнадцать шагов от камина, пятнадцать шагов до входной двери… Он делал это по давней привычке обдумывать на ходу, когда он был на стесненном пространстве шканцев брига. Приняв решение, Сюркуф остановился:

– Я на рынок.

– Я с тобой! – вскочил с дивана месье Мезоннев.

– Нет. Вы оставайтесь дома, – договорить Робер не успел.

Входная дверь распахнулась и на пороге возникла щуплая фигура служанки. Лицо у нее было запачканное, глаза красные, опухшие. Губы беззвучно подрагивали. Платье на плече было порвано, и девушка одной рукой зажимала разрыв.